– Прежде чем устроить грандиозную экскурсию, сначала я хочу кое–что тебе показать.

Проехав несколько улиц, я завернул на улицу своего детства и, тормознув возле тротуара, указал на претенциозный огромный двухэтажный белый дом.

– В этом доме я вырос.

Эндрю внимательно его разглядывал.

– Ты никогда не говорил, что твоя семья владеет отелями.

– Вплоть до позавчерашнего дня у меня не было семьи.

Эндрю бросил на меня извиняющийся взгляд.

– Прости. Ты понял, о чем я.

– Понял. Здесь не о чем говорить. Сказать по правде, я старался не упоминать и не думать о них.

Эндрю понимающе кивнул. Я перевел взор на дом, и в это же мгновение открылись ворота гаража. Сердце замерло, я понятия не имел, кого увижу, заметят ли меня, а если заметят, что будет дальше.

Выехала новая модель «бмв» и остановилась. Ролловые ворота опустились, и женщина, которую прежде мне видеть не доводилось, вышла из автомобиля и забрала из почтового ящика письма.

– Кто это?

– Не знаю. – Я тщательнее всмотрелся в дом, и до меня дошло, что на балконе больше не стояли четыре огромных горшка, за которые мать отвалила целое состояние. В саду бегала собака, а у моей матери была аллергия на собак… Женщина на своем «бмв» проехала мимо нас, и тогда–то мы и обратили внимание на сидевших сзади двоих детей.

– Должно быть, они его продали и переехали.

Эндрю нахмурился и сжал мою руку. Наверно, он собирался порассуждать на тему, что родители, без сомнений, мне сообщили бы, но потом, видимо, вспомнил, что сообщать бы они не стали.

– Ты в порядке?

«Был ли я в порядке?». Секунду я пытался определиться, что чувствовал сердцем, и старался отыскать самый честный ответ.

– Знаешь что? Я в порядке. Почти десять лет этот дом не был моим. А что до родителей, то мне глубоко насрать, где они живут.

Эндрю улыбнулся.

– Покажешь, где жила тетя Марви?

Я ухмыльнулся.

– С удовольствием. – Я вывернул на улицу и проехал мимо дома, в котором провел детство.

Тот факт, что я ничего не чувствовал, был очень приятным осознанием. Возможно, мне наконец–то удалось продвинуться вперед и принять отношение родителей. А еще я отдавал себе отчет в том, что многим в этом вопросе был обязан сидевшему рядом со мной мужчине.

Именно в этом была разница между Эндрю и терапией. Терапия была сфокусирована на родителях и причиненной мне боли, тогда как Эндрю, сам того не понимая, был сфокусирован на мне. Он показал мне, что я был достоен любви, и что если у меня выйдет немного опустить свои защитные стены, это не только поможет полюбить, но и отпустить боль.

Я проехал по переулкам Дабл–Бэй¹⁴ и затормозил возле дома в стиле бунгало.

– Вот здесь мы и жили.

– Он стоит на воде?

– Да.

– Господи.

Я залился смехом.

– Теперь ты понимаешь, почему из–за завещания тети Марви отца чуть удар не хватил.

По его глазам я заметил момент озарения.

– Она оставила тебе этот дом?

Я медленно кивнул.

– Я его продал. Отсюда и деньги.

Он посмотрел на дом, потом перевел взгляд на меня.

– Ты говорил, она оставила тебе приличную сумму.

Я дернул плечами.

– Знаешь, твои предки тоже живут в шикарной части города. Ты никогда не говорил, что у них не дом, а особняк.

– Я говорил, что они театралы.

– Да, как и голодающие актеры. В ЛА их полно.

Он хохотнул.

– Когда ты сказал, что работать тебе не нужно, я решил… Ну, честно говоря, понятия не имею, что я решил.

– Деньги у меня хранятся на срочных вкладах и инвестированы в акции, поэтому, увидев мой банковский счет, можно решить, что все у меня вполне нормально. С другой стороны, мое дело довольно приличное.

Он долго меня рассматривал, потом изумленно фыркнул.

– Ты самый скромный из всех известных мне людей.

Я пожал плечами.

– В тридцатые годы мой прадед вкладывался в недвижимость, что после его смерти принесло выгоду всей моей семье, в том числе дядюшкам и тетушкам. Мои родители были неймдропперами¹⁵, благодаря чему взбирались по социальной лестнице. Думаю, ты знаком с таким типажом. А тетя Марви, несмотря на финансовое состояние, была очень робкой и очень приземленной. Она учила меня относиться ко всем точно так же, и не важно, кто передо мной: генеральный директор или уборщик туалетов.

Эндрю тепло улыбнулся.

– Жаль, мне не посчастливилось с ней познакомиться.

Я оперся о консоль, он сделал то же самое. И я его поцеловал.

– Спасибо.

Эндрю выпрямился.

– Могу я задать вопрос?

– Конечно.

– Жалеешь, что его продал?

– Нет. Сидней больше не мой дом. Я даже сюда не возвращался.

Он смотрел на дом, словно, спрашивая, не хотел видеть моего лица.

– И что теперь будешь делать? Раз уж вы с Льюисом общаетесь?

– Вернусь в ЛА и оттуда буду поддерживать с ним связь. – Я стиснул руку Эндрю. – Посмотри на меня. – Он посмотрел, и я продолжил: – Мой дом в ЛА. С Эмилио и Лолой, и с восхитительным парнем, с которым я встречаюсь. Он был на обложке журнала «Самый невероятный в мире бойфренд».

Он подавил улыбку.

– Неужели?

– Да. И «Самого сексуального мужчины из ныне живущих» по версии редакции «Членомонстр». Он имел коммерческий успех, его смели с полок.

Теперь он засмеялся.

– Ты абсурден.

– А ты идеален. Так что мы квиты. – Я его поцеловал, и мы оба улыбнулись. Я завел двигатель, и мы двинулись в путь. Я свернул на магистраль и по знакам поехал в город.

– Куда сначала? – спросил Эндрю.

– Первая остановка сегодняшней изумительной обзорной экскурсии по Сиднею от Спэнсера Коэна – чудесный центр города, где мы посетим Дарлинг–Харбор¹⁶, Серкулар Куэй¹⁷, Рокс¹⁸ и небольшой оперный театр. После мы отправимся на Харбор–Бридж¹⁹ и, если останется время, отведем симпатичного американского туриста в зоопарк, чтоб он смог познакомиться с милой и приятной дикой природой Австралии.

– Разве это не опасно?

– Не совсем. Кое–кто сможет тебя убить, остальные – только травмировать или покалечить. Ты справишься.

Эндрю захохотал.

– Знаешь, ты довольно неплохо водишь. – Он протянул руку, которую я принял и мысленно поблагодарил Льюиса за машину с «автоматом».

Я опустил наши переплетенные руки на бедро.

– Спасибо.

Улетать из Сиднея было и радостно, и печально. Мы восхитительно провели несколько дней с Льюисом и Либи, и несмотря на то, что мне не терпелось отправиться домой, все равно оставлять брата было грустно. Они с Либби добросили нас до аэропорта и пошли проводить.

Он крепко меня обнял и неохотно отпустил.

– Мы же поговорим, да?

Я кивнул.

– Безусловно. По е–мэйлу, телефону, как угодно.

Выглядел он немного расстроенным, но, как и я, радовался, что мы сумели сблизиться.

– Я, правда, очень благодарен тебе за приезд. Это… много значит.

– В следующий раз вы приедете к нам.

Глаза Льюиса засияли.

– А можно? Было бы круто. В октябре у Либби двухнедельные каникулы, и мы как раз раздумывали, куда бы отправиться.

– Бронируйте билеты, и дай мне знать, когда вас встречать.

Льюис, зная, что следующая встреча определенно состоится, стал гораздо счастливее. На прощание он обнял Эндрю, а Либби обняла меня и прошептала на ухо:

– Спасибо. За все. Он в тебе нуждается.

– Как и я, – прошептал я в ответ, а потом чмокнул ее в щеку. – В любое время.

Объявили посадку на наш рейс, и, вымотанные, мы с Эндрю расселись по своим местам. Зная, что придется провести в самолете всю ночь, весь день мы занимались всем, что можно было выдумать, в том числе ночью делали что угодно, только не спали. Мы накупили подарки всем знакомым и наелись до отвала.

Но я понимал, что, стоит мне попасть в самолет, сон тут же меня поглотит. Опустившись головой на подголовник, я повернулся к Эндрю.