— Я сбежал бы в Арктику к пингвинам, знай заранее, какой «сюрприз» ожидает меня все эти дни.

Гермиона упала лицом на сложенные руки и простонала:

— В Антарктиду, Гарри. Пингвины живут в Антарктиде.

— Да хоть в Мордоре, какая разница.

Гермиона прыснула и, протянув руку, запустила ее в мою шевелюру.

— Так ты прочел? — уточнила она, потрепав меня излюбленным жестом.

— Всё, что ты прислала. Спасибо, подруга. Магглы умеют сочинять истории, особенно про магов. Это помогло мне не сойти с ума.

— Или те, кто их пишет, не совсем магглы. Я всегда думала — вот напиши мы нашу историю, книга была бы бестселлером.

Рон посмотрел на нас странным взглядом, но тут же решил не вникать и принести реальную пользу, помогая официанту разгрузить тяжелый поднос.

Гермиона пододвинула поближе орешки, отставив оливки, а мы с Роном, дурачась, долго перетягивали между собой блюдо с мясными закусками. Рон победил и, придвинув тарелку поближе, легко поднял двухпинтовую кружку пива одной рукой.

— Счастливого Рождества! — проорал он на весь бар.

Взгляды всех посетителей обратились к нам, какая-до девушка громко хихикнула, саксофон выпустил пронзительную трель, и в один миг все посетители загалдели, зашумели и захлопали друг друга по плечам, поздравляя с наступающим праздником.

«Я мог бы проводить здесь каждый день, — подумал я, залпом осушив половину тройной порции терпкого крепчайшего напитка, —, а вместо этого пять месяцев сидел взаперти в доме, который я терпеть не могу, в компании женщины, которую я, как мне кажется, должен любить».

— Ты знаешь, что в доме на Гримаулд пять гостиных и две оранжереи? — спросил я Рона, печально усмехнувшись. — И, кстати, еще два бассейна.

Ужас и неверие, отразившиеся на лице друга, заставили меня звонко рассмеяться. Совсем, как раньше. Почти как раньше.

***

—… а позавчера, — продолжал жаловаться я, — их набежало больше, чем родственников Арагога.

Рон вновь округлил глаза.

— Ага, тебе бы понравилось, гарантирую. Снуют по дому туда-сюда, в каждой руке по десятку объективов да штативов, лезут во все комнаты, светят в глаза. Стекляшки круглые, блестящие, палки длинные. Ну чисто пауки. Так и тянет чем-то запустить. Да еще и художники эти, Бартолли и Крейгер.

Гермиона пискнула от удивления.

— Ага, именно они. Говорят, знаменитости какие-то. Уже неделю почти живут: присядьте тут мисс Джинни, ах, какая бездна вкуса, мисс Джинни, добавьте страсти, мисс Джинни… Джи умеет выбирать самое лучшее. Жаль, что это не касается меня.

— Гарри, Гарри, — покачала головой подруга, — почему ты считаешь, что ты не самое лучшее, что она могла выбрать в жизни?

— И потом этот дурацкий конкурс… Ты понимаешь, как это важно для нее? Она так хотела выиграть, — добавил Рон.

— Важно! — взвился я.— Важно?! Послушай, друг мой, что ей действительно важно. То, что у нее есть место, где никто не будет указывать, в какой именно угол нужно поставить антикварную кушетку. Где можно иметь двадцать комнат. Пустых! В которых никогда не будет шума, суеты и толпы людей. Важно, что она Джинни, а не… — я обозначил пальцами кавычки, — «младшая и единственная дочь семьи Уизли». Важно не готовить еду и не гладить на целую ораву старших братьев. Пожалуй, еще немного денег, чтобы позволить себе купить ту самую кушетку и очередной маггловский подсвечник шестнадцатого века, сделанный без капли магии, и от этого в три раза дороже. А то, что к этому прилагается бывший герой со стаей мозгошмыгов в голове… ну надо же чем-то жертвовать, да? — выплюнул я окончание фразы.

За время моей экспрессивной речи Гермиона трижды пронесла мимо рта зажаренный орешек фундука.

— Тебе не кажется, что ты слегка пережимаешь, друг? — спокойно спросил Рон.

— Это я еще не дотягиваю, — в тон ему ответил я. — В конце концов, есть вещи, которыми я не готов делиться даже с тобой.

— Но с радостью поделишься с ней, не так ли? — Рон взмахнул рукой, с трудом удерживая бывшие две пинты. Остатки плеснувшей через край жидкости смачным плевком приземлились на джинсы Гермионы.

— Возможно, — тихо сказал я. — Просто она единственная, кто может понять.

— Ах-ах-ах, — саркастично покачал головой Рон. — Умница Гермиона, всегда знает, что нужно несчастным и угнетенным! Когда наорать, а когда приласкать, да? Всегда готова протянуть руку помощи, — раскрасневшийся Рон весьма однозначно крутанул кулаком в районе паха, сопроводив непристойный жест движением бедер. И тут же на его щеке заалел след от пощечины, хлестко выданной Гермионой.

— Я должен еще и тебе сказать, что мы никогда… — пробормотал я, уставившись в пустой стакан.

Рон перегнулся через голову присевшей обратно Гермионы так, словно на ней была надета мания-невидимка.

— Гарри Поттер, — зло процедил он, — вернись с войны. И, в конце концов, реши, что тебе нужно. И кто тебе нужен. Может быть, я пойму. Потому что тот Гарри, которого я знал, куда-то задевался. А другого так и не появилось. Как появится — пусть сообщит. Может, мы с ним заново подружимся.

Рон швырнул почти пустую кружку на стол и быстрым твердым шагом вышел из бара.

— Так и есть, Рональд, так и есть, — прошептал я, прикрыв глаза.

Я услышал вздох Гермионы:

— Он просто не знает, как сказать иначе, Гарри.

— Я понимаю, — кивнул я и жестом подозвал официанта.

Мы, не сговариваясь, заказали большую чашу рождественского пунша — сладкого, пряного и крепкого. Пить его после скотча мне, конечно, не следовало бы. Но уж слишком емкость на соседнем столе напоминала серебряный котел № 4, все шесть лет простоявший в кабинете зельеварения на второй сверху полке за левым плечом Снейпа. И от того, как сосредоточенно закусив губу Гермиона разливала напиток маленьким черпачком в низкие широкие стаканы, стараясь не пролить ни капли, словно он мог прожечь дыру насквозь в нашем столе, мне стало очень горячо внутри и ужасно защипало в глазах. Но я не смел даже сдвинуть очки, чтобы смахнуть с ресниц неприятную влагу. Мы молча пили — завязка разговора никогда не была нашей сильной стороной — пока молчание не стало совсем гнетущим.

— Он мне так и не поверил, — выдохнула Гермиона, когда молчать стало уж совсем невмочь.

— Джинни мне тоже, — мрачно кивнул я.

— Но почему? Я не понимаю, не понимаю, — подруга в замешательстве потерла висок.

— Может потому, что каждый судит по себе? Возможно, нам давно нужно было сделать то, в чем нас так упорно обвиняют. Я хотя бы не чувствовал себя таким идиотом.

— Что бы ты там ни думал, я столько не выпью, — рассмеялась Гермиона и тут же очень серьезно подняла на меня глаза. — Ты мой друг, Гарри. Единственный. А друга, в отличие от любовника, найти не так-то просто.

— Где ты это вычитала? Или уже собственный опыт? — язвительно полюбопытствовал я.

Гермиона кивнула и прикрыла глаза, идеально повторив мое давнее движение. «Да, все именно так, как ты подумал».

— Герм… — ахнул я.

— Чему ты удивляешься, Гарри? Любовь на войне не живет долго. Если, конечно, в живых остаются оба. В мирной жизни ей не хватает…

— Цели? Адреналина?

— Точек совпадения. У нас с тобой их больше, чем кажется.

— Да я вообще-то недальновидный тупой урод.

— Ты просто глупый мальчишка, — сказала Гермиона и, накрутив прядь моих волос на палец, с силой потянула мою голову ближе. — Мальчишка, который удосужился умереть, но так и не смог повзрослеть. И которому срочно нужно чем-то себя занять.

— Ах, простите, тетенька Гермиона, — издевательски залепетал я, — завтра я устроюсь на работу в аврорат и стану главным аврором, заведу себе двух, нет, трех любовниц и по утрам буду совершать пробежки вокруг озера в Гайд-парке.