- Не совсем. Когда я тыкаю в ее мозг. Игра с разумом одна из многих игр доминанта. Я могу связать девушку, завязать ей глаза, затем провести пальцами так нежно по ее животу... - Он поднял руку и повел ею по воздуху. Что-то внутри Элеонор сжалось от такой эротической картинки. Она не могла не представить, как Кингсли делает подобное с ней. - А затем случайно упомянуть слово «змея» или «паук». Наблюдать за тем, как она напрягается. Слышать нервозность в ее смехе. Она знает, что это мои пальцы. Не змея. Не паук. Но теперь она сомневается... одна капля сомнения в голове.

- Это так отвратительно. - Элеонор широко улыбнулась. - Но вы же не кладете на самом деле пауков и змей на людей, верно?

- Non. Конечно, нет. Если только...

- Если только что?

- Если только она не попросила сама.

Глаза Элеонор распахнулись. Кингсли только улыбнулся.

- Понимаешь, игра с разумом проста - я беру твой мозг, играю с ним, заставляю тебя думать о вещах, о которых ты бы и не подумала, и затем, внезапно... ты думаешь о них.

- Вы не сделаете такого со мной.

- Non? Le prêtre уже играет с твоим разумом.

- Как?

- Заставляя тебе ждать его. Ты не хочешь его ждать, верно? Ты хочешь стать его любовницей прямо сейчас. Даже сегодня.

- Нет. Не сегодня. Я хотела быть его любовницей вчера. Нет причин ждать.

- Я знаю причину.

- Да?

- О, oui. Он манипулирует тобой. Вот ты. Такая молодая. Такая красивая. Такая спелая, готовая к тому, чтобы тебя сорвали. И все же ты сидишь тут... не сорванная. Он так доказывает, что владеет тобой, как собачкой на подводке. Рядом. Сидеть. Перевернись. Притворись мертвым. Ты не его любовница. Ты его щенок, и ты следуешь за ним повсюду. Он кормит тебя объедками, и ты ешь их с его руки.

Элеонор выпрямилась.

- Он не манипулирует мной, заставляя нас ждать, понятно? Мне семнадцать, а ему почти тридцать один. Он священник, а я учусь в средней школе. Я даже не принимаю противозачаточные, и, если бы принимала, и мама узнала бы об этом, мне был бы конец. Если его застукают со школьницей, ему будет конец. И в довершение ко всему он садист. Он заботится обо мне так сильно, потому что хочет, чтобы я знала, во что ввязываюсь. Так тому и быть. Мы подождем. Я выучу то, что мне нужно знать. Мы начнем заниматься сексом, когда он будет готов и когда будет знать, что я готова. Это не манипулирование. Это здравый смысл. И вы можете кое-чему научиться у него о здравом смысле.

- Moi? - Кингсли был по-доброму возмущен ее инсинуацией.

- Вы. Вы забрали меня из школы на «Роллс-Ройсе»? Вы знаете, сколько внимания привлекли ко мне? И вы с Сореном родственники, в своем роде. Вы должны быть осторожны. Мы должны быть осторожны. Мы не можем втянуть его в неприятности.

- Я буду более осторожным, - пообещал он.

- Хорошо.

- Мне нравится твоя страстная защита своей затянувшейся девственности.

- Я не хочу, чтобы вы думали, что Сорен манипулирует мной, хотя на самом деле это не так.

- Верно.

- Да, верно.

- Но я манипулирую. - Кингсли оперся ногой на ее сиденье и ухмыльнулся.

- Вы... вы заставили меня перечислять причины, почему Сорену и мне стоит подождать, хотя пять минут назад я сказала, что не хочу, и что на это нет причин.

- Это было слишком просто.

- Вы играли с моими мозгами.

- Твоим мозгам больно? Я старался быть нежным, поскольку это твой первый раз.

Элеонор взяла свой армейский ботинок и бросила его в голову Кингсли. Он поймал его и опустил окно.

- Не смейте. Я люблю эти чертовы ботинки.

- Обещаешь больше не бросать их в меня?

- Обещаю. Клянусь.

- Обещаешь весь вечер быть хорошей девочкой?

- Лучшей.

- Ты позволишь мне сейчас трахнуть тебя, если я отдам тебе ботинок?

Элеонор открыла рот и захлопнула его. Он серьезно? Серьезно или нет...

- Ни за какой армейский ботинок в мире.

Кингсли вытянул ботинок в окно и принялся ждать.

- Выбрасывайте, - сказала она. - Тут становится чертовски холодно.

Кингсли поднял окно и отдал ей ботинок.

- Вы возвращаете его? - Она быстро натянула его, пока Кингсли не передумал. В будущем ей придется быть умнее, оставаться начеку.

- Ты прошла тест.

- Какой тест?

- Я люблю проверять новых людей, приходящих в наш мир. Я сажаю их в мой «Роллс-Ройс» и пытаюсь соблазнить. Победители говорят нет. Проигравшие - да. Но так как я все равно их трахаю, побеждают все.

- Почему согласие - это проигрыш?

- Потому что, соглашаясь на секс с незнакомцем без обсуждения табу, желаний, защиты и безопасности, ты, скорее всего не готова к нашему миру. Сабмиссив чрезмерно стремящийся угодить доминанту, может быстро попасть в передрягу в моем мире.

- Значит, я прошла?

- Один тест.

- А есть еще?

- Много. Подожди, пока он наденет на тебя собачий ошейник. Не терпится увидеть, как ты отреагируешь на этот тест.

Элеонор уставилась на него.

- Я не буду носить собачий ошейник.

- Он уже выбрал один.

- Сорен?

- А кто же еще?

- Собачий ошейник? Вы издеваетесь?

- Зачем мне это? Ошейники играют важную роль в нашем мире. Знак принадлежности. Так что воспринимай это как комплимент. И после того, как ты примешь его как подарок, можешь помахать для него своим маленьким хвостиком.

- Он говорил, что вы дьявол.

- Он так говорит только потому, что знает, какой я настойчивый.

Он поднял руки к голове и двумя пальцами изобразил рога. Элеонор взорвалась от смеха.

- Кингсли, вы мне нравитесь. Как бы мне этого ни не хотелось.

Он поднес ее руку к губам и поцеловал центр ладони. В этот раз без обнюхивания пальцев.

- Это чувство, ma petite, полностью взаимно.

Они подъехали к особняку Кингсли, и он проводил ее внутрь.

- Кто это, Кинг? - Потрясающая латиноамериканка в облегающем белом платье спустилась по лестнице. Она быстро поцеловала Кингсли в щеку. - Милая униформа, - обратилась она к Элеонор. Это прозвучало как искренний комплимент, а не сарказм.

- У нас сегодня эдж-плей. Учитель и студент. Я позволю тебе смотреть, но это ее первая ролевая игра. - Кингсли провел ладонью по попке Элеонор.

- Может, в следующий раз? - предложила женщина, подмигнув и еще раз поцеловав Кингсли. - Я буду играть ее сестру, и вы можете наказать нас обоих за плохое поведение в классе, мистер Кинг.

Женщина ушла, соблазнительно покачивая бедрами на каждом шаге.

- Эдж-плей? - спросила она. - Это то самое?

- Здесь все то самое, - ответил он. Кингсли еще раз похлопал ее по попке.

Она думала о том, как найти нож и исполосовать эту болтающуюся, хватающую за задницу руку, но слово «сестра» напомнило ей о вопросе, который она хотела задать.

- Могу я задать странный вопрос?

- Я могу на него не ответить, но спрашивать можешь, что угодно.

- Это была Элизабет? - спросила она, и он взял ее под руку и повел вверх по лестнице.

- Элизабет? А что с ней?

- Сорен сказал, когда он был женат на вашей сестре, он изменял ей с кем-то. Ваша сестра увидела, как он целовал кого-то, и убежала, и тогда... - Элеонор чувствовала себя неловко, поднимая эту тему, но она должна была знать. - Сорен не сказал, с кем изменял, только то, что он любил ее.

- Он сказал, что любил ее?

- Вроде того. Я продолжала думать, почему он не сказал мне, кто она. А потом он рассказал о себе и Элизабет, когда они были детьми... и ваша сестра, приехала к вам в школу. Школа была только для мальчиков, но они позволили ей приехать. Почему?

- Потому что она была родственницей.

- Верно, - произнесла Элеонор и замолчала. Кингсли больше ничего не сказал. - Я спрашиваю, была ли Элизабет той, с кем Сорен изменял вашей сестре? У них было испорченное детство. Они были одинокими. Инцест или нет, мне все равно. Это единственный ответ, к которому я пришла. То есть, что еще могло шокировать вашу сестру так сильно, что она... понимаете.