– Не, не похожа. Эльфка она, сбеглая. А эльфы не юродствуют.

– Да несу я! Несу я воду!

– Может и эльфка, только определить-то как? Это эльфы своих нутром чуют, а нам как?

Спорщики отошли в сторону, и стало слышно обрывок другого разговора. Эти собеседники не пытались прятаться и не боялись никого обидеть своими словами.

– Атаман, нам тоже жаль ребят, но ты поступил правильно. Разве встреча с Катей не подтверждение? Разве это не одобрение богов?

– А может, наоборот? Кто знает, что боги хотели увидеть…

– Не винись, атаман. Мы все пришли сюда за большими деньгами, остальное без надобности. А Кархи ещё до прошлой войны странный был. И остальные, кто с ним ушел, того же толка.

– Да, Ратира, Кархи только старика и слушался, а как дед первым от мора помер, так и ополчился. Кто его знает, чем ему эльфы так нагадили, а нам девок выкупать нужно.

– Ну куда! Не видишь, что там картоха, потопчешь!

– Боги на нас не погневаются, атаман. Ты уж сколько себя мучишь, но хватит. Юродивой повинись, если так уж жжёт, но руки опускать не смей!

– Не, девочка и так запугана, что тени боится. Зачем ещё пугать тем, что мы Кархи из-под контроля выпустили.

– Как знаешь, атаман, как знаешь…

Остаток разговора командиров Кате, мгновенно замёрзшей, услышать не довелось, его заглушил спор вернувшихся шептунов.

– Да не бывает людей с такими волосами! Я скольких повидал, когда к купцу нанимался. И не видел ни одного такого человека. Эльфка это!

– Ну как ты хочешь это проверить? Ну одели девочку в эльфийское платье, ну и с волосами, поди, что-то сделали. Да человек это. Ну, пошли прямо спросишь!

– Да нет, нет! Чтобы я такое у неё спросил. Да лучше провалиться, чем юродивую обидеть. Это же, это же… да ну вас, но эльфка это!

Сердитое бурчание начало удаляться, а оставшиеся разбойники дружно захихикали. Шум обжитого лагеря странным образом умиротворял, а обыденные разговоры добавляли уверенности, что здесь безопасно, что бояться нечего.

– Девушка, – говоривший подошел тихо, и его оклик стал неожиданным. – Говорят, тебя Катей звать? – любопытный мальчик заглядывал в глаза, присев рядом. – Идём вечерять, сейчас кашу раскладывать дядька будет.

– А руки вымыть? – растерявшись, невпопад спросила Катя.

– Зачем? Ну, пошли до ручья, там и помоешь, ели хочется, – удивился парнишка и протянул руки, чтобы помочь встать.

Мальчик изрядно робел, но отчаянно пытался не показать этого. Он старательно приосанивался и пытался казаться взрослым, но только заметней было, что ему лет двенадцать, вряд ли больше. Смотрелось забавно. А остальные провожали девушку взглядами, на мгновения благоговейно замолкая. Но Катя вряд ли бы решилась объяснить, как на неё смотрели: с надеждой, ожиданием, восхищением? Тем более ей стало не до этого, когда внезапно она обнаружила утоптанный подход к воде.

– Вот. Я тут подожду, покараулю. Никто тебя не побеспокоит. – Мальчик демонстративно повернулся спиной к ней и изготовился охранять. – Только не задерживайся, а то всю кашу скушают! – добавил он, не выдержав.

– Хорошо, не волнуйся, – не выдержав нелепости ситуации, засмеялась Катя.

Минутой позже она, наконец-то, опустила руки в воду и плеснула прохладой на лицо. Девушка с удовольствием смывала пыль и грязь с ладоней и лица, пила прямо из горсти. И ей стало легче, но вместе с тем на неё навалилась усталость и ноги стали ватными.

– Ну, ты скоро? – мальчик беспокойно обернулся. – Каша же!

– Идём, – она улыбнулась и сама удивилась своей легкости этой улыбки. – Только помоги, падаю.

– Да, да, только поспешим, покушать уж больно хочется. А то сегодня дядька мой дежурит, а он может… Ну, коль опоздаем, так и каши не достанется!

Мальчик тянул её вперёд, не замолкая ни на секунду, через лагерь. И действительно – многие уже достали миски и ложки и подтягивались поближе к котелкам. Да и до Кати сейчас дошел запах еды, напоминающий о голоде.

– Катя, – перехватил их атаман. – Идём к нашему костру, – он осторожно перехватил её руку и развернулся к мальчику. – Принесёшь гостье её порцию, и хлеб не забудь.

Вечер прошел, словно в тумане. Катя начала клевать носом, ещё пока ела. Она будила себя, чтобы съесть ещё ложечку, но всё равно уснула сидя. Девушку заботливо подхватили, чтобы не упала, положили, укрыли и оставили спать до утра.

Проснулась Катя уже в полупустом лагере. Её дожидался тот же мальчик, который провожал накануне к ручью, а невдалеке спорили, кто пойдёт за дровами, дежурные. Чувствовалось, что время уже не раннее, но всё же её никто не разбудил.

– Проснулась? Вставай скорей, велено тебя до деревни проводить, как позавтракаешь, – вместо приветствия заёрзал паренёк. – Тут идти-то, но мне обратно до ночи надо, – затараторил он, протягивая миску с завтраком.

Катя постаралась побыстрей умыться, собраться и не задерживаться у гостеприимных разбойников. Но всё равно на это ей потребовалось немало времени – натёртые ноги болели при каждом шаге. Она решилась снять сапоги и захотела зажмуриться и не видеть лопнувшие и загноившиеся мозоли. Но всё, что она рискнула сделать – это ополоснуть их чистой водой и вновь затолкать в непросохшие сапожки. И в путь она выходила, стараясь не хромать.

Мальчик вёл её напрямик сквозь лес, без тропинки, перешагивая через поваленные стволы. Он порывался идти побыстрее, но постоянно возвращался за отставшей на несколько шагов Катей, потом, не выдержав, сцапал её за руку, потянул следом. И, не умолкая, говорил, не давая вставить ни слова, да и не нуждался болтун в ответах.

– … как же хорошо, что ты к нам пришла. Значит, боги на нас не в обиде, значит, прав атаман, монетки стребывая. Мы же не душегубы какие, мы даже товары не трогаем, там более людей. Так, попугаем немного, но не трогаем. Ну, монетки заберём, ну, может что из товаров все жиш чуток возьмём, нам же надо что-то на хлеб менять. А так никого не трогаем. Дядька вчера просил рассказать, чтобы ты не сомневалась, не душегубы мы. Мы осенью по домам вернёмся, не нужна нам эта дорога. Дома-то хорошо. Только после мора половины села нет… – он загрустил, но тут же встрепенулся и сменил тему.

– Хорошо, что ты решилась юродавать. Я ведь и сам маленьким был – хотел выйти юродивым. Вот ходишь, мир смотришь, и везде тебе рады… А шо, в городе каком пожить, слов диковинных наслушаться и пойти по деревням. Но дядька рассказал, что видно таких хитрых. Что люди опытные легко отличат, нахватался кто или настоящий. А ты настоящая, дядька сказал, да и атаман не сомневался, – мальчик притих на минуту, помогая Кате перебраться через огромный заросший мхом ствол.

– Ой, одёжку-то жалко. Извозякалась вся. Такое платье только красавицам на праздник надевать. Ташрика бы в таком ой как смотрелась… Ташрика-то самой нашей красавицей была, её в жёны для Кархи сговорили. Но жаль мором ушла, прям вслед за стариком и схоронили. Ой, что тогда было! Ни разу не видал, чтоб кто так дебош в селе рушил. И староста наш, и батя мой полдня Кархи урезонить пытались. А сейчас он и вовсе куда-то делся, забрав таких парней. Только батя всё ждёт, когда Кархи вернётся, одумается…

Катя внимательно слушала мальчика, его болтовня отвлекала от мыслей о стёртых ногах и помогала не думать о каждом болезненном шаге. А главное, что за эти несколько часов от него она узнала о новом мире больше, чем за все предыдущие дни. Но начать расспрашивать словоохотливого пацана девушка так и не решилась, только благодарно улыбалась, когда он в очередной раз помогал перебраться через ручей или поваленное дерево. И со смешанными чувствами вздохнула, едва они вышли к краю деревни и она стряхнула грязь с подола.

– Вот и пришли, – обернулся парень и закричал, поворачивая в ближайшие ворота. – Тётя Рисса, а я юродивую привёл! Настоящую! Только эльфами запуганную. Тётя Рисса!

– Явился! – из дверей большой избы показалась женщина. – Ну и где ж ты шатался. Я тебя ещё с утра ждала. Ой, да свалились вы мне на голову, – она подошла и замахнулась на довольного мальчика полотенцем. – А коль искать пойдут по деревням и увидят, столько у меня хлеба дома, да спросят, зачем?