Перекинув через плечо этюдник, слегка подволакивая ногу, я вышел на улицу. Надел очки и спрятал глаза, которые могли подвести, и стало мне легко и свободно.

В первой же забегаловке я купил пива, перед этим долго и со смаком рылся в карманах, выуживая мелочь. Потом небрежно пил и базарил с мужиком, чуть почище меня, о погоде и высоком искусстве. Как оказалось, мужик кое-что знал о малярных делах и поделился этим со мной, рассказав, чем лучше всего отмывать кисти.

Пиво добавило в мою душу тепла и раскованности. Я пошел по улице, чуть выше набережной, придирчиво осматривая все вокруг, и не только на предмет места для наблюдения, а скорее в поисках вида, чтобы рисовать, и нашел. С этого места был виден центральный вход на набережную, порт, а главное – большая часть моря. Да и место было тихое, непроходное.

Расставив все и закрепив подрамник, я стал смотреть на море, и на то, как все это выразить в красках. И тут, впервые в жизни, я сделал для себя открытие, оказывается, море не синее и не голубое. В нем было смешано столько цветов, что и не определить, каких больше. А еще все цвета неба были в нем, но больше всего в море было солнца. Его свет разлился по всей поверхности, искрился и переливался.

Меня увлекла игра цвета, и я решил, что это и надо рисовать. Но вот как? Я попробовал делать это кисточками, а где не получалось, подмазывать пальцем и вдруг понял, что рисовать пальцем мне удобнее.

Я выдавливал краску из тюбика на картонку, смешивал её пальцем и наносил на холст. Смотрел на море и добавлял тех красок, что по моему дилетантскому разумению не хватало на картине. Меня это так увлекло, что я забыл обо всем. Я не видел людей, что проходили рядом, не видел того, что делалось на набережной и у входа на неё.

Потом, когда море вроде бы получилось, я взялся за набережную и за дома на ней. Пальцем рисовал фон, а затем подрисовывал кисточками. Соскребал, вытирал тряпкой и снова рисовал.

Пришел в себя от того, что почувствовал голод, день уже клонился к вечеру. А картина вроде получилась и была она яркая и горячая, по крайней мере, мне так казалось.

Тревожно и радостно было на душе, я сделал то, чего никогда в жизни не делал и даже не предполагал, что смогу.

Собрав вещички, поковылял домой, а точнее к Марине. По дороге купил поесть. Марины не было, и я расслабленно сидел в тенечке у дома, жевал пирожки, запивая молоком из бутылки.

Марина появилась минут через двадцать. Спросила, как дела, и я молча показал картину. Она глянула, удивилась:

– А говоришь, никогда красок в руках не держал, – с сомнением сказала она, рассматривая моё первое художественное творение. – Странно, но у тебя получилось и неплохо. Импрессионистами никогда не интересовался? Ну, пойдем, рамку подберем.

Мы зашли к ней в комнату, Марина поискала в углу и подала раму:

– Эта должна подойти.

Я вставил в неё картину, и она преобразилась, стала законченной вещью.

– И что думаешь с ней делать?

– Завтра понесу продавать, надо же оценить свои неожиданные способности в денежном эквиваленте, а за одно, возможно и клиента своего увижу.

– Карину попроси, она там моими картинами торгует и не только ими, берет на реализацию и у других.

– Ну, нет! Лишаться такого удовольствия не хочу, сам поторгуюсь.

– Кстати, держи 100 долларов, что должна, несколько картин купили, – сказала Марина, подавая деньги, и добавила. – А одну, между прочим, для музея в Харькове приобрели, по крайней мере, так сказал мужик, что покупал.

– Что ж, поздравляю, а деньги оставь. Это будет платой за краску, прокат этюдника, рамку, ну и макияж.

– Как скажешь, – сказала Марина и убрала деньги в карман.

Рынок картин и поделок начинает работать ближе к полудню, поэтому на следующий день с утра с этюдником через плечо я слонялся по городу в поисках своего клиента. Присматривался и к местам, где можно порисовать. И нашел такое место, но рисовать не хотелось.

Прогуливаясь по городу, я начинал осознавать и бесцельность своих поисков. Ну, увижу я его снова, а если повезет, то узнаю, где живет, а что толку? Здесь надо придумать что-то другое.

Если предположить, что он покупает недвижимость, то должен будет решать это через фирмы, занимающиеся недвижимостью или через городскую мэрию, юстицию. Сведения эти конфиденциальные, но чиновники везде одинаковы. Значит, для начала надо прочесать конторы, занимающиеся недвижимостью.

В ближайшем справочном мне выдали адреса наиболее известных подобных контор и, не затягивая дело, я наведался в одну. Людей было немного, потолкавшись в коридоре, изучив объявления на стенде, я заглянул в одну из дверей. Дамочка за столиком мило улыбнулась.

– Я, извиняюсь, меня попросили узнать через вашу фирму можно купить, к примеру, санаторий или часть санатория, пансионата или что-то похожее, в общем, серьёзную недвижимость?

– Если клиент солидный и намерения имеет серьёзные, то все можно.

– Меня просил об этом человек весьма серьёзный, но он здесь не живет, и просил узнать, возможно, ли такое приобретение?

– Я же сказала, что все это вполне решаемо.

– А документов для этого много надо, может кто-то уже имеет опыт такого приобретения, и моему знакомому с таким проще поговорить, как вы думаете? – И я как можно наивнее заглянул дамочке в глаза.

– Может и проще.

– А не подскажите, к кому конкретно можно обратиться?

– Это информация закрытая, обратитесь к юристам.

– Понимаю. Вы не обязаны на такие вопросы отвечать, но, чтобы мне зря не бить ноги по городу, помогите. – И я подсунул под перекидной календарь на столе 50 гривен. Дамочка усмехнулась, внимательно посмотрела на меня, сказала:

– Ходил тут недавно один, санаториями и пансионатами интересовался, и мы ему кое-что подобрали, но потом исчез, похоже, конкуренты что-то лучшее предложили.

– И кто эти конкуренты?

– Не знаю, я не вникала.

– Но может кто-то из ваших сотрудников знает? – спросил я и подсунул под календарь еще десять гривен.

Дамочка быстренько убрала деньги в стол и вышла. Возвратилась минут через пять, сказала:

– Вот тут несколько фамилий, что с нами работали, а некоторые из них в другие фирмы ушли, в основном во «Влад». Я глянул в список из семи фамилий и увидел там Николая Николаевича Ходырева.

Признаться, на такое везение не рассчитывал. Летел с конторы как на крыльях, забыл, что и хромать, но потом опомнился и привел свой эпатаж в соответствующее состояние.

Рынок только начал собираться и я, пристроив свою картину под навесом, собрался уже и расслабиться, как меня попросили убраться, сказали, что место занято. Пришлось перейти на самый край. Но и туда, через полчаса пришли два парня и сказали, чтобы проваливал или платил за место.

– Мужики, без проблем. У меня одна картина, продам, заплачу. Мне бы организм поправить и все.

– Ладно, сиди, но продашь, нас найди, мы там будем, – и они показали где.

Солнце пригревало хорошо, и только ветерок с моря приносил прохладу. Публика прогуливалась меж картин, но меня никто не тревожил. Проходя, останавливались, смотрели и уходили. Уже к концу дня появилась пара пожилых иностранцев, англичане или американцы. Стояли, смотрели, обсуждали. Потом ушли, но, обойдя ряды, снова вернулись.

Я подошел к ним, поздоровался и написал на бумажке – 350. Они кивнули, но продолжали обсуждать. Я выждал немного и написал – 300. Мужик написал – 280. И я согласился.

Пожилая дамочка отсчитала 280 долларов и отдала мне. Этого я не ожидал, рассчитывал на гривны, а получил баксы. Сунув быстренько деньги в карман, я отдал им картину.

За магазинчиком я нашел тех ребят и на их вопрос, за сколько продал, сказал, что за 200 гривен.

– Можно было и поторговаться, но душа горит, – сказал я и скривил такую страдальческую рожу, что при моей раскраске это было очень к месту.