Попробуйте прямо сейчас перечислить свои слабости. Запишите их (не нужно никому эти записи показывать), а затем прочитайте сами. Уже это требует мужества. Если вам кажется, что слабостей у вас нет, расспросите близких. И не удивляйтесь. Слабость возникает там, где мы не соответствуем требованиям – внешним («Так и не сдал на права») или внутренним («Не дотягиваю до своих представлений об идеале в том-то и в том-то или часто чувствую себя пустой и не могу оставаться одна»).

Совсем не обязательно соглашаться с точкой зрения тех, кто привычно вас критикует. По каждому пункту из списка слабостей правильно было бы вынести свое собственное суждение. Например: «Мог бы я поговорить об этом с хорошим другом? С психологом, которому доверяю?» Или слабости меня блокируют настолько, что очень трудно даже начать разговор об этом? Занят ли я тем, что скрываю их? Ругаю ли я себя за них? Или я скорее великодушен по отношению к себе?

В разговоре психолог говорит маме, которая пришла к нему на консультацию: «Не знаю, с чем это связано, но я часто замечала, что одного ребенка любят больше, чем другого». Элла, мама двух мальчиков, откликается с явным облегчением: «Правда? А я боюсь даже себе в этом признаться. Знаете, когда смотрю на младшего сына, у меня хорошее теплое чувство возникает где-то здесь (показывает на живот). Такое счастье. А вот со старшим ничего такого не появляется. С ним я как-то напрягаюсь и боюсь, не замечает ли он это. Удивительно, но, наверное, из-за этой боязни я чаще хвалю старшего, больше уделяю ему внимания. Хотя кажется, что напряжения своего не скроешь, и сын все равно все знает».

Почему что-то становится нашей слабостью? Потому что мы чувствуем, что оказываемся подвержены воздействию такой большой силы, которой не можем сопротивляться. И это состояние побежденности делает жизнь хуже. Мы что-то предпринимали, но не помогло, и в конце концов мы решаем: «Наверное, не поможет ничего». Жить с этим чувством почти невозможно, поэтому, спасаясь, мы как бы забываем о своих слабостях. Но они от этого не исчезают из нашей жизни.

Дети – экраны слабостей своих родителей. Одного ребенка люблю больше, чем другого, и ничего с этим не могу поделать. Стесняюсь болезни или какой-то физической особенности своего ребенка. Не могу принять, что он не такой умный (сильный, успешный, уверенный, волевой и т. д.), как мне хотелось бы. Замечаю сходство привычек и особенностей характера с кем-то, кто мне не нравится… Нагруженность такого рода мыслями и переживаниями расстраивает и утомляет многих родителей.

Но кто определяет, что является слабостью? Только мы сами. Это не сына – мамина слабость. Это Элла не может этого принять. Это то, что она воспринимает как угрожающее ей. Что именно Элле угрожает? Рядом с одним из сыновей ей комфортно, как будто его энергетическое излучение такой интенсивности, какая ей необходима. Между ними возникает резонанс, ей становится хорошо. А с другим сыном этой созвучности нет. В его поле ей невозможно расслабиться, надо приспосабливаться. Да! Это мамина задача – приспосабливаться. Она старше, мудрее, опытнее. Она ведущая в процессе построения гармоничной коммуникации.

Между двумя людьми существует несколько уровней коммуникации.

Эмоционально-энергетический связан с интенсивностью взаимного воздействия, его темпом, силой, уровнями эмоциональности, ранимости, траекторией возбуждения/усталости (то, что часто называют полем: в поле одного человека мне хорошо, рядом с другим – плохо). Содержательно-разговорный уровень – это легкость или трудность понимания другого человека, ясность или неясность разговора. Концептуальный – уровень обмена мыслями, идеями, проектами, смыслами. Мы все хорошо это знаем: «Хороший, порядочный человек, но… мне с ним не ужиться». И наоборот: «Понимаю, что эгоист, но ничего не могу с собой поделать – тянет к нему и все». То же происходит между мамой и ребенком.

Конечно, в отличие от партнерско-любовных отношений, мама и ребенок настраиваются друг на друга с самых первых минут появления малыша на свет. Эта сонастройка особенно интенсивно происходит в период с 4 до 9 месяцев и продолжается лет до трех. При этом ребенок очень пластичен, он всеми силами старается подстроиться под маму, чтобы она почувствовала теплоту удовольствия от общения с ним. Но у мамы могут быть свои причины упорствовать, не меняться, не идти навстречу: невнимание к себе, депрессия, трудная внешняя ситуация, уже сформировавшийся тревожный характер.

Помните, мы упоминали о «хорошем ощущении в животе», когда рассказывали об Элле, маме двоих мальчиков? Как стало понятно из дальнейшего разговора с ней, такое ощущение – признак энергетического и отчасти эмоционального уровня коммуникации. Энергетическое совпадение с младшим сыном для мамы очень ценно. Но, к сожалению, именно младший сын огорчает своим поведением гораздо чаще старшего. Он вовсю пользуется тайной слабостью мамы, манипулирует ею, утверждая свою власть, привычным образом «подставляя» старшего брата. А старший, молчун-интроверт, стойко терпит, помня непререкаемое мамино послание: «Младшему нужно уступать!» Так формируются характеры и судьбы детей, под влиянием маминой слабости.

За каждой нашей слабостью – «забытая» или «какая-то неясная» история, которая, как правило, случилась не вчера. Когда-то что-то нас самих расстроило, напугало, унизило, а может быть, все это нехорошее к нам отношение мы терпели много лет. Оценить и критически посмотреть на ситуацию тогда мы не могли, потому что были еще детьми, но страх, связанный с тем опытом, остался. И живет теперь своей жизнью в нашей взрослой личности, живет в виде слабости. Пока мы, став взрослыми, жили без детей, нам казалось, что все, что мучило нас в детстве, мы переросли и преодолели. Но вот появились дети, и они стали нашими зеркалами, в которых теперь отражаются забытые, казалось бы, слабости. К тому же дети способны наши слабости усиливать до драматических размеров.

У каждого человека есть так называемые зеркальные нейроны, благодаря им мы примеряем на себя поведение другого человека и таким образом понимаем его. (О зеркальных нейронах читайте также на с. 309.) А наши дети с помощью зеркальных нейронов считывают наши потаенные страхи и перенимают их. И мы вынуждены снова встречаться с этими забытыми страхами, но уже как со страхами и слабостями наших детей. Этот процесс не поддается прямому вмешательству, его не остановить, занимаясь только детьми. Конечно, это плохая новость. Хорошая – дети вырастут, поумнеют, сходят к психологу и смогут прояснить и нашу историю, и происхождение своих проблем. Они научатся противостоять своим страхам (этому можно научиться в любом более или менее взрослом возрасте).

Игорьку 4,5 года. В детском саду он слывет драчуном. Обычно, когда его не понимают (речь мальчика в звуковом отношении не очень чистая) или он раздосадован, оттого что не может немедленно получить желаемое, он начинает самозабвенно лупить детей и не может остановиться. Дети боятся Игорька, не хотят с ним играть. Мама мальчика рассказала об этой проблеме психологу. Во время их встречи возник вопрос о том, чем обычно заканчиваются драки. Мама задумалась: «Ну чем?.. Игорек ни разу не сказал, что он дрался. Наоборот, он говорит, что ничего особенного не было, он вел себя хорошо. Играл, качался на качелях, хотел сражаться на мечах. И знаете, дома он тоже никогда не дерется! К нам приходят знакомые с детьми, и мы бываем в разных местах, где много детей. Я не замечала, чтобы он дрался. После жалоб воспитательницы я обычно ему говорю, что хорошие мальчики не дерутся, поддерживаю ее авторитет. Если воспитательница говорит, значит, он действительно дрался, обидел кого-то. Меня и нашу бабушку (а мы растим Игорька вдвоем с моей мамой) это очень огорчает. Я говорю Игорьку о своем огорчении. Вот этим все обычно и заканчивается».