«Ты знаешь, как победить дементоров. Дай себе последний шанс», — шепнул сопротивляющийся мыслям голосок, и ноги сами потащили меня в старую спальню. Почти вслепую я нашарил на столе свою палочку. Рукоятка привычной тяжестью легла в руку, и я проделал давно выученный жест.

— Экспекто Патронум!

Из палочки вырвалось мутноватое облако дыма, верхний край которого смутно напоминал очертания оленьих рогов.

Изо всех сил я сосредоточился на счастливых воспоминаниях.

Обычное для меня: тот самый день одиннадцатилетия. Всегда работало.

— Экспекто Патронум!

Первый полет на метле.

— Экспекто Патронум!

Волдеморт грязной кучей оседает на пол Большого зала Хогвартса.

— Экспекто Патронум!

Я получаю первые в жизни подарки на Рождество.

— Экспекто Патронум!

Джинни лучезарно улыбается, когда я выбрасываю вверх руку с пойманным снитчем.

— Экспекто Патронум!

Бесполезно. С каждым разом облачко сизоватого дыма становится все прозрачней и бесформенней.

Я в отчаянии опустил палочку. Драккл раздери, у меня ни осталось ни одного счастливого воспоминания! Даже у Снейпа оно было, раз он с легкостью мог вызвать Патронуса. У меня ничего нет. Сегодня дементоры, как бы их там ни звали, даже Ледяным крылом Лавинии, одержали победу. И сегодня мне не хочется сопротивляться. Не хочется и незачем.

Я ложусь на ковер, прислушиваясь к стуку собственного сердца. Стук замедляется и постепенно почти стихает. И тогда я упираю кончик палочки в артерию, бьющуюся на шее, и совершенно спокойно произношу: «Диффиндо!».

«Не очень эстетично, — мелькает где-то в глубине сознания, — зато наверняка».

Сосуд разрывается и алая кровь хлещет, заливая футболку, ковер и все вокруг.

«Где-то я уже это видел», — успеваю подумать я, и проваливаюсь в небытие.

***

— …вот и помолчал бы, если нечего сказать, — долетел до моих ушей рассерженный голос Гермионы.

— Но я же только спросил, — вяло сопротивляясь, ответил Рон.

— Не задавай глупых вопросов — не получишь непонятных ответов, — отрезала Гермиона.

Рон что-то неразборчиво пробубнил.

Я кратко выругался про себя. Какое ж паскудное постоянство! Выходит, я опять жив. И на сей раз ни чуточку не рад этому факту. Сейчас открою глаза, и понесется… упреки Гермионы, слоновьи объятья Рона, обиженные глаза Джинни. Как будто своим поступком я решил доставить неприятность лично им. Ох, как же я этого не хочу! Не хочу видеть, слышать никого из них. Не хочу снова сочувственных взглядов и преувеличенно-жизнерадостных обещаний того, что все наладится. Не хочу, чтоб они все провалились! Я стиснул зубы, подавляя стон. Но чуткое ухо подруги уловило тихий звук, и секунду спустя оба — и Рон, и Гермиона, уже сидели на моей постели.

— Зови дежурного колдомедика, — скомандовала Гермиона. — Кажется, он пришел в себя.

— Гарри, Гарри, тебе очень больно? — взволнованно спросил Рон.

— Вообще не больно, — признался я, открывая глаза. Притворяться дальше не имело смысла. При необходимости эти двое и мертвого расшевелят.

— Он очнулся! — радостно завопил Рон и бросился из палаты исполнять приказ.

— Зря, выходит, мы оставили тебя одного, — вздохнула Гермиона и погладила меня по щеке. — Можешь объяснить, зачем ты это сделал?

Я закатил глаза. Ненавижу объясняться, да еще и именно с ней. Всегда чувствую себя недоумком.

— Захотел и сделал, — огрызнулся я.

— Идиот, — спокойно констатировала подруга. — И, кстати, с Новым Годом.

— Какое сегодня число? — повозившись, приподнялся я на подушках. Боли не чувствовалось совсем. Только ужасная усталость, наливающая тяжестью каждую клеточку тела.

— Второе января, — ответила подруга и посмотрела на старомодные маггловские часики, висящие на шее на тонкой цепочке. — Скоро третье. Ты провалялся почти пять дней.

— Покажите же мне этого счастливца! — с широкой улыбкой в палату ворвался кругленький шустрый колдомедик и тут же активно начал размахивать надо мной палочкой.

— Когда я смогу отсюда выйти? — задал я самый важный в этот момент для меня вопрос.

— Скоро, очень скоро, молодой человек. Дней пять отдохнете, восстановитесь. Вон, смотрите, как плохо у вас с общим уровнем силы. Да и следить за вами нужно. А ну как опять руки на себя наложить задумаете? В другой раз обстоятельства могут сложиться не столь удачно. И шрам поджить должен, — добавил он, разматывая повязку на моей шее. — Больно?

— Нет, — честно ответил я.

— Герой, — хохотнул колдомедик. — Давненько я не прописывал кроветворное каждые пятнадцать минут.

Я чувствовал прикосновение холодных пальцев к воспаленной коже, но и только.

— Третий, — констатировал я, нашаривая на тумбочке очки. — Третий шрам. Дайте зеркало.

— Не стоит, Гарри, — взволнованно сказала Гермиона. — Он еще не зажил.

— Зеркало, — потребовал я.

— Если женщина требует зеркало, значит ей стало лучше, — рассмеялся жизнерадостный врач, доставая из тумбочки небольшое зеркальце. — Мужчина попросил бы закурить.

Рон хихикнул.

— Не курю, — буркнул я и уставился в зеркальный овал.

— Красавчик, хоть на обложку «Ведьмополитена», — язвительно сказала Гермиона.

— А это что? — удивился я, поглаживая пальцем несколько глубоких отверстий вокруг распухшей, неровно сросшейся краями полосы поперек сонной артерии.

— То, благодаря чему, вам удалось выжить, молодой человек. Скажите спасибо этому прекрасному созданию.

И колдомедик ласково погладил пальцем изящную медную петлю вокруг моего запястья.

— Она сдавила артерию своими кольцами, Гарри, — сказала Гермиона.

— И только поэтому вы потеряли не всю свою кровь, а всего лишь литра три, — радостно провозгласил колдомедик и направился из палаты, приговаривая, — я вас оставлю, оставлю, но не забывайте принимать зелья вовремя.

— Я прослежу, — серьезно пообещала Гермиона.

Я накрыл голову одеялом и поднес к губам медную змейку.

— Так это ты меня спасла?

Селеста шевельнулась и подняла плоскую головку.

— Ты с-с-становился холодным. Холодно, неприятно. Змеи не любят холод.

— Я не хотел жить.

— Я не хотела, чтобы ты умер. С тобой интерес-с-сно. Я глупое украшение на двери, и у меня мало развлечений.

— Ты самое умное украшение из всех, которые у меня были. — Я не соврал. Ведь украшений у меня, собственно, и не было раньше. — Спасибо тебе. — И, поднеся запястье близко-близко, я поцеловал маленькое медное тельце. Селеста в ответ изогнулась и провела кончиком хвоста по моим губам.

— Гарри друг. Гарри должен жить, — прошипела она.

Я вздохнул. Видимо, это все, что мне осталось — жить, как-то доживать отведенное время, если сама Смерть не желает нашей с ней встречи именно сегодня.

— Придется, — шепнул я Селесте, и она в ответ весело описала круг вокруг моего запястья.

— Эй, ты уснул там, что ли, — спросил Рон, стягивая с меня одеяло.

— Думаю, как бы побыстрей выбраться отсюда, — ответил я.

На эти слова друг широко улыбнулся и, пошарив в кармане куртки, протянул мне свернутую в комок мантию.

========== Глава 20 ==========

— Ты еще к кровати меня привяжи, — огрызнулся я.

— Надо будет — привяжу, — холодно ответила подруга. — К твоему сведению, в мире магглов суицидников оставляют под присмотром психиатра на несколько месяцев, чтобы избежать рецидива.

— Что-то мне подсказывает, что сбросься я с верхушки Астрономической башни безлунной ночью, и то бы выжил, — ядовито сказал я. — Талант у меня такой. Врожденный, на хер не сдавшийся.