- Покажи фотографии, - попросила она.

- Они в машине.

Он подошел к старой потрепанной «Хонде» и открыл пассажирскую дверь. Он ждал.

Последнее, чего она хотела, это садиться в его машину. Нет, последнее чего она хотел, чтобы у Сорена возникли проблемы из-за нее. Она подошла к машине и села на пассажирское сидение. Отец захлопнул дверь так резко, что она вздрогнула. Он сел за руль и завел двигатель.

- Покажи фотографии, - потребовала она.

- Они в моей квартире.

- Ты сказал, они в машине.

Отец повернул руль и выехал на улицу. Он повернул на ближайшем перекрестке, словно пытался увезти ее как можно быстрее от дома Кингсли.

- Ты должна поблагодарить меня, - сказал отец, набирая скорость. - Ты не захочешь связываться с Эджем. Наслышан об этом французском ублюдке. Думаю, ты и так всё знаешь. Ты трахаешься с ним.

- Я не трахаюсь с ним. Мы друзья.

- Друзья? Он тоже твоя нянька? Почему он забрал тебя из школы?

- Ты ненормальный. Шпионишь за собственным ребенком. - Элеонор трясло от потрясения и злости. Она была права. Кто-то был в церкви и подслушивал ее разговор с Сореном.

- Присматриваю за собственным ребенком. А не шпионю. Хорошо, что я это сделал. Меня не было год, а ты раздвинула ноги перед каким-то больным священником-растлителем.

- Мой священник самый лучший мужчина из всех живущих, - ответила она. Перед ее глазами закончилась вся ее жизнь - имя Сорена в газетах, перевод, низложение, изгнание, и все по ее вине. - Он был лучшим отцом для меня, чем ты когда-либо. Из-за тебя у меня были проблемы. И именно он их решил.

- Да, и мы оба знаем, как ты расплачиваешься с ним.

- Останови. Я выхожу.

- Нет, не выходишь, девочка. Ты уезжаешь со мной из города.

- Я сказала, останови, - закричала она, потянувшись к рулю.

Он ударил локтем ей в живот так сильно, что воздух покинул ее легкие. Она тяжело закашляла и снова потянулась к рулю. Отец оттолкнул ее, и Элеонор свернулась, выворачиваясь из его рук.

- Сядь, сучка, - приказал он. Он дотянулся до ее шеи, и Элеонор сделала глубокий вдох. Она закрыла глаза и ударила отца по лицу ботинками. Из его носа хлынула кровь, машина резко остановилась на дороге.

Элеонор открыла дверь и побежала. Она бежала так быстро, как могла, пока не нашла такси и не села в него. Она назвала адрес Кингсли и умоляла поторопиться. Несколько минут спустя она бросила водителю несколько купюр, вбежала вверх по ступенькам и вломилась в дверь особняка, найдя Кингсли, стоящим в фойе и заряжающим пистолет.

- Элли, какого черта с тобой произошло? - Он посмотрел одновременно и с облегчением и с яростью.

- Мой отец... Он вышел из тюрьмы. Он заставил меня сесть в его машину. Что вы собираетесь делать с пушкой?

- Убью твоего отца. - Он засунул пистолет в кобуру под пальто. Он схватил ее за запястье и притянул к себе. Начав с бедер, он исследовал все ее тело.

- Тебе больно? - спросил он.

- Нет, я цела...

Он поднял руку. Ладонь была покрыта кровью.

- Иисусе, - прошептала она.

- Царапина на шее.

- Отец пытался меня задушить, - объяснила она. Должно быть, это он поцарапал ее.

- Пойдем со мной, сейчас же, - сказал Кингсли и повел ее на третий этаж.

- Почему вы собирались убить моего отца? – задала вопрос она, когда Кинглси открыл дверь в комнату, которую она никогда не видела. Она была похожа на какой-то причудливый кабинет. Он усадил ее в кресло и на несколько секунд оставил, затем вернулся с аптечкой. Кингсли опустился на колени перед креслом, открыл аптечку и приказал ей наклонить голову в сторону.

- Вы не ответили на мой вопрос, - заметила она. Ее сердце все еще болезненно колотилось в груди, легкие горели из-за бега и паники. - Почему вы собирались убить моего отца?

- Из-за этого. - Кингсли вытащил что-то из кармана и протянул ей.

Спиртовой салфеткой Кингсли очистил порез на ее шее, и она прочитала записку.

Сто тысяч, или труп твоей подружки будет на дне Гудзона к завтрашнему утру.

К ней прилагались адрес и фотография.

- Боже мой, - прошептала она, ее живот скрутило. – Это моя фотография в десятом классе. Я отправила ее ему вместе с открыткой на день рождения.

Она держала фотографию дрожащими руками.

- Он собирался убить меня? - спросила она. Отец так старался усадить ее в машину. И она была достаточно глупой, чтобы поддаться ему.

- Мог. Он мог проверить, заплачу ли я ему. Мне плевать. Он угрожал тебе.

- Он сказал, что у него есть фотографии меня и Сорена. Он собирался отправить их маме и епископу, и, возможно, даже в газеты.

Кингсли сел.

- Я боялась, что подобное может произойти, - сказала она. - Что мы будем делать?

- Сиди. Будь здесь, - приказал он и встал. - Не покидай эту комнату.

- Ладно. - Она уставилась пустыми глазами на Кингсли. Он ласково погладил ее по щеке. - Спасибо.

Казалось, это его удивило. Все еще прижимаясь к ее щеке, он тяжело выдохнул, будто принял решение.

- Французский король Луи XIII потерял отца, когда ему было девять, - начал Кингсли, на его лице была маска серьезности. - Слишком юный, чтобы править, его мать Мария де Медичи выступала в роли регента. Она должна была править, пока ему не исполнится восемнадцать. Понимаешь, закон гласил, что шестнадцатилетний Луи был недостаточно взрослым, чтобы править. Но его мать испоганила всю страну, поэтому у Луи не было выбора. Луи выслал мать и казнил ее любовника, казнил ее последователей и восстановил порядок. Он сел на трон, и весь Париж возрадовался. Некоторые дети могут себе позволить роскошь ожидания восемнадцати свечей на праздничном торте, чтобы стать взрослыми. Остальные из нас взрослеют, когда у нас не остается другого выбора.

Элеонор поняла смысл слов Кингли.

- Если отец попытается навредить Сорену, я убью его голыми руками.

Элеонор ждала в одиночестве, пытаясь успокоиться. Она тихо молилась про себя, молилась, чтобы Кингсли смог помочь ей, помог ей.

Так прошло несколько минут, затем и полчаса. Элеонор смотрела на странные часы в стиле арт-деко, висящие на стене позади стола, пока глаза не устали. Должно быть, эта комната была личным кабинетом Кингсли. Вдоль стены выстроились большие деревянные шкафы с замками. Черный дисковый телефон, будто из какого-то старого детектива, стоял на столе. Она хотела воспользоваться им и позвонить Сорену, но что-то говорило ей, что это будет плохой идеей. Что-то говорило ей, что Сорен не должен быть причастен к тому, что она и Кингсли делали сегодня.

Наконец, Кингсли вернулся в кабинет и сел за стол.

- Что произошло? - спросила она.

- Во-первых, твой отец тебе лгал. Он не на досрочном освобождении. Он стал свидетелем обвинителя и начал называть имена, чтобы пораньше выбраться из тюрьмы. Некоторые из его старых друзей назначили крупную сумму за его голову.

- Это объясняет, почему он хотел от вас денег.

- Скорее всего, сегодня он сбежит. Вероятно, попытается пересечь границу и попасть в Канаду.

- Думаете, он расскажет обо мне и Сорене?

- Да, - ответил Кингсли. - Но только как наказание за то, что ты выбрала нас, а не его.

- Что мы будем делать?

- У меня есть знакомый, который может помочь ему покинуть страну. Он позвонит мне через пять минут. Если хочешь, чтобы он сделал это, тогда ответь на звонок и расскажи все, что знаешь о местонахождении отца - где последний раз видела его, где он жил. Обещаю, этот человек найдет его. Или...

- Или?

- Или, когда телефон зазвонит, ты позволишь ему звонить. И люди, которые хотят найти отца, найдут его. И найдут его до наступления утра.

- Почему вы делаете это для меня? - спросила Элеонор, потрясенная предложением Кингсли помощи для ее отца.

- Ты принадлежишь le prêtre. Я защищаю его собственность, как свою собственную. Твой отец навредил тебе. Я хочу, чтобы его наказали. Но это твое решение, а не мое. Скоро зазвонит телефон. Делай выбор.