Крики жертв отдаются эхом, словно отголоски, напоминают о тьме свету, мягко обволакивающему меня. Глаза все еще закрыты, и кажется, лишь страх не позволяет их открыть. После тьмы, в которой словно тонешь и отдаешься неизвестному, лучи тепла ощущаются странным эффектом, необъяснимым, и вскоре понимаешь, ведь именно этого тебе не хватало больше всего – того, что просто символизирует надежду, любовь и жизнь. Ноги еле держат, я готов упасть на пол от бессилия – но ведь минуту назад я был полон энергии, изменилось лишь место, и кажется, слишком резко и абсолютно несвойственно. Расслабил веки, перед глазами открылся вид коридора – странное облегчение, словно могло быть хуже. По бокам стоят четыре больших прожектора, направленных на меня, я же стою непосредственно между ними. Разве я не должен быть рад тому, что смог выбраться оттуда, не дав утопить себя во мраке, навсегда избавившись от всех страхов и боли, не должен чувствовать облегчение и радость, что все не кончено, и поиски брата продолжатся, как и сама жизнь? Ведь какая-то часть меня, сильная часть, не хочет тут быть, я словно не на своем месте, и кажется, что тьма, как зараза, захватила меня, позволив освоиться в своем мире, стать частью его. Все обратное представляется невыносимым – и даже тех ужасных и одновременно жалких криков тварей будто не хватает, как голосов людей. Обернувшись, глядя на дверь, я вижу, как некоторые из них пытаются пробраться сюда, на мгновение проявляются на свет и с криком возвращаются назад, и все из-за меня. Как же плохо, надо успокоиться, все взвесить, но не здесь, вне этого гнетущего места. Медленно дойдя до поворота, присев за углом и закрыв глаза, стараюсь как-то расслабиться, скорее, даже определиться с приоритетами и той творящейся в голове неопределенностью. Нащупываю в кармане на удивление уцелевшие капсулы пронокса. Выложив одну на пол с правой стороны, еще больше загружаю свой разум мыслями вперемешку со страхами и злобой, приводящие лишь к одной мысли: с таким хаосом в голове не выжить, и это является причиной для ввода инъекции. На мгновение почти потеряв сознание, я почувствовал, как все приходит в норму. И тут, наперекор всему, что должно сейчас волновать меня, приходит то, о чем я должен был думать с самого начала: почему тот, кто загнал меня туда, не пришел сюда с обратной стороны? Сомневаюсь, что он не знает или не может, – вероятно, ожидал, что там мне конец. А возможно, его уже нет в живых, ведь ощутить количество времени, там проведенное, невозможно. Вспомнив про КПК, скорее проверил местоположение – и впервые я действительно приятно удивлен. Налево по коридору, в конце за дверью, столовая, за ней лифты, ведущие на нижние уровни, где, надеюсь, найду Нолана, – и смогу убраться, наконец, с этой станции, где я провел уже слишком много времени.

Войдя вовнутрь столовой, я моментально почувствовал резкий и противный запах: кажется, испорченные продукты, во всяком случае, я надеюсь, что это именно они. И, как ни странно, наверное, я действительно голоден, причем так, что готов забыть про дизентерию. Помещение огромное, много столов со скамьями, вдоль стен буфеты и шкафы, окружение состоит из уже привычных дополнений в виде старой крови, погромов и следов борьбы. Сделал всего несколько шагов, уже в предвкушении того, что могу найти съедобное, – и тут громко, очень громко что-то металлическое словно захлопнулось с ужасным нечеловеческим криком, или, точнее выразиться, ревом. Это справа, в соседнем помещении. Дойдя до края, аккуратно выглядываю из-за угла – и вижу огромное животное, похожее на небольшого медведя, только страшнее, почти без шерсти, с ненормально выпирающими наружу длинными зубами. Но это было не все: приглядевшись, увидел, что этот кусок мяса с непонятной пропорциональностью деформированного тела – не одно существо. Точнее сказать, череп один, а вот остальное тело словно слеплено из нескольких других, и сделано это не хирургически. Если присмотреться, то видно, почти все его тело под этой небольшой шерстью – куски мяса других существ или, скорее, людей, и от этого меня тошнит прямо на месте. Что же за ужас здесь произошел и насколько все еще может быть хуже?

В муках боли от зажатой в большой капкан правой передней лапы зверь под тяжестью своего веса с трудом мотается из стороны в сторону, пытаясь вырваться. Он не замечает меня, а я смело стою и смотрю на его мучения. В панике пытается что-либо сделать, но даже его негармонично уродливое огромное тело, которое страшнее всего, увиденного мной здесь, не способно вырваться из капкана всего в паре метров от меня. Взглянув в его глаза на мгновение, я увидел в них боль, человеческую боль, и больше всего я боюсь того, что он понимает собственное «я». К сожалению для него, мне кажется, он помнит, кем был, и ужасается тому, чем стал.

Я подошел поближе, монстр заметил меня и замахнулся лапой, но не достал, не хватило полуметра. Невероятно, мне совершенно не страшно, мог ли я представить, что смогу вот так стоять и не бояться! Поймать себя не мысли, как уверенно я чувствую себя сейчас, в этом безумном месте, перед этим страшным существом, удивило меня больше, чем нынешние события. Мимолетно, но заметно и слишком ощутимо, словно все тело крикнуло мне об успешной адаптации…

Так продолжаться не может: немного отойдя, обеими руками сжимая пистолет, нацелил его прямо в его голову. Из мыслей не выходит понимание, что он был человеком, таким же, как я, у него наверняка была семья, друзья, работа, мечты. Так что смерть – это самое гуманное, чем я могу помочь ему, всем им. Медленно нажимая на курок, я остановился в последний момент из-за того, что кто-то открывает дверь прямо впереди, и еле успел скрыться из виду, забравшись в морозильную камеру слева.

В ту же секунду, когда я спрятался, открылась дверь. Спокойным шагом тот самый Охотник направляется к бедному животному, в правой руке держит все тот же заточенный кусок металла. Животное приходит в ужас, начинает с еще большей свирепостью пытаться выбраться, но прикрученный к полу капкан не позволяет сделать это. Остановившись в метре, не предпринимая каких-либо действий, он просто смотрит, наслаждается мучениями жертвы, которая боится его. Невероятно, хоть он и здоровый, но разорвать его на части этому животному не составит проблем, наверняка здесь нечто большее, чем физическая сила. Как только добыча слегка успокоилась, Охотник резко, без колебаний, приблизился и потянулся к толстой шее со стороны спины. Это привело зверя в бешенство, его охватила паника, мечась из стороны в сторону, пытаясь оттолкнуть его, он орал как бешеный, понимая, что сейчас произойдет, и быстрый удар оружием пришелся прямо на горло. Это ужасно, невзирая на пронокс, страх охватил все мое тело, вопль ужасен, кровь льется рекой, а Охотник вполне спокоен, держит тварь и продолжает резать поперек горла. Не думал, что мне будет жалко одну из тварей Вектора. То, как он это делает, дает понять, почему все его боятся: потому что он не боится. Он резко выдернул кусок металла из шеи в сторону, разрезав еще больше артерий, животное упало в огромную лужу собственной крови. Настала тишина, и он просто стоит над телом, смотрит на него с опущенной головой, пока с его рук капает кровь.

Прошло уже несколько минут, сил стоять неподвижно в холоде все меньше, а любое движение может быть услышано. Но, кажется, мне повезло: он наконец зашевелился. Разминает круговыми движениями плечи и шею, осматривается по сторонам и, присев, вытаскивает лапу из капкана. Потом зацепил мертвую тварь каким-то крюком, что был прикреплен к ноге, потащил ее через дверь, из которой пришел. Все это время я словно не дышал и, простояв без движения еще с несколько минут, а может, и больше, все же вышел с невероятным облегчением. Что за той дверью, мне все равно – мой путь совсем в другую сторону. И, прежде чем продолжить, я хочу поесть. К счастью, мне повезло – недавняя казнь не отбила аппетита. Покопавшись на полках, нашел несколько консервированных обедов – они не портятся, и, разогрев их в ближайшей печке, я засел в морозильной камере, где недавно был. Наслаждаясь первой полноценной едой в этом месте, я не мог не думать о случившемся. Он убил зверя не только ради забавы, что не может не пугать: выглядело все как охота ради еды, как можно судить по недавнему представлению, или точнее сказать, ритуалу жертвоприношения. Зачем же еще?