Но не только это чувство вызывает младенец. Мы смотрим на его крохотное тельце: все в нем такое маленькое, несовершенное и незавершенное; и ребенку пока позволяется многое, что не разрешается взрослому, например ощупывать себя, сосать палец. Мы, конечно, считаем его человеком. И взрослый, и более старший ребенок воспринимают младенца как человека, но «с оговорками». Эти ограничения не означают, что мы по существу отрицаем в нем человеческое, это просто «еще не». Ограничение его способностей, его некоторая «еще-не-совсем-человекость» означают также присутствие в нем чего-то другого, в определенном смысле чужого для нас, того, к чему мы не можем напрямую обратиться». Голландский феноменолог Мартинус Ян Лангевелд неспешно и бережно описывает переживания тех, кто только что стал родителем. Благодаря такому любящему взгляду открывается сама суть родительства. Лангевелд поясняет, как это происходит.

«Мы вглядываемся в ребенка. Прежде спокойное и благодушное, его лицо вдруг искажается, он кряхтит и начинает плакать. В этот момент становится понятно, что, каким бы “моим” ни казался мне этот ребенок, он кто-то, кто мне полностью не принадлежит. Я встречаюсь с бытием, таким же, как мое, и одновременно совсем иным. Поначалу мы как бы владеем ребенком, он “совсем наш”. Но в тот момент, когда он проявляет себя в нашей жизни как чужеродное тело, которое кричит по своей собственной нужде, становится очевидно, что он находится у самого себя, в самом себе. Перед нами не познанное пока бытие со своими законами, своей собственной природой.

Мы познаем маленького ребенка в качестве существа, чей внутренний мир того же рода, что и наш; того же рода, но еще не такой, как наш. Но он станет таким. Это существо, о котором мы все время склонны говорить из перспективы будущего: “Он пока не может”, “Когда он вырастет”, “Он еще мал”. Таким образом, уже с первого момента жизни ребенка мы обращаемся с ним из перспективы последующего момента. И в этом предполагаемом нами будущем он станет таким же, как мы. Со всей очевидностью проявляется здесь наша склонность делать ребенка похожим на нас самих, воспитывать!»

То, каким ребенок является в своей сути, ставит перед взрослыми две задачи: заботиться о его безопасности, выживании (как физическом, так и, позднее, социальном) и воспитывать его. Цель воспитания – сделать так, чтобы ребенок был способен свободно чувствовать и думать; понимал, чего хочет; чтобы знал себя; нашел свое призвание; чтобы ему было хорошо с другими людьми и при этом он оставался бы самим собой.

Мы видим, что две главные мотивации родительства определяются естественным образом. Это забота о ребенке и его воспитание. Часто эти два разных вида, модуса отношений к ребенку противоречат друг другу.

Заботливое отношение – отношение деятельное. Маме маленького ребенка (и папе тоже) приходится быть поваром, диетологом, педиатром, медсестрой, няней, аниматором, клининговой компанией, личным водителем, экскурсоводом («Посмотри, посмотри, какой красивый цветочек!»), художником, портнихой, визажистом, музыкантом, специалистом по связям с общественностью, переговорщиком и конфликтологом, прачкой, иногда и сантехником (это далеко не полный список). Все эти виды деятельности, часто новые и непривычные, предстоит освоить и регулярно практиковать.

А что же воспитание, благодаря которому развиваются чувства, умение открыто их выражать; свободно и ответственно принимать решения, оставаться собой и стремиться хотеть быть лучше? А многие другие манящие цели? Что делать родителям? Когда начинать? Очевидно, что воспитание требует от родителей, бабушки и дедушки какой-то особенной деятельности. Когда мы заботимся о детях, мы объясняем им, как устроен мир; когда мы воспитываем их – мы их понимаем. Воспитание как движение ребенка к самому себе предполагает важную установку – серьезное и уважительное отношение к внутреннему миру ребенка.

А есть ли он вообще, этот внутренний мир? И, если есть, когда появляется? «Когда моя дочь была грудной, она была как шкафчик в комнате, а вот когда заговорила, вдруг стало очень интересно», – вспоминает мама. А папы часто говорят так: «Я начну общаться с ребенком по-настоящему, когда мне будет интересно с ним. Лет в пять – шесть, а сейчас ему нужна только мама». Многие родители не задумываются о том, что внутренний субъективный мир возникает одновременно с рождением человека, а может быть, и раньше. Дети начинают осознавать его не раньше 8–9 лет, и это открытие навсегда меняет их жизнь. В этот момент изменения становятся очевидны и родителям. (Большое число обращений к психологу приходится именно на этот возраст.) А до этого момента?

Внутренний мир новорожденных полон событий и ярких переживаний, по мере взросления ребенка в нем происходят удивительные метаморфозы, подчиненные особым законам. С самого рождения дети доверчиво открывают нам свой внутренний мир. Когда родители внимательны к нему, понимание ребенка становится для них привычным навыком.

Понимание – процесс затратный, он требует времени и усилий. Но не только поэтому многие взрослые люди даже не пробуют прислушаться, присмотреться детям, понять их. Они просто не знают, насколько важен и ценен этот процесс и для ребенка, и для них самих. Ведь нередко взрослые не имеют собственного опыта доверительного общения со своими родителями.

На встрече с психотерапевтом взрослая женщина говорит: «Я не могу общаться со своей мамой, с ней невозможно разговаривать ни о чем, кроме бытовых вопросов. Да и в детстве, когда мама приходила с работы, наше вечернее общение сводилось к одному и тому же: “Ты поела? Что в школе? Какие оценки? Форму на завтра приготовила? Ну, иди спать, долго не читай, завтра рано вставать”. Она совсем не обнимала меня. Сейчас бывает, что мне хочется обхватить ее руками, прижать к себе. Я приобнимаю маму и каждый раз чувствую, как она напрягается. Телесная близость не доставляет ей удовольствия. Она много работала, одна меня вырастила. Мама часто говорит: “Я за тобой смотрела…” Любит ли она меня? Наверное, любит и любила, но мне всегда чего-то недоставало».

«Смотреть за ребенком» – так в нашей стране было принято называть заботу и уход. У родителей была ясная цель – сохранить детям жизнь, обезопасить их в социальном мире. (Отсюда наши национальные «послания»: «Не высовывайся», «Будь хорошим, но не лучшим», «Помалкивай, не вступай в споры».) В эпоху войн и бед забота о сохранении потомства была первоочередной задачей родителей. Для разговоров о чувствах и предпочтениях не было ни сил, ни времени. В период выживания они вообще казались излишними, считались капризами. Гораздо важнее было формировать уважение к «надо» и учить терпению.

И еще одно наблюдение: понимающий разговор всегда неспешен и может проходить только в спокойной, безопасной обстановке. Когда суть жизни выживание, на смену чувству безопасности приходит тревога, возникает ощущение непредсказуемости, время становится суетливым. Поэтому и разговоры возможны лишь на бегу, между делами. Сейчас, конечно, другие времена. Но большинство из нас пришли в этот мир, более благополучный, чем мир наших родителей, не имея собственного раннего опыта быть понятыми. Пониманию нам только предстоит научиться.

Мы начнем с восприятия. Да-да, с того самого – «внимательно смотреть».

Восприятие всегда пристрастно: отдельные фрагменты действительности могут выпадать, другие выступать на первый план или казаться не тем, чем они являются на самом деле. Иногда мы можем с недоумением обнаружить, что вообще пропустили что-то важное, хотя оно было под носом. Примеров этому множество. Можно, например, много лет ходить одной дорогой и только сегодня заметить, какой большой и красивый клен растет в нескольких метрах от нашего дома. Мы пропускаем что-то важное чаще, чем нам кажется.