трубочек. Здесь, как правило, собирались уличные музыканты, а потому нередко можно

было послушать живую да хорошую музыку. С некоторыми из них я был знаком и более-

менее общался. Но не думайте, что я стоял в подземных переходах и музицировал, нет.

Мне просто повезло учиться с сыном хозяина заведения. Микаэлис был самым настоящим

«разбойником», внешне и вовсе походил на рокера-бандюгана, но мне довелось лично

убедиться в том, что он преданный и хороший друг. После смерти отца унаследовав это

место, он неплохо с ним справлялся и постепенно улучшал его, не забывая докупать

новую мебель, если старую разломают нетрезвые «металлисты» во время пьяной драки.

Здесь были удобные кресла и диванчики, сгрудившиеся вокруг массивных столов на

устойчивых ножках. За некоторыми шла пьянка, другие компании тихо-мирно

перекидывались в карты или же вовсе играли в какие-то настольные игры. В конце зала

на возвышении танцевали полуголые девушки, соблазняя своими фигурами на

всевозможные грехи. Теперь-то, когда отгремели скандалы и судебные тяжбы после

дебоша в одном из клубов Осаки, когда сняли запрет на танцы, эти красавицы снова

могли демонстрировать свои прелести за деньги. Нет, Дей не поощрял проституцию и не

платил стриптезёршам, полагаю, то были желающие покрасоваться не совсем вменяемые

посетительницы. Чаще на их месте устраивались музыканты, услаждая слух своим

творчеством. Либо насилуя, как пойдёт. Помещение было не слишком большим, но здесь

всем всегда хватало места. Мик обнаружился на не совсем привычном месте — за барной

стойкой. Обыкновенно он обитал где-то в зале, с ноутбуком, проклиная бесконечные

отчёты и накладные с их несходящимися ценами. Видимо, настала его очередь

отрабатывать полную смену, так называемый «фулл-тайм» на месте бармена, и, судя по

его усталому, но счастливому лицу, такой отдых от должности директора донельзя

радовал его. Чёрные встрёпанные волосы торчали во все стороны, красная клетчатая

рубашка выглядела мятой и невероятно уютной. Я заранее знал, что от неё исходит

едва ощутимый, терпкий запах одеколона и пота. Лицо у парня было частично испорчено

шрамом на лбу и подбородке. Мик говорил, что это след укусившей его в детстве

собаки. Заметив меня, он заулыбался, тёмные его глаза тепло засверкали.

— Арти, не надеялся тебя уже увидеть, — воскликнул он, выходя из-за стойки, и мигом

заключил меня в свои объятия. Они были крепкими, сильными, как и натренированные

мышцы парня, просто на зависть. Для человека, который занимался джиу-джитсу, это не

удивительно, но не ластиться к этой спокойной силе было выше моих сил. — Что-то

случилось? На тебе лица нет.

Сделав жест, словно выпивая из стакана, я взобрался на барный стул и плюхнул за

стойку свой рюкзак. Поняв без слов, Мик занял своё прежнее место и рьяно плеснул

мне самбуку: мастерски её поджёг, перелил в стакан для виски, а бокал поставил на

салфетку кверху ножкой. Махом опустошив свою порцию, вдохнув анисовый «дым» и

закусив кофейным зерном, я наконец почувствовал себя человеком.

— В общем, я пришёл просить у тебя политического убежища, — мрачно пошутил я, переворачивая стакан обратно и осторожно постукивая по нему ногтями. Мик, приготовившись слушать, обновил порцию. Теперь я не стал пить залпом, а смаковал

сладкую крепкую выпивку и наслаждался негромкой музыкой. — Мать с отцом сегодня

собирались поехать смотреть что-то из Кабуки, — начал я, закуривая и прикрывая

глаза. — Мы с Сэто выпроводили их, зашли в мою любимую комнатушку. В общем, собирались предаться сладким греховным утехам. Он уже готов был, впрочем, и я

пребывал не в лучшем состоянии. И тут эти благодетели возвращаются. Я с членом

наружу, Сэто вообще голый, едва рубашку успел накинуть. Они забыли билеты! В моей

читальне! У отца морду перекосило, начал копытом бить, мол, не потерплю в своём

доме это уродство. Мик, я ему столько дерьма наговорил. — Допив самбуку и вытянув

руки за стойку, я уронил на них голову. — Впрочем, он тоже, как всегда, был просто

вершиной великолепия и очарования. Сил у меня больше нет это терпеть. Можно я у

тебя немного побуду? Как работу найду — свалю на все четыре стороны.

— Да ты рехнулся, что ли, Акио? — Мик запустил пальцы в волосы у меня на затылке, но не стал ни тягать, ни бить — лишь приласкал. — Оставайся у меня, сколько влезет.

Поможешь в баре, так я рад только буду. У меня как раз старший бармен в отпуск на

две недели ушёл, так что не на всё хватает времени.

Я поглядел на него с лёгким недоверием, но он улыбался безмятежно и уверенно, облокотившись на свою стойку. Вот забавно — он закончил школу вместе со мной с

таким натягом, что его едва не оставили на второй год. Я же отправился в

университет, закапываясь в дела и пытаясь хоть дышать в промежутках между высшим и

музыкальной академией. И вот, я ни с чем, а он со спокойной душой работает в своём

баре. Был разок, когда я у него спросил, есть ли у него какая-то цель. Он так

ехидно улыбнулся и прищурился: «Моя цель — безнаказанно спаивать симпатичных

альбиносов». Больше у меня вопросов не было.

— Если я не помешаю тебе, — несколько неуверенно проговорил я, и Мик с фырканьем

обновил выпивку.

— Если помешаешь, исправишь это в постели, — плотоядно заявил он, а затем уже

серьёзно добавил: — Просто не музицируй, пока я сплю, и я буду руки тебе целовать.

Кстати об этом, когда ты уже закончишь с этим? В смысле со школой бренчателей?

— Сам ты бренчатель, — огрызнулся я. После того скандала восемь с лишним лет назад

мать всё же записала меня в музыкальную школу и ещё долго не разговаривала с отцом.

Один раз поделилась со мной, что, возможно, разведётся с мужем. Но ничего такого не

произошло, как бы я ни надеялся на подобный исход. — Три года всего осталось

оттрубить, и буду свободен, как сопля в полёте.

— Мог бы уже год не бегать туда. Зачем тебе одиннадцать лет обучения там?

— проворчал было Мик, отвлекаясь на одного из посетителей и наливая ему пиво.

Мужчина отсалютовал ему бокалом и вернулся к своей компании, оставив на стойке

оплату, которую Дей без пересчёта убрал в кассовый ящик, выбил чек, убрал его под

столешницу и обратил на меня взгляд.

— А что мне ещё остаётся делать? Будь у меня восемь лет назад возможность работать

24/7, я бы этим и занимался, поверь. Но музыкальная школа съедала время не меньше, это был неплохой выход. Сейчас закончатся эти страдания, и даже не знаю… Хоть пулю

в лоб себе пускай.

— Ты же знаешь, это не выход. — Мик неодобрительно покосился на мои запястья с

бледно-розовыми следами заживающих порезов, и я нервно оправил рукава рубашки и

плаща. — Поработай пока со мной, потом уже найдёшь себе занятие. В конце концов, музыкой займись. Вон сколько претендентов на создание группы.

— Нет, ты не понимаешь, — фыркнул я, потихоньку наслаждаясь самбукой и мерным шумом

вокруг. — Это для себя. Просто наслаждение на время. Отдушина, если пожелаешь. Но

заниматься ей для публики? Бр! Ты же знаешь, я терпеть не могу публику.

— Да-да, язык к нёбу липнет, ладошки потеют, коленочки дрожат.

— Всё бы тебе издеваться. — Я вздохнул и отодвинул бокал. — Давай, с чем там тебе

помогать?

— Иди спать. Утром проведу тебе экскурсию, а потом уже скажу, чем займёшься.

— Микаэлис вытащил из кармана ключи и кинул их мне. К счастью, я их поймал до того, как они улетели кому-нибудь в бокал.

— Спасибо, Мик.

Парень кивнул и, отдав мне рюкзак, занялся своими делами. Я же прошёл за стойку, а

оттуда через дверь — в кухню. Здесь обычно вертелась сестра Микаэлиса, но недавно

она уехала на родину, в Англию, и мой друг остался без толковой поддержки. Конечно, в особенно интенсивные дни здесь работало трое поваров, один из которых в любой