– Может быть. Встретившись со мной в ЛА, он так ничего и не сказал. – Я старался разложить все по полочкам в голове. – Жаль. Если б он сказал хоть слово, я сумел бы его заверить, что все будет хорошо. Он мог бы остаться со мной. Я сделал бы что угодно.

– Нельзя себя винить, – произнес Льюис, словно только эта отвратительная истина и была ему известна. – И себя я не могу винить. Я не осуждаю Арчи за то, что он сделал. Мне жаль, что он так поступил. Боже, почему он не рассказал мне о своей гомосексуальности? Если б он сознался, я б тоже его заверил, что все будет хорошо. Посоветовал бы перебраться к тебе в Штаты. Если б это его спасло. Но честно говоря, Спэнсер, не спасло бы. Единственное, что могло бы его спасти, – любовь и одобрение матери и отца. А такого никогда бы не произошло. Этот факт Арчи знал наверняка. В конце–то концов, он видел, как они поступили с тобой. – Он выдохнул. – Полагаю, он приезжал рассказать о своей гомосексуальности и не смог вынудить себя сознаться. Но правду мы никогда не узнаем.

– Каким он вернулся? – задал я вопрос.

– Молчаливым. Замкнутым.

Я провел руками по лицу и подавил слезы, что угрожали пролиться.

– Какая потеря. Ненужная и… Боже, Льюис, если б я знал.

Он кивнул, и какое–то время мы провели в молчании, лишь разглядывали мраморное надгробие с нереалистичным изображением лежавшего под ним человека.

Он был гораздо значимее всего вот этого.

Поднялся ветер, и я оглянулся. Небо сменило свой цвет, солнце клонилось к западу. Невдалеке стояли Эндрю и Либби, читали старые надгробия.

– Я мог бы поклясться, что вы с Эндрю вместе несколько лет, – меняя тему, проговорил Льюис. – Судя по тому, как вы себя друг с другом ведете. Будто знакомы всю жизнь.

Я не отрывал глаз от Эндрю.

– Он – лучшее, что со мной случалось.

– Это заметно по тому, как ты на него смотришь.

– Он меня любит, – сказал я. А потом хохотнул, потому что говорить об этом вслух показалось глупостью. – Знаешь, что самое хреновое? – Льюис взглянул на меня и ждал продолжения, а я по–прежнему не отрывал взора от Эндрю. – Я не могу ответить ему взаимностью. Я хочу, но у меня… проблемы. Несколько лет я потратил на терапию после того, как от меня отреклись и выставили из дома мои… наши родители. – Я перевел взгляд на Льюиса. – И это взрывает мозг. Если б не мои друзья, Лола и Эмилио, а теперь еще и Эндрю, и, разумеется, тетя Марви, лежать бы мне рядом с Арчи.

Льюис нахмурился.

– Как считаешь, ты когда–нибудь сможешь? – шепотом поинтересовался он. – Сказать ему, то есть.

Я кивнул.

– За последние два месяца я продвинулся дальше, чем за несколько лет. Он относится ко мне лучше, чем сам осознает. Я знаю, что однажды смогу, остается лишь надеяться, что он сумеет подождать.

– Не сомневаюсь, что сумеет. – Он глубоко вздохнул и улыбнулся. – Я говорил серьезно про разделение дивидендов и совместное унаследование. Ты подумаешь?

– Лучше потратить все это на основание фонда имени Арчи. Почтить его память и помочь молодым бездомным представителям ЛГБТКИ–сообщества. Тем, у кого не осталось надежды.

Льюис искренне улыбнулся.

– «Фонд Арчера Коэна». Мне нравится, как звучит. Но я понятия не имею, с чего начинать. – Он нахмурил лоб.

Я улыбнулся. К нам шагали Эндрю и Либби.

– Родители Эндрю руководят похожим учреждением в ЛА. Могу предоставить тебе полную бизнес–модель.

– Серьезно?

– Я могу помогать тебе из ЛА. Информацией и бизнес–планами, и всем, чем понадобится.

Льюис взволнованно ухмыльнулся.

– Я был бы не против.

Подойдя ближе, Эндрю улыбнулся. Может, моя улыбка сделала его счастливее? Тогда–то я и обратил внимание, что он все еще держал цветы.

– Льюис? – позвал я. – Ты в курсе, где похоронена тетя Марви?

– О, конечно, – ответил он. – Я должен был сам предложить. Нам сюда.

Мы последовали за Льюисом и Либби, и Эндрю держал меня за руку. Пока мы шли, он смотрел на меня, и в его глазах я заметил незаданный вопрос. Я одарил его улыбкой и сжал руку в надежде, что он поймет: все было нормально.

– Это здесь. – Кивком Льюис указал направление и остановился возле простецкой могилы из белого мрамора. Цветов не было, и я задумался, приносили ли их сюда в принципе. Мысленно я отметил: нужно будет организовать ежемесячную доставку ее любимых роз.

Я прочитал выгравированное на надгробии имя.

– Мэрион Коэн.

По указанным датам можно было подсчитать, что не стало ее в возрасте семидесяти пяти лет, а чуть ниже были строчки из ее любимой песни. Те самые, что я вытатуировал на руке поверх роз.

Я приподнял рукав футболки и показал Льюису.

– Она всегда любила эту строчку. – Я не сумел сдержать улыбку. – «Беги туда, куда даже храбрец не пошел бы». Это про нее. – Глаза наполнились слезами. – Она была самым храбрым человеком из всех, кого я знал.

Эндрю молча обвил меня рукой и стал моей опорой, что у него великолепно выходило.

Мраморное надгробие было прекрасным, и у меня не осталось сомнений, что она проработала каждую деталь задолго до смерти. Но кое–что было упущено.

– Если слово «мама» означает человека, который о тебе заботится, любит, обеспечивает и поощряет, то она была моей мамой. Не она дала мне жизнь, но в каком–то смысле все–таки дала. Грустно, что прохожие не будут знать, что она была любима. Здесь должно говориться: «Обожаемая Спэнсером мама».

Эндрю протянул мне букет, и, сделав шаг вперед, я положил розы на могилу.

– Я думаю о тебе каждый день, – обратился я к ней. – В твою честь по–прежнему пью зеленый чай. По–прежнему проигрываю твои любимые пластинки. По–прежнему готовлю по твоим любимым рецептам. Я стал тем, кем стал, потому что ты мне разрешала. И я всегда буду тебе благодарен. – Я позволил слезам скатиться, плакать мне было не стыдно. – Она меня любила, тогда как никто больше не любил.

Эндрю встал рядом со мной, обнял за талию и прислонился лбом к моему плечу. Не произнеся ни слова, он дал мне понять, что я не был одинок. Я развернулся, и, притянув к себе, он крепко меня обнял. Обвил рукой мою шею и чмокнул в висок. Я вдыхал его аромат и наслаждался этой надежностью, этим теплом, которые отыскал в его руках.

Удерживая Эндрю одной рукой, я посмотрел на Льюиса. Они с Либби стояли чуть позади, у обоих слезились глаза.

– У нее была похоронная служба?

Он кивнул.

– Только на кладбище.

Я улыбнулся.

– Она ненавидела церкви.

– Пришло море людей.

– Жаль, я не знал.

Льюис насупился.

– У тебя есть полное право злиться, что тебе не сообщили. Прости, что не сказал. Я должен был. Извини.

– Я злюсь не на тебя, – заверил я.

– Какая–то лажа, – прошептал Льюис. – Кругом.

Я глубоко вдохнул и неспешно выдохнул.

– Знаешь что? Да. Кругом. Кроме сегодняшнего дня. Мы же можем начать с этого момента, да? Ты и я, у нас же все хорошо?

Вытирая остатки слез, Льюис провел руками по лицу, захохотал и кивнул.

– Я был бы не против.

Я отпустил Эндрю и обнял брата. Годы обид никуда не делись, но начало было положено. Он крепко меня сжал, потом похлопал по спине и шагнул назад. И от души улыбнулся.

– Хотите перекусить? Я очень хочу. Может, пообедаем?

В знак благодарности за нахождение рядом я вновь обнял Эндрю.

– Хочешь есть? – поинтересовался я.

– Ты ж меня знаешь, – ответил он. – Я всегда хочу есть.

Я улыбнулся Льюису.

– Звучит отлично.

По пути к машине Льюис задал вопрос:

– Могу я кое о чем спросить?

Я пожал плечами.

– Разумеется.

– Почему вы остановились в «Атолле»?

Я хмыкнул.

– Ну, понимаешь, изначально я подумывал остановиться в другом месте и вместо того, чтоб платить отцу хотя бы цент, сделал бы выручку конкуренту. Но потом до меня дошло, что возможность поспать с мужчиной в одной из его постелей просто превосходная, и я решил от нее не отказываться.

Льюис остановился и уставился на меня поверх крыши машины. Потом откинул голову назад и расхохотался.