— Да их с мелких лет надо пугать, чтоб покладистыми были. Не то вырастают, как тот Максимилиан. А что за мальчишка был! Ладненький, с виду милый да невинный. Только этим Акио палец в рот не клади — руки по самые ноги оттяпают. Снюхался с чёрной магией и пропал.

— Вы не обращайте на него внимание, — хозяйка трактира появилась из кухни, неся огромный поднос на чуть согнутых руках. — Огюст в самом деле натерпелся от некоторых представителей этой семьи, вот и взял в голову, что вы все такие.

— А что, нет? — грохотнул мужик, оборачиваясь вместе с тяжёлым стулом. — Морды у всех хитрые, да и внешне, как големы из-под одного молота. А что они в прошлом творили? Один человек всю историю к чертям перевернул и перекроил под себя всё, до чего дотянулся. — Артемис распахнул глаза, жадно вслушиваясь, не в силах скрыть ухмылку, сжав пальцы в кулаки. — Сидит, вон, теперь в Снежных землях, в этом проклятом Белом замке. Увядание на голову этому Артемису, будь он неладен!

Под конец своей пылкой речи Огюст долбил кулаком по столу так, что он жалобно скрипел и едва не разваливался. Охотник торопливо поднялся и отвернулся, пытаясь спрятать собственное острое возбуждение. Сердце его колотилось, как у загнанного кролика, вот только вместо страха в крови играл азарт. Хозяйка понятливо принялась паковать припасы с собой, пока Акио поднимался по лестнице едва не бегом. Теперь он понимал причину скрытности Гилберта, отчего тот не желал рассказывать о том, что крылось на юге Ифарэ. Он вломился в комнату, едва дыша, как раз тогда, когда Люук заканчивал одеваться. Оборотень поглядел на него ошарашено и без малого с испугом.

— Что там за шум был? — вкрадчиво поинтересовался он, глядя на то, как Артемис мечется по комнате, силясь пристегнуть к бедру ножны. — Арти, ты чего?

— Мой дед. В Белом замке? Да? — сквозь зубы и безумную ухмылку прорычал Охотник, налетая на него и хватая за грудки. — Ты точно знаешь!

— Да что с тобой? — вскричал оборотень, единым рывком выкручиваясь из рук юноши и отходя к стене, чуть пригибаясь к полу.

— Отвечай, — ледяным тоном потребовал Артемис, надвигаясь на него, как сама неизбежность. — Поэтому Гилберт никогда не брал меня в те места. Поэтому никогда не тащил на встречи в Снежных землях. Поэтому я не могу найти нужных книг. Поэтому я не встретил ни одного жреца. Ни одного Акио. Поэтому все отводят глаза. Только поэтому.

— Да, дьявола тебе в сапоги, — зашипел Люук, вздыбив шерсть на загривке и оскалившись. — Доволен? А теперь хватай манатки и топай к лошади. Встречу тебя на выходе из города.

Сказал и выветрился в окно, как не бывало, не дав задать более ни одного вопроса. «Я с тобой ещё поговорю. С тобой и Гилбертом», — мрачно пообещал про себя Охотник, закидывая сумку на плечо и выходя из комнаты. Внизу его уже дожидался холщовый мешок с провиантом, плотно увязанный так, чтобы ничто не опрокинулось и не перемешалось. Заплатив хозяйке за постой и взяв поклажу, Акио торопливо покинул заведение, не обратив внимание на презрительный плевок, раздавшийся ему в спину от неугомонного Огюста. Мундрие лениво повернула голову в его сторону, но вышла из-под навеса, почти что грациозно приблизившись и позволив взобраться себе на спину. Люук, как и обещал, встретил его неподалёку от города. Он держался наравне с лошадью, упрямо пялясь перед собой и стискивая зубы. Акио не торопился заводить разговор, решив выждать удобный момент. А он обещался случиться очень и очень скоро.

Оборотень начал выдыхаться ближе к полудню, когда они покинули защитную пелену леса и оказались на обширных полях. Бледное солнце, подёрнутое дымкой облаков, припекало медленно, но верно, и постепенно становилось более чем жарко. Свернув в низину, они взяли привал, позволив себе в кои-то веки завтрак. Пирог был ещё тёплым, а молоко успело слегка нагреться и не обжигало горло нестерпимым холодом погреба.

— Даже не начинай, — огрызнулся оборотень, стоило только Артемису открыть рот и попытаться возобновить прерванный разговор. — Я знаю не больше твоего.

— Врёшь, — припечатал Акио, скосив на него недовольный взгляд. — Ты живёшь в этом мире уже сколько?

— Ну, триста семьдесят с копейками… Ладно, не смотри на меня так! Триста семьдесят два, — неохотно признал зверь, растягиваясь на пышном покрывале травы. — Много младше некоторых моих собратьев. И не такой уж знаток истории.

— Если даже крестьянин знает, то ты и подавно.

— Да, я знаю историю твоего деда, каждый мальчишка её слышал. Но объяснить я тебе не смогу ничего. Просто потому, что он не славится разговорчивым человеком. А уж что в голове у Гилберта — подавно не дано узнать кому-то вроде меня.

— Ты его друг! — возмутился Охотник.

— И что с того? Может и друг, но у него есть и другие близкие, родной брат, например, но ты привязался ко мне со своими глупыми вопросами. А теперь пеняешь на меня. Давай, что там тебе Гилберт поручил. С этим разберись сперва, а потом своей сумасшедшей семейкой займёшься.

Артемис выдохнул сквозь зубы, но отступился до поры. Изложив то, что услышал от Господина чернокнижников, он мрачно замолчал, уставившись перед собой и жуя сорванную травинку. Оборотень задумчиво качнул хвостом, почесал за ухом, лениво перекатился на живот.

— Ну да, можно было и к Тарису заглянуть, но только от него до Первородной волны несколько дней пути, — протянул он, расслабленно наблюдая за полётом поздней осенней бабочки. — Двинемся по прямой и посмотрим, кто первым доберётся — гонцы или мы. Возьмёшь к себе мои вещи.

— Не боишься, что Мундрие понесёт? — Охотник поднялся на ноги, подозвал лошадь, наблюдая за тем, как споро оборотень обнажается.

— Это тебе надо бояться, — ухмыльнулся он, кидая сапогом прямо в лицо Артемису, но тот вовремя схватил его, — а не мне. Тебя же снова скинет, а не меня.

Одежда оборотня перекочевала в седельные сумки, и через несколько мгновений, наполненных хрустом и болезненным рычанием, белый зверь встал на могучие лапы, встряхнулся. Лошадь всхрапнула, мотнула головой, но не бросилась наутёк от хищника. Они тронулись с места сперва шагом, затем перешли на рысь и лёгкий галоп, после вернулись к шагу. И лишь тогда сорвались на бег. Люук уверенно гнал Мундрие в нужном направлении, время от времени клацая зубами рядом с копытами, если думала свернуть не туда. След от них на поле остался явный, глубокий, примявший травы и образовавший длинную извилистую линию. Думать о том, что без оборотня потратил бы на путь куда больше сил и времени, наверняка заплутав и даже забывшись, не хотелось. Но всё равно дорога заняла изрядное количество времени: прошло не меньше недели, прежде чем они издалека увидели долину Сурсэ, объятую кольцом невысоких гор, последним отрогом Гнездовья. До неё был ещё день пути, но Акио уже мог различить блистающие на блеклом осеннем солнце ленты рек и зеркала озёр. Картина казалась ему смутно знакомой, и сердце сжималось от ужаса.

— Люук, — позвал он в один из вечеров, когда они устраивались на ночлег.

Оборотень вяло откликнулся, кутаясь в плащ: становилось всё холоднее, и он начинал сомневаться, что Акио управится до первого снега, который положит конец распрям до самого своего таяния. Если юноша нарушит это правило, то быть скандалу, и его даже могут изгнать. Если только найдут.

— Я уже видел это место, — признался Артемис, против всех осторожностей разводя огонь и присаживаясь ближе к весело стрекочущему костру. — Первый элементалист, которого я убил, в принципе моя первая жертва, он был отсюда. Рильят.

— И что? — устало переспросил оборотень, тоже придвигаясь к огню.

— Он предлагал мне уйти с ним. Я даже хотел согласиться, — продолжил Артемис, не поднимая взгляда. Ему прежде не приходилось делиться своими воспоминаниями, и они тяжким грузом лежали на плечах, грозясь раздавить его. — Хороший мужчина был.

— К чему ты это ведёшь? И вообще, сегодня твоя очередь охотиться, а не моя. Так что иди, давай, мыслитель фигов.

Юноша окинул его задумчивым взглядом, передёрнул плечами и поднялся на ноги, помедлил. Люук поднял на него глаза, ухмыльнулся, откинулся на руки: