Эти нескончаемые крики, его вид – все это вызывает чуть ли не тошноту. Буйство сильно вырастает – и, возможно, цепи и крюки, что режут его внутренности, не смогут выдержать. Его выпады все сильней, а крики все ужасней. Если я его не убью сейчас, то скоро он вырвется. Мои руки трясутся так сильно, что прицелиться очень сложно. Все доходит до точки кипения – и, глядя на него, я начинаю слышать не только его крик, но и свой, и простое нажатие на курок кажется невозможной задачей. Но я сделал это – и страшный крик медленно утихает вместе с падающем на пол телом. Схватившись за голову и так же упав на колени, начинаю кричать, как никогда, от боли, от страха, от гнетущего состояния одиночества и абсолютной потери ориентиров. Через какое-то бесконечное время я все же остановился и, взглянув на мертвое тело, не почувствовал ничего, словно я так же мертв, как и он.

Ничто не изменилось. Минут десять я ходил вокруг тела, то смотрел на него, то пытался найти выход, пока мои мысли блуждали в потемках и догадках о причинах происходящих событий. Но я задал себе вопрос, что сдвинул мое неопределенное состояние с мертвой точки: «Должен ли был я его убивать? Что если смысл в том, чтобы освободить его?» – и если так, то я, получается, все испортил. Поэтому мне не выбраться, он должен был помочь найти путь отсюда или нечто иное… стоп, это какое-то безумие. Я убил себя, став проектировщиком своей гибели. В очередной раз бессмысленно посмотрел на тело, заметил, что его левое плечо расцарапано, как и у меня, но ведь это значит, что его путь также прошел через все это, – конечно, если все это вообще реально. В чем большой вопрос, ведь я сам в невероятном смятении, голова кругом, весь потею и меня вот-вот настигнет бешеный тремор и лишь чудом, я все еще могу как-то мыслить и действовать. Как бы противно ни было, но пришлось проверить карманы. И первая находка была единственной важной. Включив диктофон, я замер, услышав собственный голос.

«Сколько времени мне потребовалось понять, осознать и почувствовать свою смерть. И все это жалкое, ненужное скитание в одиночестве привело меня сюда, выбор был не в жизни или смерти – его уже сделали. И остается лишь выбрать способ, но, к сожалению, понял я это, как и ты, слишком поздно. Зачем я только прилетел сюда, зачем! То, чего ты так ожидаешь, не произойдет, ведь если ты слушаешь эту запись, то выбор твой уже сделан, смерть того, кто был перед тобой, – смерть тебя самого. А запись эту делаю я, за той самой дверью, где ты сейчас находишься. А хочешь знать, что там будет впереди твоего пути, – или, точнее, чем он закончится, хочешь узнать будущее? Там то, что невозможно убить, от чего не спрячешься и не убежишь, – и это заставит, как бы ты этого ни избегал, занять место убитого. Я слышу их, мне осталось немного, но я-то давно смирился и советую тебе то же самое. Совсем скоро ты займешь мое место, точно так же, как и я когда-то, и примешь себя таким, какой ты есть на самом деле, без масок и обмана».

Прицел пистолета не опускается ниже уровня глаз, рассекая темноту светом фонарика, я ждал появления. Что же там в темноте дальше, какой-то монстр, или охотник, или что – оружие? Нет, все это глупость. Понимание того, что информация всегда ценилась больше всего, пришло только сейчас, и запись уже сказала мне о многом, и ожидать этого следует только отсюда, из этого помещения – а значит, пора уходить. На полпути между лампами я услышал какой-то звук, еле заметный, словно что-то скребет металл. Сначала это было еле уловимо для уха, но вскоре с каждым моим шагом, что становились медленнее из-за него, шум увеличивался. Все громче и громче – и кажется, что везде, медленно, но уверенно он начинает заполнять помещение, и ничего не остается, как идти назад к двери, не спеша, спиной вперед. Несколько шагов – и вот я у двери, осталось немного, просто закрыть ее и попытаться найти выход. Левой рукой потянулся к панели, но правой все целился в темноту, и когда я почти нажал на нее, словно небольшой ветерок повеял оттуда. В этот маленький промежуток промедления рядом с выходом, почти у края, по стене что-то ударило. Настолько сильно, что осталась небольшая конусообразная вмятина. Обе руки сразу вцепились в пистолет, и, немного откинувшись в сторону, я выстрелил пару раз. Неужели это оно – то, о чем я говорил? И через пару секунд после выстрелов из пистолета последовал новый удар – и опять рядом со мной, на этот раз уже с другой стороны, и снова та же вмятина. Тем, что я увидел, были цепи – те цепи, на которых я видел себя, на которых висел он… Длинные, с острыми крюками на концах, три штуки, может, четыре. Они парили в воздухе, словно живые змеи, готовившиеся напасть, убить меня или, что еще хуже, затащить во тьму и подвесить, как уже когда-то было. Другая их сторона уходила во тьму и была невидима, если ими и управляли, то желания знать больше не было никакого. По инерции выпустил несколько пуль в надежде попасть. За это время получил пару царапин, но все же сумел закрыть дверь.

«У меня всего один вопрос, всего один: почему я, почему именно меня угораздило оказаться в этом бреду, в этом месте?! Раньше я думал – зачем, но все изменилось. Это изуродованное тело, на которое невозможно было смотреть, живое, в цепях, которое было свирепей монстра, он пытался напасть на меня, я думал, что мне конец, все, смерть. Это длилось невероятно долго, и когда я был уже готов к его каре, он умер. И я узнал его, узнал, кем он был, если это все реально. Его имя Харви Росс. Через его КПК я узнал и цель визита: он искал своего брата Нолана, видимо, так и не нашел, бедный парень. Но что странней всего – это было примерно лет семьдесят назад. Возможно ли такое, что он прибыл сюда в те семнадцать лет, что станция не работала? Нет, о чем я только думаю, прошло столько лет, как он мог выжить столько времени! Странно то, что у него я нашел диктофон, и там была запись, его запись, и путь безумия, что прошел я, повторил и он в свое время. Он пытался спастись, но ничего не получилось. И я, Герберт Харт, сижу спиной у той самой двери, где с другой стороны меня ждут на смертный приговор цепи, все те же цепи. Мне не выбраться, это западня. И вот вопрос: почему я должен заменить мужика, который прибыл сюда еще до моего рождения и потерпел фиаско? Но я нашел другой выход, помимо всего остального, также я нашел пистолет. Здравого смысла здесь нет, да и не было, и зачем ему починяться. Не позволить им превратить себя в живую марионетку – это лучший выход. Я сделаю то, что Харви не смог, – и сейчас это будет нормально. Ведь безумие либо делает тебя частью себя, либо убивает. Я безумцем не стану».

Мне хотелось разбить диктофон. Но как не верить человеку, который еще ни разу не ошибался и который в буквальном смысле описывал по шагам твое будущее? Не выдерживая гнева, швыряю его в дверь, из которой вышел, он разбивается. Есть ли сейчас шанс спастись? В таких условиях, наверное, нет – и что же делать? Выстрел я слышал, и его исход точно не повторю. Неужели такое возможно, действительно возможно – он из будущего? Нет, все это какая-то ересь, это просто невозможно понять. Единственное, в чем он был прав: безумие либо захватывает тебя, либо убивает. И что же со мной – это такая смерть, или, все глубже погружаясь в него, я сам провоцирую это? От такой растерянности все начинает путаться.

Проверяя тыл, как параноик, каждую секунду, я дошел до двери, из которой сюда попал. И тут тупик, единственная надежда мертва. Проверил еще раз – все равно заперто. Ударил пару раз кулаком в дверь. Начались непроизвольные слезы, и я стал сползать на колени, обращенный лицом к двери, развернулся и сел, вытянув ноги. Это тупик, мои варианты ничтожно малы: либо идти туда, либо остаться здесь и медленно умереть. Взглянув на пистолет, сменил обойму и положил на ноги перед собой. Возможно ли понять, где кончается безумие и начинается спасение? И чем больше я смотрю на него, тем более привлекательна идея, как заноза в голове, она все подсказывает и подсказывает, вроде бы тихо, но крайне отчетливо, что стоит делать дальше.