Она замолчала на минуту, потом встрепенулась:
– И он очень просил, чтобы я в больницу поехала и все выяснила. Он сам уехать не может, права не имеет, пока ему замена не придет. А какая замена сейчас? Да и я ведь здесь, в городе. Я бы и сама все сделала, без всякой просьбы. Она мне дорога так же, как и дядя. Хорошая женщина, и мы столько лет знаем друг друга.
– С этим ясно, – заключил Вадим, – значит, сегодня вы еще не ели. Поэтому сейчас первым делом поедем пообедаем, или уже поужинаем, скорее всего, а потом все остальное выяснять будем.
И велел Евгению отвезти их в приличный ресторан, где потише. Меньше всего машин было перед дорогим рестораном. Значит, места наверняка есть и дожидаться заказа придется не слишком долго. Умница у него водитель все-таки.
Агата, войдя в фешенебельное заведение, засмущалась было. Но Вадим быстро объяснил ей, что только здесь они и смогут посидеть спокойно, поговорить, составить планы. Ведь ей же не нужны сейчас развеселые песни и пляски, верно? Ей они были и правда ни к чему, и вопрос закрылся. Он заказал нормальный обед (успели все-таки) себе и ей, не забыл оговорить заказ и для Евгения Семеновича – кто знает, сколько водителю ждать придется.
А Агата тем временем рассказывала, что было дальше. Примчалась она в больницу эту ни свет ни заря. Ее поначалу и пускать не хотели. Затем вышел дежурный врач, поговорил с ней и понял: никого, кроме нее, здесь больше не будет и вопросы придется решать именно с ней. После этого ее пропустили. Дождались прихода другого доктора, в руки которого перешли и больная, и сопровождающее лицо. Сразу решили вопросы оплаты. Агата все взяла на себя, разумеется, потом с дядюшкой разбираться будут. Ей пришлось быстренько съездить на такси домой и привезти деньги. О том, что пришлось взять отложенное на диссертацию (весь процесс подготовки и защиты обходится ох как недешево), Агата, конечно, промолчала, но Вадим догадался и сам – не первый день на свете живет. А дальше возник вопрос лекарств. Часть из них Агата купила тут же, в аптеке при больнице. Но когда врач заговорил о том дорогущем и малодоступном, но очень нужном препарате, она решилась и позвонила ему, Вадиму Алексеевичу. Больше ей просить помощи было не у кого.
Вот это не просто порадовало, но осчастливило Вадима. Не к кому ей обратиться оказалось в таком экстренном случае, кроме него. Это же просто замечательно! И он приготовился укреплять ее во мнении, что вообще никто, кроме него, ей не нужен по жизни.
Потом принесли заказ и они нормально поели. После еды щеки Агаты слегка порозовели и силы стали возвращаться к ней. Позвонил Егор Степанович, в который уже раз за этот долгий день. Агата принялась объяснять ему, что дела повернули к лучшему, поскольку все необходимые лекарства на месте, и даже самое главное и самое дорогое достал Вадим Алексеевич. Он и сейчас здесь, рядом. Егор Степанович попросил передать ему трубку.
– Здравствуйте, Вадим Алексеевич, – заговорил он, – спасибо вам огромное, дорогой мой, что подключились к делу. За лекарство отдельная благодарность. Вы только скажите, сколько потратили, я вам передам. У меня есть. Мы с Матреной на новый сарай утепленный собирали. А теперь какой уж сарай. Ее бы вернуть домой, голубушку мою, живой.
– Не будем сейчас о деньгах говорить, Егор Степанович. У меня с этим проблем нет («Большие проблемы есть, однако, с тем, на кого эти деньги тратить», – подумал про себя). С этим мы потом разберемся. А за Матрену Евграфовну не беспокойтесь. Мы тут с Агатой Витальевной присмотрим за ней и все, что нужно, сделаем. И вас будем держать в курсе. Завтра с утра поедем узнать, как прошла ночь. Лекарство это волшебное должно здорово помочь, сказал профессор. Будем надеяться на лучшее.
Егор Степанович немного успокоился, это даже по голосу было слышно. А Вадим представил себе, каково ему там, в лесу, одному. Только и есть поддержки, что Тимофеич. Тот от хозяина не отходит, это он на расстоянии чувствовал – такие верные и преданные друзья, как этот пес, никогда не предадут и в беде не оставят. Перед глазами встала огромная лохматая голова Тимофеича на коленях у лесника, и на ней большая, натруженная, вся покрытая мозолями мужская рука.
Убедившись в том, что Агата вполне пришла в себя и за нее можно уже особо не беспокоиться, Вадим отвез ее домой – не на край света, кстати, как он почему-то думал, – и отправился отдохнуть после этого, такого напряженного дня, подарившего ему новую встречу с женщиной, заполонившей его душу. Тут же были напрочь забыты все решения относительно будущих поездок на зимние курорты в обнимку с красотками. Перед глазами вновь вставали лес и волшебное озеро с одной-единственной нимфой на его берегу. Все стало на свои места, определившиеся недавно, но, кажется, прочно.
Утром они вместе с Агатой съездили в больницу и узнали, что ночь прошла на удивление неплохо. Больная чувствовала себя гораздо лучше, дышала ровно, открыла глаза и даже узнала склонившуюся над ней Агату. Но долго общаться доктор не позволил. Сказал, что ей нужно как можно больше спать, чтобы активнее шло восстановление. Сильно пострадали ткани мозга, сказал он, и нужно дать излившейся крови рассосаться. Это будет видно на обследовании. И только когда уйдет гематома (слово-то какое!), можно будет приступать к тому, чтобы ставить больную на ноги. Путь этот нелегкий, но теперь уже вполне осуществимый. Нужно только запастись терпением. Слова доктора подтвердил профессор при очередной встрече. Он был очень доволен тем, как идут дела у тяжелой, почти безнадежной поначалу пациентки.
Из-за всех дел, связанных с неожиданной бедой, обрушившейся на семейство лесника, и больницей, Вадим часто и подолгу общался теперь с Агатой, и это не могло не радовать. Он получил доступ к ее телефону, узнал домашний адрес и даже познакомился с подругой Марией, которая подключилась к процессу ухода за больной Матреной Евграфовной искренне, от всей души. Маша была очень доброй женщиной – это видно было сразу. И красавицей к тому же. При первом же взгляде на нее приходила в голову мысль, что ей надо играть в кино сказочных красавиц – Василису Прекрасную, Спящую красавицу, царевну-лебедь – причем можно практически без грима. Только Снежная королева из нее не получилась бы – не было холода в больших, красивых, серых Машиных глазах. Не было, и все тут.
Агата перестала «колоться и кусаться» – простая человеческая порядочность не позволяла ей теперь этого, – но на особое сближение не шла. Держалась в рамках вежливости. Все счета за больницу и усиленный уход, который получала там Матрена Евграфовна, она оставила мужчинам – пусть разбираются сами. На себя взяла чисто женские функции – личный уход за больной, вопросы питания и прочее, деля эти заботы с Машей.
С Вадимом была неизменно очень доброжелательна, но при малейшем намеке на что-то большее, чем отношения между добрыми знакомыми, тут же пряталась в свою раковину, забираясь в нее с ногами – будто исчезала вдруг: вот она была, и нет ее. Его это беспокоило, раздражало и даже сердило. Он, право же, заслужил большего. Во всяком случае, мог рассчитывать на роль друга. Но Агата не давала ему и этого – хороший знакомый, которому она очень благодарна за помощь, и все. И не более того. Такое положение дел раздражало его все сильнее еще и потому, что сам он ни на минуту не мог забыть лесное озеро, обнаженное тело Агаты и свое сумасшедшее желание. Ему казалось, что вкуси он этого тела один только раз, и все встанет на свои места. Все придет в привычную норму. Это просто эффект новизны, уговаривал он себя. Просто подобной ситуации не было еще в его жизни, и он отреагировал неожиданно бурно. Вот уложить бы ее в свою постель один только раз, убедиться в том, что она такая же женщина, как и все другие, и успокоиться. И забыть все, оставшись с полным спокойствием просто добрым знакомым, как она того хочет.
Время шло, лето подходило к концу. Матрена Евграфовна была уже почти в порядке. Во всяком случае, разговаривала, сидела в постели и даже пробовала потихоньку ходить, правда, с посторонней помощью. Не за горами время, когда ее выпишут домой, и тогда прекратится это общение. Связь оборвется. И об этом больно было даже думать.
