Стоило мне взять их в руки, Тоня обязательно комментировала:

– Да, у некоторых людей мозг устроен так, что способен переваривать только комиксы.

– Мозг не может ничего переваривать, это не желудок, – возражала я срывающимся голосом.

– Вот, ты даже иносказание не в состоянии понять, – вздыхала Тоня.

Между прочим, комиксы – это совсем не для дураков. Это вид искусства. Рассказать историю в картинках, чтобы получилось по-настоящему интересно, та еще задача. Я читала, что первые картинки с текстом появились в Древнем Египте и в Древнем Китае, вроде бы в четырнадцатом веке. Конечно, только в двадцатом комикс стал комиксом. А сколько у него возможностей, сколько секретов, это ведь и литература, и графика. Мне нравится слово «графика». В ход идет все: цвет, шрифт, размер шрифта, даже интервалы между буквами имеют значение. Про комиксы пишут диссертации ученые. Если бы Тоня оказалась в Японии, она бы мигом поняла ценность комиксов. Все это я отлично сформулировала в голове, а вот сказать так, чтобы Тоня перестала высмеивать мое увлечение, не получалось. Я только бормотала что-то невнятное про черепашек-ниндзя. А ведь как прекрасна Хильда и «Звездный замок»!

Даже когда Тоня отправлялась домой, я не могла дышать полной грудью, потому что мое пространство постепенно заполнялось ее вещами. Они попадались на глаза и напоминали о горькой доле объекта Тониных насмешек. На полке в моем шкафу лежала Тонина пижама, в стаканчике для зубных щеток стояла Тонина зубная щетка. Тонины заколки, тетрадки, игрушки – все это хранилось у нас до следующего ее визита.

Скоро я начала засыпать и просыпаться с мыслью, что мне необходимо обнаружить у Тони слабое место. Оно есть у каждого человека. В конце концов я могла просто вынудить ее отказаться от нас добровольно, стоило только побольней ударить.

– Скажи ей в лицо, что она гадина. Обидится и будет дома сидеть, – советовала Регина. – Ты не думай, что я со зла, просто надо ведь ее на место поставить.

– Не оправдывайся. Видишь, ты с ней еще не знакома, а уже оправдываешься, боишься ее.

– А ты не боишься? – обиделась Регина.

– Не знаю. Когда она рядом, я теряю волю. У Регины округлились глаза:

– Слушай, а она ведь вампир. Энергетический. Точно! Она зомбирует людей. Поэтому перед ней все по струнке ходят.

Лицо у Регины было такое, как будто она совершила грандиозное открытие. Мне стало не по себе. А вдруг – правда?

Я попыталась аккуратно изложить Регинину версию маме.

– Перестань, Женя, не хочу даже слушать этот бред. Как только человек пасует перед трудностями или встречает препятствие на пути, сразу начинаются версии про энергетических вампиров, третий глаз и т. п. Выстраивать отношения с людьми порой трудно. Мы только и делаем, что чего-то ждем друг от друга, а когда не оправдываются ожидания, злимся. Еще раз тебе говорю: займись делом. У тебя по английскому две тройки подряд, а ты обсуждаешь Тоню. Тоня подлавливает тебя на дяде Феде, а ты попробуй тоже подловить ее. Заткни за пояс эрудицией. Не знаю, поможет ли, но как вариант.

Мамин план заткнуть за пояс Тоню был хорош, но для его осуществления потребовалось бы слишком много времени. Эрудицию за неделю не отрастишь. Однажды я попыталась огорошить Тоню знанием столиц африканских государств, целый вечер зубрила политическую карту. Тоня сначала растерялась, когда за ужином я заявила, что хотела бы побывать в Додоне. Папа с мамой тоже растерялись.

– В каком Додоне? – переспросил папа.

– В столице Танзании. – Я постаралась, чтобы голос мой звучал максимально непринужденно.

– Странное какое-то название столицы, – сказала Тоня, ковыряя котлету. – Мне очень напоминает одного пушкинского героя.

– Молодец, Тоня! – похвалила мама. – «Золотой петушок»!

– Тетя Маша, вы так восхищаетесь тем, что я знаю сказку Пушкина? – засмеялась Тоня. – Мне, слава богу, не пять лет.

– Просто имена персонажей порой путаются, забываются, – смутилась мама.

– Ну не Пушкин же! – Тоня отодвинула тарелку.

– Вообще-то столица Танзании – Додома, – сказал папа, который не поленился сбегать в комнату за географическим справочником.

– Ну конечно, я сразу поняла, что Женя, как всегда, напутала.

– Почему «как всегда»? – пробормотала я, уткнувшись в тарелку.

– К чему ты вообще вспомнила про эту Додому? Ведь на самом деле ты не мечтаешь там побывать, иначе выучила бы правильное название.

Я сунула в рот помидор и принялась жевать так яростно, что прикусила язык. И помидорный сок смешался у меня во рту с капелькой крови.

Да, Тоня не знала столицу Танзании. Это все поняли, но дурой снова выглядела я.

Папа увлеченно листал справочник:

– Кстати, вот не знал, что столица Буркина-Фасо – Уагадугу, а вот столицу Египта, конечно, знают все…

– Каир! – Тоня перебила папу. – Это на самом деле знают все, а насчет Буркина-Фасо не расстраивайтесь, Алексей Михайлович. Я тоже не знала. Но вы мне сейчас подкинули идею, как тренировать память. Хорошая память мне очень нужна. Буду запоминать столицы африканских государств. Смотрите, а Жене скучно.

Со мной что-то не так. Во мне нет «живого любопытства». Так сказал однажды папа, когда мы всей семьей поехали в Прагу и я отказалась идти в музей Альфонса Мухи. Я помню мамино выражение лица: удивление и растерянность. Она не заставляла, не настаивала, просто пыталась понять, как можно целый день сидеть в гостинице, если вокруг старинные замки, мощенные булыжником улочки, богемское стекло и Муха. Мне было стыдно, но больше всего хотелось, чтобы родители ушли, а я осталась в номере и смотрела «Гравити Фолз» в телефоне.

– Женя, понимаешь, какая штука, – грустно сказал тогда папа. – У тебя есть загранпаспорт, в котором уже мало свободных страниц. Ты смотришь мир, но как-то некачественно смотришь. Подушки и занавески во всех гостиницах одинаковые. Впитывай, пожалуйста, настоящее: культуру, искусство, простую жизнь аборигенов – это важно, это тоже твой багаж.

Вот уж Тоня обошла бы все музеи. Я очень боялась, что родители станут и ее брать в поездки, но пока не складывалось. А я имею право сидеть в гостинице, если хочу. Куда эти музеи денутся? Вырасту и схожу, может быть.

В первую нашу встречу Тоня показалась мне расчудесной. Она рассказала кучу смешных историй и даже подарила мне браслет. Да, сняла с руки и подарила. Самый красивый, с подвеской-птичкой и голубой бусиной. Я все время теребила эту гладкую бусину с прозрачной сердцевиной и приписывала ей что-то магическое. Сама не знаю почему.

Помню, как мы ездили с тетей Олей выбирать купальники. Я выбрала бирюзовый, с воланом на трусах, а Тоня – в цветочек. А потом в бассейне она вдруг сказала, что минуту назад видела одну старушку точно в таком же купальнике, как у меня. Причем сказала в тот момент, когда рядом было много народу. И на меня обернулась одна девица. С этого момента все покатилось.

Тоня играла со мной, как кошка с мышкой, пока я окончательно не выдохлась и не превратилась в ежа. Но ей и ежи нипочем.

Раньше я любила раскрашивать футболки специальными красками по маминым трафаретам. Любила выращивать деревья из косточек. Любила рассматривать лица пассажиров в трамвае и сочинять разные истории. Конечно, я их никому не рассказывала и не записывала, хранила в своей голове. Любила засушивать кленовые листья в папиных медицинских книжках и маминых словарях – у нас почти все толстые книжки в доме набиты листьями. Любила шить платья на кукол. Да, это вообще кошмар – шить на кукол в тринадцать лет. Но я ведь никого не заставляю так позориться.

– Из какой ерунды состоит твоя жизнь! Живешь, как кабачок: торчишь в интернете, листья собираешь. И что? Таких, как ты, миллионы.

Мне сразу представилась бесцветная масса людей, которые нужны только для того, чтобы оттенять других. А эти другие – сильные и яркие – соревнуются между собой. Меня никто даже не допустит до участия в соревнованиях. Почему жизнь обыкновенного человека ничего не стоит? Ведь никто не знает, какой она будет через десять, через двадцать лет. Вдруг я что-нибудь изобрету или покорю? Когда тебя постоянно сравнивают с кабачком, как будто перечеркивают будущее. Мама говорит, что всегда есть выбор: обижаться или нет, принимать чужое мнение или оставаться верной себе. Но получается, что это чужое мнение поддерживают остальные, иногда сами того не замечая. А я одна против всех.