После Тониных слов я несколько дней не рыхлила свое лимонное дерево на лоджии. Оно обиделось и сбросило листья. Я стала зажмуриваться в трамвае, чтобы ничего не сочинять. А Тоня заметила, что я убрала в комод всех кукол, и назвала меня слабачкой.

Тогда я решила заболеть, и сразу воспалением легких. Меня положили в больницу. Первые дни мама сидела на стуле рядом с моей кроватью, пока медсестры не выпроваживали ее в ночь. Вообще-то можно было и не сидеть, потому что я вполне прилично себя чувствовала, но маме так было легче.

А Тоня вдруг передала мне в больницу открытку с кучей разных пожеланий, хороших пожеланий. И ужасно смешную книжку про Ба-баку Косточкину. Я так хохотала, что меня сначала ругали медсестры, а потом я им дала эту книжку почитать. Они тоже всю ночную смену хохотали. И в ту ночь, кстати, не поступило ни одного тяжелого больного.

Я вышла из больницы немного зеленая, с полными карманами воздушных шаров. Не надутых, естественно. И мы с Тоней два дня их надували – мне надо было разрабатывать легкие, а Тоня дула за компанию. В моей комнате было не протолкнуться. А когда я порозовела и пошла в школу, Тоня не пригласила меня на свой день рождения.

Когда тетя Оля сообщила маме, что один знакомый позвал ее замуж, я очень удивилась. Во-первых, выходить замуж за знакомого – это глупо, замуж выходят за любимого человека. Регина тоже так считает. И вообще замуж не зовут, а просят. Цветы, кольцо и все такое. Я, конечно, не особенно рассчитывала выйти замуж со своим носом, но никто никогда не запретит мне мечтать. Во-вторых, видела я этого знакомого – маленький, лысенький и в мятом костюме. Хотя, если я мечтаю, он, наверное, тоже имеет право мечтать. Но, в-третьих, я очень обрадовалась, потому что этот мятый знакомый живет на другом конце города, как раз в таком районе, где чистый воздух. Теперь у Тони появится прекрасная возможность дышать им на другой территории.

Мама с тетей Олей сидели у нас на кухне, пили кофе с пирожными и болтали. Тоня по-хозяйски расположилась в моей комнате с книжкой, а я крутилась возле мамы, чтобы не пропустить важную информацию. Для прикрытия мыла посуд у, вытирала пыль на подоконнике, рыхлила цветы.

– Женя, перестань слушать взрослые разговоры! – выпроваживала меня мама.

Вот, всегда так: чистые тарелки она не увидела. Но настроение все равно улучшилось. Когда я вошла в комнату, вид Тони, развалившейся на кровати, меня практически не разозлил. Мысленно я уже запаковывала ее пижаму, зубную щетку, зарядку для телефона, кроссовки, свитер и лаки для ногтей в большую коробку, чтобы выставить за порог и вздохнуть в своем доме полной грудью. «Не ровен час, сама астму наживу», – подумала я и села на подоконник.

– Что, Игнатия Борисовича обсуждают? – спросила Тоня, не отрываясь от книжки.

– Кого? – переспросила я.

– Ну, Олиного жениха.

– Его зовут Игнатий Борисович? – Я улыбнулась.

– Да, а что? – Тут Тоня подняла глаза, и я приготовилась к очередному унижению.

– Ничего, просто я не знала, как его зовут.

– Теперь знаешь. И будь добра, не хихикай.

– Я не хихикала.

– Представляю, как примитивного человека может развеселить редкое имя или название населенного пункта.

– Я не примитивный человек.

– А я не сказала, что ты примитивный. Я сказала «не хихикай».

– Но я и не хихикала! – Мой голос сорвался на писк.

– Не мешай мне читать.

Я спрыгнула с подоконника и выбежала из комнаты.

Мое приподнятое настроение моментально улетучилось. Тоне хватило двух минут. Хорошо, что у тети Оли был редкий выходной, и они вскоре ушли. Пока без коробки с вещами.

– Папа, а ты бы хотел, чтобы тебя звали Игнатий Борисович?

Папа отвлекся от намыливания тарелки и посмотрел на меня с недоумением:

– Не совсем понял вопрос, Женя.

– Ладно, неважно.

– Нет, разъясни. – Папа аккуратно расставлял тарелки в сушилке.

Ему нравилось мыть посуду. Мыл и приговаривал: «Очевидно, я чудак и всегда им буду: обожаю вечерком перемыть посуду. Слева в кране – кипяток. Справа кран холодный. Руки заняты, зато голова свободна».

Это не папа сочинил. Это из моей детской книжки. И папа не присваивает ни строчки. Он цитирует и всегда называет автора: Григорий Кружков. Хотя мы с мамой прекрасно об этом знаем, но папе важно назвать «из уважения к поэту».

Я так и не разъяснила, почему спросила про Игнатия Борисовича. Глупый был вопрос.

Вечером мне позвонила Регина:

– Слушай, я тут кое-что почитала про вампиров.

– Только не предлагай мне наесться чеснока и подышать на нее.

– Эти методы давно устарели. Тем более что речь идет об энергетических вампирах.

– Ну?

– Самое первое, что ты можешь попробовать, это представить себя в стакане. Ты окружена стеклянным куполом, который не пропускает ничего плохого. Сиди себе там, а она будет снаружи биться, как муха. Вот и все, – радостно сообщила Регина. Наверняка почерпнула информацию из интернета.

– Что-то сомневаюсь насчет стакана. Скорее я сама буду там биться, как муха.

– Нечего сомневаться, надо пробовать. Вообще давно известно, жертвой является тот, кто чувствует себя ею. Ты не чувствуй, и все.

– Как у тебя все просто. Может, подскажешь, где у меня кнопка, на которую нажать и отключить чувства?

– Это у тебя все сложно. Не хочешь экспериментировать со стаканом, сиди плачь в уголке. – Голос у нее стал недовольным.

Видимо, я должна была поблагодарить Регину за старания, а не сомневаться.

Хорошо еще, что Тоня учится в другой школе. Правда, мне очень интересно, что у нее за класс, с кем она дружит. Она никогда ничего не рассказывает про школу. Тетя Оля однажды проговорилась, что они с Тоней обсуждали возможность домашнего обучения – изучать все предметы самостоятельно, а потом сдавать экзамены. Я подумала, что Тоне плохо в школе. Наверное, ее ненавидят в классе, иначе зачем ей сидеть дома? Но мама высказала более правдоподобную версию:

– Это здоровье. Просто с Тониной астмой приходится жить осторожно.

Но я все равно рисовала в своем воображении картины Тониных суровых школьных будней. Должен же быть хотя бы один человек, который поставил бы ее на место.

Весь вечер я слонялась из угла в угол и ничем не могла заняться. Мама вышивала, то и дело прихлебывая имбирный чай. И как она пьет такую жгучесть? Я не люблю, когда чай злой, поэтому пью с молоком и кладу три ложки сахара; чайных, конечно. Еще я не люблю грейпфрут и ананас. Только манго, арбуз и груши. А вот Тоня ест грейпфруты чуть ли не с кожурой.

И вдруг в мою голову пришла гениальная мысль, как вернуть себе хорошее настроение. Я побежала в прихожую, встала на табуретку и достала с антресолей коробку с новыми зимними сапогами. Сапоги отправила обратно, а коробку принесла в свою комнату. Надо собрать Тонины вещи прямо сейчас! А зачем откладывать? Имею я право освободить пространство в своей комнате? Если что, скажу, что делаю генеральную уборку.

Вот ее толстая книжка «Мифы мира» стоит на моей полке. Зачем ей мифы мира? Все есть в интернете. Я открыла книжку, полистала без интереса, понюхала глянцевые страницы и вдруг в самой середине обнаружила сложенный пополам тетрадный листок, исписанный размашистым Тониным почерком. Несколько секунд я смотрела на находку, а потом вытащила листок, развернула и прочитала.

Это было настоящее бумажное письмо. Такие никто уже не пишет. Но Тоня всегда идет против течения, ничего удивительного.

Мне и в голову не пришло, что читать чужие письма подло, то есть я это понимаю, конечно, но вовремя не вспомнила. А потом стало страшно от мысли, что теперь я знаю то, чем Тоня никогда в жизни со мной бы не поделилась. Не каждый день в мои руки попадают чужие тайны, и, наверное, мне следовало разволноваться и озадачиться, что с этим делать. А я подумала только, что теперь могу ударить Тоню очень больно. После этой мысли я разволновалась, как и положено, потому что обычно никого не бью. Ни словами, ни кулаками.