Уильям сумел выкинуть из головы все свои тревоги, убедив себя, что, даже если кто-то и отследил звонок, здесь его искать не станут, и провел день в свое удовольствие. Они с Джошем играли с другими ребятами в прятки и, забыв обо всем, наслаждались отдыхом. В обед все расселись вокруг костра, и кто-то стал петь единственный госпел, которая нравился Уиллу настолько, что он его выучил, — «Иисус мой спаситель». Мальчик вслед за остальными тоже подхватил слова:

Иисус, мой Спаситель,

Лишь на тебя уповаю,

И ныне и впредь прославляя

Чудо любви Твоей.

Вновь воспою я Богу хвалу.

Сила, величье и слава Царю!

Горы склоняться, моря восшумят,

Имя Твое вознося.

В радости Господу славу пою.

Знают пусть все, как Тебя я люблю.

Нет ничего, что могло бы

Сравниться с Тобой.

Уильяму еще нравилась «Греби к берегу, Михаил», которую часто напевала Нэнси, но у «Иисуса…» была уж больно запоминающаяся мелодия. Распевая во все горло вместе с остальными, мальчик думал о Бобе и Нэнси, о Фоксе Малдере и Дане Скалли и даже об агенте Рейс. О всех тех, кто заботился о нем и стал частью его жизни. Уильям понимал, что любит приемных родителей и будет любить всегда. Они не заслужили, чтобы он украдкой рыскал у них за спиной. А его настоящие мать и отец спрятали сына, чтобы защитить, хотя и сами вынуждены были скрываться. И это решение далось им, должно быть, ой как непросто.

Столько людей стольким пожертвовали, чтобы сделать его жизнь спокойной и счастливой, и Уильям решил, что не стоит усложнять им задачу. Он больше не станет никому звонить и ничего выяснять. По крайней мере, пока. Все равно он еще слишком маленький, а его родители до сих пор в бегах. И пусть Уильям вырос на ферме, но твердо знал, что не останется в Мидвилле навсегда. Может, когда-нибудь ему удастся познакомиться со своими настоящими родителями или другими членами семьи. Моника Рейс сказала, что знает его родственников. Вероятно, он встретится и с ней.

Приняв это непростое решение, Уилл почувствовал, что просто камень с души свалился. Около трех часов дня лагерь закрылся, и дети отправились домой на автобусе. Перед тем, как вылезти на своей остановке, Джошуа пригласил Уилла зайти к нему завтра. Они с ребятами (за исключением Джимми Хендерсона и его банды) собирались начать бейсбольные тренировки в школе, чтобы в следующем году попробовать попасть в команду. Уильям с радостью согласился. Хорошо бы хоть раз за лето заняться чем-нибудь нормальным, как все люди! Он помахал Джошу на прощанье, и автобус направился к фермам.

Но, чем ближе они подъезжали, тем явственнее Уильям ощущал какую-то смутную тревогу — то же самое чувство, что мучило его с утра, но теперь усилившееся в разы. Мальчик пытался отвлечься, но безуспешно, и к тому моменту, как он вышел на своей остановке и направился к припрятанному мопеду, нервы его были на пределе. Да в чем же дело? Он осмотрелся по сторонам, чувствуя, что в этом взвинченном состоянии его восприятие стало как никогда острым. Нет, кажется, никто не прячется за деревьями. Уилл сел на мопед, поскорее завел мотор и направился к дому.

Но по пути его страх возрос, причем настолько, что стало сводить живот, волосы на затылке встали дыбом, а все тело сковал ужас. От чего, Уильям не знал и в конце концов просто остановился. Еще два поворота, и он окажется в открытом поле, а оттуда — рукой подать до их фермы. А интуиция, меж тем, настойчиво требовала не ехать дальше. Почему?

Позже, когда у него появится возможность все обдумать, Уильям сможет объяснить, почему поступил именно так, а не иначе. Но тогда, замерев посередине окаймленной деревьями дороги, мальчик еще не знал, что точно так же в таких случаях вел себя его отец — прислушивался к своему внутреннему голосу и полагался на удачу. Но, как бы то ни было, Уильям не поехал домой. Он нажал большим пальцем кнопку на руле, и слабый треск мотора смолк, уступив место тишине.

Мальчик спрятал мопед за густым кустарником и пошел по петлявшей среди деревьев тропинке пешком. На расстоянии двух с лишним километров от шоссе шла еще одна небольшая дорожка, но через лес можно было срезать. Метров через сто Уильям заметил в просветах между деревьями поле, подобрался к кромке леса и бросил опасливый взгляд на свой двор. Сердце мальчика тревожно заколотилось.

У дома был припаркован какой-то черный внедорожник. Уилл никогда не видел в городе такой машины. Большинство здесь ездили на подержанных седанах или грузовичках, а в нескольких богатых семьях хоть и имелись джипы, но другого цвета. А у крыльца стоял мужчина в черном костюме. Это еще кто такой? Уильям заметался между деревьями, пытаясь разглядеть побольше. Он «включил» свое шестое чувство и почти сразу ощутил неописуемый холод, мгновенно вспомнив темную фигуру, склонявшуюся над его кроваткой.

Зло. Он чувствовал зло. Мужчина, как оказалось, был там не один: вскоре Уильям увидел, что из окна его спальни на втором этаже высунулся еще один человек. Что эти незнакомцы делают в его доме, в его комнате? Вдруг все встало на свои места. Звонок действительно отследили, и эти люди — как раз те самые негодяи, о которых предупреждала его Моника Рейс. А как же Джош? Они ведь звонили из его дома! Вдруг сейчас их семья тоже в опасности? И Боб с Нэнси… Где они?

Уильям в панике огляделся и увидел трактор, стоявший посреди наполовину выкошенного поля. Боб бы никогда так его не бросил. Где же он сам? Уильям подобрался поближе и заметил лежащую на земле фигуру. Пригнувшись, чтобы его не заметили, мальчик перебежал поле прямо через высокую траву и замер, как вкопанный, увидев, кто лежит рядом с трактором.

Боб. Уильям в ужасе покачал головой, не веря своим глазам, и, бросившись к приемному отцу, принялся трясти его, умоляя очнуться и встать. Тело Боба уже остыло, и голова странно, неестественно моталась из стороны в сторону. Ему сломали шею.

Все, чего хотелось в данный момент мальчику, — это сесть и завыть от боли. И лишь чувство самосохранения удержало его от этого необдуманного поступка, а разум вдруг сделал то, чего никогда не делал раньше, — развернул перед ним всю цепочку событий с такой ясностью, будто Уилл лично присутствовал при случившемся. Боб работал в поле, когда из леса вышел мужчина и направился к нему. Боб спросил, не заблудился ли тот, не сломалась ли его машина, но мужчина не ответил. Отец окликнул его снова, но человек совсем не походил на заблудившегося автомобилиста. Он шел медленной, уверенной поступью, по-прежнему не произнося ни слова. Боб почуял неладное, но было слишком поздно. Мужчина с невероятной силой схватил его за шею и приподнял над землей, требуя рассказать, где мальчик. Когда Боб не ответил, незнакомец сжал руки. Раздался хруст, а потом наступила тишина. Мужчина выпустил Боба, и тот рухнул на землю, как мешок с мусором. Убийца отправился к дому, где уже остановилась черная машина. Увидев всю эту картину от начала до конца, Уильям ощутил резкий приступ тошноты.

«Боб! Боб! Боб! Боб!!!» — беззвучно рыдал он. «Это моя вина, это все моя вина», — думал мальчик в отчаянии. Его отец лежал мертвый на земле прямо перед ним. Нэнси никогда не простит его, если узнает, кто навлек на них эту беду.

Нэнси.

Уильям вскинул голову. Где она? Женщина, приходившаяся ему матерью во всех смыслах этого слова, кроме одного? Он зажмурился и попытался «почувствовать» ее, но не смог и вздохнул с облегчением: должно быть, уехала куда-то. Как же ему предупредить мать, чтобы она не возвращалась?

И тут Уильяму попался на глаза стоявший у сарая грузовичок — их единственная машина. Нэнси никуда не ушла бы пешком, а заезжали за ней крайне редко, только если Боба не было дома. Значит, она все еще где-то здесь.

А в следующее мгновенье Уильям понял все. Да, она здесь. И так же, как Боб, убита. Поэтому он ее и не «чувствует». Наверное, Нэнси была дома, когда нагрянули эти люди. И вряд ли сумела оттуда выбраться.

На глаза навернулись слезы, мальчика переполняли горечь и отчаяние. Ему семь лет, и он сирота. Сможет ли он себя простить? Что теперь делать? Но тоска отступила так же внезапно, как пришла, и на первый план вышло желание выжить в этой передряге.