— Я так рада, что вы пришли! — восклицает Маккензи, когда подходит к нам троим. Она обвивает руками шею Джареда, отклонив его немного назад. — Я очень сожалею о том, как вела себя прошлым вечером. Сможешь ли ты простить меня?

Джаред закрывает глаза, ласково сжимая руки вокруг нее.

— Конечно, я прощаю тебя, — успокаивает он.

Мою улыбку я не могу сдерживать. Все, кажется, правильно особенно решение приехать в этот богом забытый городишко. Джаред и Маккензи очень близкие друзья. Большинство людей мечтают о таких отношениях, хоть я и ненавижу это чувство между ними.

Маккензи целует его в щеку и отступает от него.

— Спасибо. Я не знаю, что бы я делала без тебя.

— У тебя не будет возможности выяснить это, — бормочет он.

Взглянув в сторону Гэвина, я могу увидеть всполохи радости при виде Маккензи.

— Ну, вот и ты, Гетто Смурф, — она подходит к Гэвину, тепло обняв его.

— Гетто Смурф? — переспрашивает Гэвин, приобнимая ее в ответ.

Появляется озорная улыбка, она тянется и трепет Гэвина по бороде, которой он очень гордился. Я чуть не умер от смеха, когда он вышел из номера отеля с новой формой своей бородки. Это было настолько плохо, что я спросил его буквально: может, его бритва испортилась и мне сходить за своей? Нам троим было лень бриться во время этой поездки, но Гэвин пообещал Морган удивить ее на свадьбе своей бородой. Плохой ход. Женщина собиралась смешать его с грязью за это. Мне повезло, у меня места в первом ряду, и я получу истинное удовольствие от созерцания всего этого!

— Голубой костюмчик. Новая, невероятно тонкая линия бороды. И еще тебе необходим золотой зуб, чтобы уж навечно прослыть показушником.

Люди начинают оглядываться на нас, когда мы с Джаредом сгибаемся в приступе хохота. Нам все равно. Наша Маккензи вернулась.

— И не очень-то я похож на Смурфика, — оправдывается Гэвин.

Маккензи берет его за подбородок двумя пальцами, поворачивая голову Гэвина, как будто пытается что-то разглядеть.

— А ты знаешь, ты прав. Это не борода. Ты просто забыл умыться сегодня утром. И я могу помочь, — она слюнявит палец и принимается тереть им кожу подбородка Гэвина. От этих ее действий меня сгибает пополам от хохота. Сзади, держась за мое плечо в попытке удержать равновесие, смеется Джаред.

Гэвин отмахивается от нее, глядя на Джареда и меня:

— Да заткнитесь же, оба...

— Ну не в доме Господнем ругаться, — Маккензи обрывает его прежде, чем он смог закончить фразу. Она трепет его по щеке и подходит ко мне. Джаред может наконец-то выпрямиться, но не смог сдержаться от очередного смешка, толкнув Гэвина в руку.

— Эй, красавчик, — Маккензи обращается ко мне с несвойственной ей скромностью.

— И тебе привет, красавица, — это прозвище возвращается снова. Перед тем, как она ушла, это было моим любимым обращением к ней.

— Хороший костюмчик, — она кивает в сторону костюма на мне. Я не стал рассматривать костюм, который она приобрела для меня, и отправил его в Бостон, решив прийти в строгом сером костюме. — Хотя тебе идет этот цвет.

— Согласен с тобой, и спасибо. Цвет военно-морской формы и лавандовый очень идут мне, — подтверждаю я, подмигивая ей.

— Это верно. Но этот цвет подчеркивает глубину твоих глаз, — ее пальчик пробирается за отворот пиджака.

— Я рад, что ты одобряешь, — я нежно целую ее в щеку, помня о том, где я нахожусь в настоящий момент.

Маккензи улыбается:

— Как насчет того, чтобы проводить девушку на ее место? — она берет меня за руку и ведет через весь зал. И если я произношу «весь зал», то это так и есть. Здесь много народу. Я ожидал увидеть витражи и кресты везде, а нахожу только полированное дерево, обитые скамьи и мониторы высокой четкости, свисающие с потолка, и музыкальные инструменты, не восходящие к Эпохе Возрождения. Это место больше походит на концертный зал, чем на церковь.

Я поднимаю глаза к потолку, ожидая увидеть обрушение свода или молнии. Такому грешнику, как я, находиться в доме Бога само по себе кощунство.

— Ты нервничаешь, — шепчет Маккензи, наклоняясь ко мне, пока мы идем к нашим местам.

— Просто жду, что Бог поразит меня, — шучу я.

Ее голова падает к моему плечу, лукавая улыбка играет на губах:

— Бог всепрощающ, Энди.

Я целую ее в макушку. Она так приятно пахнет: как гранаты и лимоны.

— Ты ведь не собираешься представить меня всем святошам этой церкви?

Небольшой смешок вырывается из ее уст.

— Нет. И ты должен знать меня лучше, чтобы предполагать такое. Все, о чем я говорю, так это, если Бог простит тебя и, если я смогу тебя простить, так может быть и ты сам простишь себя.

— Может быть, — мямлю я. Мы подходим к скамье, на которой сидит вся ее семья. Билл восседает на противоположном от того места, где мы стоим, в конце скамьи, рядом с подлокотником, следом чинно восседают Линдси, Гленда, Коди, Юстис и Джеки, которая держит на руках Хонор. На скамье еще достаточно места, чтобы устроиться всем нам четверым.

Гленда встает и машет старческой рукой Гэвину. Он смеется, мотнув головой:

— Моя старая подружка зовет меня.

— Ты понимаешь, что я собираюсь поведать Морган о том, что у тебя здесь завязался роман с женщиной постарше, — поддеваю я Гэвина.

— О, я знаю об этом. Но если ты начнешь это повествование, то я расскажу Маккензи о том, как ты потерял плавки в бассейне на вечеринке в честь дня рождения Скайлера Макгиллиса, — возражает Гэвин.

— Вай! Вот об этой истории я хочу услышать! — поет Маккензи. Ее брови приподнимаются от любопытства. — Только не говори мне, что эта история произошла, когда тебе было шесть лет. Держу пари, ты был очаровашкой.

— Попробуй поставить шестнадцать вместо шести, — поддакивает Гэвин.

— Отлично! — я поднимаю руки в примиряющем жесте. — Я не скажу ни слова!

— Так я и думал, — Гэвин обходит нас с Маккензи, проталкиваясь к Гленде. Он обнимает ее и пожимает руку Биллу, прежде чем занять место рядом с ней. Двумя днями ранее эта старая женщина напугала бы его до смерти. Теперь она стала добрым другом. Удивительно, как быстро люди меняются в лучшую сторону, как только ты прикладываешь совсем немного усилий, чтобы подружиться с ними. Может, мне так повезет с Маккензи, и она отправиться со мной в Бостон.

— Думаю, присоединиться к ним, — бормочет Джаред, протискиваясь мимо нас и усаживаясь между Глендой и Линдси. Все, кажется, рады нас видеть и не испытывают никаких затруднений, рассаживая нас между собой.

— Мы приземлимся? — спрашивает Маккензи, протягивая руку на сиденье рядом с Джеки. Мое тело напрягается при виде ребенка. Маккензи, почувствовав мои опасения, берет меня за руку, крепко сжимая.

— Мы можем сесть где-нибудь еще, если это заставит тебя чувствовать себя более комфортно.

Я делаю глубокий вздох, выдохнув через нос. Если я ожидаю от Маккензи прекращения побегов, то и сам должен сделать шаг навстречу.

— Мы можем сесть здесь.

— Ты уверен? Я не настаиваю.

Я улыбаюсь, положив руку ей на спину, и подтолкнул на освободившееся место. Маккензи протискивается между скамьями, садясь рядом со своим двоюродным братом. Я иду к ней, ожидая, когда приступ паники захлестнет меня. Пот катится градом по моей спине, пальцы начинают неметь. И это лучшее предупреждение. Но вдруг все прекращается. Маккензи сует руку в мою и спокойно шепчет мне на ухо:

— Все будет хорошо. Если нам нужно уйти, мы уйдем. Никаких вопросов. Я счастлива и от того, что мужчина, которого я люблю, присутствует здесь рядом со мной сегодня.

Каждый мускул моего напряженного тела расслабляется. Моя нервозность рассеивается. Я сжимаю ее руку и запечатлеваю быстрый поцелуй на ее виске.

— Спасибо тебе. Я чувствую себя хорошо, — я дышу на ее кожу. — Я тоже люблю тебя.

Нежная улыбка озаряет лицо Маккензи, когда она наклоняется ко мне. Я кладу руку на ее плечо, притягивая ее ближе к себе.

Джеки подается вперед, прижимая к себе ребенка.