Это неестественно.
Эти бледные расфокусированные глаза, маленькие ноги, бредущие по дороге в медленном постоянном темпе, жесткое учащенное дыхание, грязная одежда, прилипшая к коже, руки в синяках и кровоподтеках – воистину жалкое зрелище. Еще и воняющее.
Хико откашлялся.
Мальчик притормозил, как олень, неожиданно выскочивший на поле, его глаза прояснились и сосредоточились на нем.
– Здесь мы остановимся на ночь, – сообщил Хико мальчику.
Мальчик посмотрел с надеждой.
– Я начну разводить огонь, а ты оставь вещи здесь и иди на берег помойся. Ты воняешь.
Медленно, почти неохотно мальчик уронил одеяло на ноги. Затем недоверчиво посмотрел на Хико, но после небольшого колебания повернулся и пошел с береговой линии.
Хико покачал головой. Что это было? Ну, как бы то ни было, сейчас надо оставить его в покое.
В первую очередь, он проголодался, так что нужно разжечь костер и сварить рис. Хико с удовлетворением отметил, что в лесу, окружающем лагерь, достаточно сухих веток для костра. Также нужно вскипятить воду для очистки покалеченных рук мальчика. Не хватало только потерять палец или два из-за воспаления и инфицирования ран. Это немедленно покончит с его планами на нового ученика. В конце концов, здоровые руки – главный инструмент мечника, пальцы необходимы для балансировки меча.
Правда, это можно было компенсировать, но было бы совершенно бессмысленно начинать обучение мальчика, который был покалечен еще в детстве.
Хико нахмурился и осмотрелся, ища сухие ветки. Нет ничего легче, чем нарубить их стремительными ударами Зимней Луны. Когда-то он счел бы неслыханной ересью использовать меч для черной домашней работы, но теперь он проглотил свою гордость из соображений практичности.
Что касается мальчика, Хико не мог решить, сколько ему на самом деле лет – он был так мал. Ходили слухи, что иностранцы взрослеют по-разному, возможно, это могло что-то объяснить. В любом случае, мальчик никак не младше пяти и не старше десяти, рассуждал Хико. Слишком большой разброс возможностей.
Для его целей оба конца шкалы не подходят, сказать по правде. Пять слишком рано для обучения с мечом должным образом, так как постоянно растущие конечности не могли обеспечить уверенного управления оружием. Кроме того, необходимо какое-нибудь базовое образование, вдруг подумал Хико с некоторым страхом.
Конечно, он не настолько молод, нет, не может быть.
Обучение кого-то читать и писать явно не входило в планы Хико, но, с другой стороны, чем старше будет малыш, тем ближе он станет к мечнику, неспособному связать двух слов. Чем больше Хико думал об этом, тем сильнее ужасался всем проблемам, связанным с воспитанием детей.
Похоже, это будет сложнее, чем он предполагал… В конце концов, что он знал о детях, кроме собственного детства? Ничего. Был ли его выбор правильным? Может, стоит проводить ребенка до ближайшей деревни и, убедившись в том, что беспризорник пристроен, продолжить свой путь и жить так, как привык. Нет. Все приходит в свое время, и я решу все проблемы. Он стиснул зубы. Хико Сейджуро 13-й не имеет привычки сомневаться в себе, большое спасибо, и не собирается начинать.
К тому же, воспитывать ребенка – ученика мечника или нет – не должно быть трудно. Женщины все время это делают.
С охапкой почти сухой древесины он вернулся к месту лагеря. Мальчик еще не вернулся. Что могло его задержать так надолго? Размышляя, он высекал искры над веточками. Когда он был молод, он ненавидел купание на открытых водоемах. А вода в озере, должно быть, ледяная. Его бы ничто не заставило задержаться. Нет. Его мастер достаточно часто швырял его в холодную воду, чтобы «остудить норов».
Не стоит говорить, что Хико не привлекала холодная вода.
Огонь неплохо разгорелся и, похоже, за ним не нужно особо следить. Так что он положил остальные собранные им ветки поближе к костру, чтобы они попросохли. Влажные веточки немного дымили, ну да ладно. Небольшой запах дыма от одежды – невелика цена, зато перебьет вонь свежего кладбища.
Хммм. Что еще? А, немного воды, чтобы сварить рис. Хико кивнул и встал. Одновременно можно проверить, как там мальчик. Из небольшого узла, в котором он носил свои припасы под плащом, Хико извлек походный чайник. Захватив его, он направился к озеру.
Когда человек-дух велел ему оставить свои вещи, мальчик почувствовал тень сомнения. Большая часть его пожитков в одеяле была необходима, но вовсе не незаменима. Единственное исключение – его волчок. Так что, положив постель, он просунул руку между складками и схватил деревянную игрушку.
Он был совершенно уверен, что человек-дух не видел этого.
Со своей драгоценной игрушкой в руках мальчик спустился по тропинке к озеру, на которое человек-дух указал ему. Тропа была немного скользкой, а его распухшие и уставшие ноги не совсем устойчивыми, так что путь занял некоторое время.
Луна светила на воду. Как красиво. И тихо. От него не ускользнуло то, что он видел это озеро раньше. Это то, на котором караван остановился на ночевку, а на этом берегу Касуми попросила его стать ее вторым сыном. Здесь она стала его второй матерью.
Стало трудно дышать, как будто что-то застряло в горле. Это не имеет никакого смысла, но почему так больно? Это ведь всего лишь озеро.
Пошатываясь, мальчик подошел к воде, выскользнул из одежды и начал мыться. Вода была ледяной. Это напомнило ему о доме. Там, в горах, вода тоже часто была такой же. Он сглотнул и изо всех сил попытался сдержать слезы. Если он начнет плакать, то никогда не остановится и ничего не сделает.
К тому же, это с Касуми ему можно было быть маленьким ребенком. А она теперь мертва.
Он опустился на колени и зачерпнул немного мелкого песка, чтобы помыться. Он действительно не заметил, что его кожа стала грязной, пока он копался на кладбище. Руки запульсировали от боли, когда песок попал в открытые раны. Но ему не хотелось оставаться грязным. Касуми и мама как бы ругали его за это.
И почему-то боль от очищения кожи уменьшила ощущение удушья. Он оставался в воде, пока не почувствовал онемение во всем теле, и кожа на руках и ногах не стала морщинистой и мягкой. Он чувствовал себя чистым. Хорошее ощущение.
Его одежда воняла на берегу. Сама мысль надеть ее была ужасной.
Так что мальчик взял рубашку и начал тереть ее песком. Было темно, так что ему не было видно, отстирываются ли пятна с одежды. Эту рубашку и подходящие к ней хакама дала ему мама в прошлом году. Она сама их сшила. «Это для ваших игр в самураев, Шинта-чан» - ее смеющийся голос прозвучал в его памяти, сопровождаемый ее губами, растянувшимися в улыбке и мягкими любящими глазами. Остальное ее лицо было размытым, и, несмотря на то, что он пытался сосредоточиться на нем, чтобы восполнить детали, ничего не вышло. Какого цвета были ее глаза? Темно-серыми? Это было так давно, но я конечно должен помнить это…
Он икнул, и почти подавляющая боль вернулась. Нет, лучше не думать.
В любом случае, рубашка была первой новой частью одежды, которой он когда-либо владел. Она была зеленой, в этом он был уверен, и так гордился, что она у него была. Она была сшита специально для него, не что остальные, из которых выросли его старшие братья.
Он любил эту рубашку.
– Зеленый цвет так красиво оттеняет твои красные волосы, мое дорогое дитя. Я попытаюсь достать еще ткани такого оттенка на будущий год, – продолжал шептать слегка смеющийся голос матери. Мальчик всхлипнул и продолжал тереть. Болезнь пришла прежде, чем она смогла осуществить задумку. Сейчас рубашка была какого-то грязного темного цвета, и никому и в голову не придет, что когда-то она была зеленой.
Почему-то это подходило мальчику куда лучше. Он тоже стал другим. Никто из деревни не признал бы его сейчас.
– Изменение – это нормально? – задал он вопрос другу-духу. Измениться – но Касуми просила его никогда не меняться. Широко раскрытыми глазами он безучастно смотрел вперед, и его затрясло от отчаяния. Она будет так разочарована в нем. Он уже нарушил ее пожелание, пусть и ненамеренно…
