— Возьми мой телефон, позвони им и никуда не уходи.

— Это не отменяет того факта, что я должна уйти. Мне нужно быть дома прямо сейчас.

Спускаясь поцелуями вниз по ее шее, я изучаю ее спину в зеркале, вдавливая себя глубже в нее.

— Но почему сейчас?

Ее глаза остаются закрытыми, пока она скользит кончиками пальцев по коже моей спины. Ощущения от ее прикосновений одновременно и холодными, и обжигающе горячими. Такая смесь удовольствия просто неописуема:

— Потому что сегодня воскресенье, а по воскресеньям мы всей семьей ходим в церковь.

Шокированный ее заявлением, я слегка отстраняюсь, продолжая удерживать ее. Она глядит на меня с удивлением, но не ослабляет свою хватку на мне.

— Церковь? — я восклицаю. — Я и не знал, что ты посещаешь церковь.

— Я не посещала церковь во Флориде, но не потому, что я не пыталась. Просто я не могла найти подходящую. Знаешь, что? — премилая улыбка расползается по ее лицу. — Ты должен пойти со мной.

Я моргаю:

— Что? Подожди. Я? В церковь? — мямлю я. Последний раз я был в церкви, когда хоронил свою дочь. Легче сказать, что между мной и Богом нет общих тем для беседы будет явным преуменьшением. С моей-то удачей что-нибудь обязательно произойдет, как только я окажусь внутри.

— Да. Отличная идея. Вы все трое должны прийти, — подытоживает она.

Я отступаю в сторону кровати, оставляя Маккензи сидеть на комоде. Икрами я упираюсь в матрас, предотвративший мое дальнейшее отступление. Я начинаю покачиваться взад и вперед, вытягивая руки перед собой. Идея пойти в церковь звучит для меня как некое богохульство, как произнесение имя Господне всуе, что недопустимо.

— Ты же в действительности не хочешь, чтобы я пошел в церковь вместе с тобой?

— Конечно, хочу! — она спрыгивает с комода. — Это позволит мне провести побольше времени с тобой перед отъездом, да и даст возможность моей семье попрощаться с тобой.

Попрощаться со мной перед отъездом. То есть она не собирается лететь со мной в Бостон. Мое сердце сжимается от боли. Она могла бы сказать мне «нет», но ее присутствие мне просто необходимо. Когда я вернусь, на меня насядут сразу двое: Оливия и мой отец и мне нужен кто-то, кто будет на моей стороне. Она мое единственное спасение.

План быстро оформляется в моей голове. Я могу проработать идею с церковью в свою пользу. Я ухмыляюсь.

— Я, конечно, могу пойти с тобой, но при одном условии...

Она скрещивает руки на груди, насмешливо приподнимая брови.

— И что же это за условие, советник?

— Я иду с тобой в церковь, а ты летишь со мной в Бостон.

Она опускает руки и с волнением смотрит мне в лицо:

— Я ведь попросила тебя дать мне время подумать об этом. Энди, пожалуйста, — умоляет она. Девушка прижимает руки к животу и закрывает глаза.

Я провожу рукой по лицу, потерев подбородок. Я не могу смотреть, как она молит меня.

— Хорошо. Хорошо, — стону я. — Я дам тебе время подумать.

— И...

— Я пойду с тобой в церковь, — сдаюсь я. Она визжит, подпрыгивая на месте, и хлопает в ладоши. — Я не могу поверить, что ты согласился на это!

— Ты полюбишь это. Обещаю, — Маккензи закидывает руки мне на шею, целуя меня.

Я смеюсь, притягивая ее в свои объятия. Даже несмотря на то, что все ее защитные бастионы рухнули, один она все же продолжала удерживать. Ну что же. Может быть ей поможет то, что я схожу с ней в церковь. Она увидит, что я настроен серьезно, тогда переменит свое мнение и полетит со мной в Бостон.

— Это мы еще посмотрим.

— Пригласи Гэвина и Джареда пойти с тобой, ладно?

Я прижимаюсь поцелуями к ее губам, улыбаясь при мысли, что они заявятся туда. Страдание любит компанию, и мне будет не так больно в церкви, если кто-то составит мне компанию в этом сподвижничестве.

Улыбка, расцветшая на губах Маккензи, заставляет мое сердце биться быстрее. Это первая улыбка, предназначавшаяся только мне с тех пор, как я приехал к ней. Это улыбка ангела. Моего ангела.

— Превосходно. Ну а теперь мне действительно нужно идти, пока родители не объявили меня в федеральный розыск.

Я обхватываю ее лицо руками, целуя нежно в губы.

— Одна последняя вещь, прежде чем я позволю тебе уйти.

Я обхожу вокруг Маккензи, пробираясь к комоду. На нем лежит коробка «Тиффани и К». Я открываю ее и достаю ювелирное украшение, лежащее в коробке. Наружная упаковка защитила коробку внутри. Дождевая вода не добралась до внутренней подкладки. Я взламываю упаковку и беру бриллиантовое колье, лежащее на мягкой атласной подушке. Ожерелье свисает с моих пальцев, когда я поворачиваюсь к Маккензи. Слеза катится по ее щеке, но ее улыбка говорит мне, что она счастлива.

Маккензи хлопает рукой по лицу и приближается ко мне. Она поворачивается, отчего волосы, собранные в хвост, подпрыгивают. Я оборачиваю ожерелье вокруг ее шеи и застегиваю. Ожерелье ложится точно, мягко приземляясь в ложбинке ее груди.

— Превосходно, — восклицаю я.

Она прикасается пальцами к камням, наклоняя голову, чтобы взглянуть на него.

— Оно находится там, где и должно быть, — шепчет она.

Спустя несколько мгновений уходит, а я начинаю суетливо собираться в церковь. Джаред и Гэвин, оба, кажется, заинтригованы идеей посещения церкви, оба словно сговорились и пытаются выяснить, что же произошло прошлой ночью. Я говорю Гэвину, что открыл Маккензи всю правду. Гэвин волнуется за меня. Успокаивается, когда узнает, что Маккензи знает минимум информации. Джаред и вовсе не подслушивает. Он, кажется, догадывался о содержании, видя, что дела явно идут на поправку.

Одевшись для посещения церкви, мы упаковываем наш багаж в чемоданы и выезжаем из отеля. Амарилло остается позади, а впереди маячит новая цель — Бостон. Я сделал все, что нужно, чтобы убедить Маккензи отправиться со мной в Бостон. Я считаю себя мастером по убеждению. Если кто-то и мог на что-то ее уговорить, мне хочется думать, что это я. По крайней мере, мне хочется надеяться на это.

Глава 17

— Добро пожаловать в Первую семейную церковь, — пожилая женщина встречает нас, сунув в руки брошюру. Ее серые волосы собраны в безобразный пучок, почему-то занимавший всю голову. Она одета в цветочное платье, белые чулки и сандалии. Очки с бутылочными стеклами свисают с ее носа. Она улыбается и кажется, что помадой намалеваны зубы вместо губ.

— Спасибо, — отвечаю я, озираясь вокруг. Я пытаюсь отыскать глазами Маккензи и ее семью, поскольку они попросили нас встретиться непосредственно в церкви из-за вчерашних гуляний. Я знаю, на что они намекают. Кажется, нет никаких секретов между членами семьи Эванс: каждый прекрасно осведомлен, где вчера Маккензи проводила ночь. Если бы они только знали, что происходило на самом деле между нами.

Уголком глаза я ловлю отчаянно размахивающего руками человека, пытавшегося привлечь мое внимание. Я поворачиваюсь и вижу Маккензи, машущую мне.

— Энди! — зовет она. Лучезарная улыбка украшает ее лицо. Вернув ей улыбку, я машу в ответ.

В это воскресное утро она самое прекрасное видение. Девушка одета в темно-синее платье с узким рукавом, расклешенной юбкой чуть выше колена. Лиф только подчеркивает ее грудь. Если я правильно вспомнил, женщины ссылаются на то, что такой фасон немного увеличивает талию, но кто я такой, чтобы судить о фасоне. Все, что я знаю об этом фасоне сейчас, так это то, что он дает мне прекрасную возможность любоваться ее открытыми ногами и прекрасно очерченной грудью на протяжении всей службы. О, Боже, спасибо тебе...

Хммм, наверное, нужно притормозить с такими идеями. Богу, скорее всего, не понравится, что я отдаю предпочтение не ему в его же собственном доме. Небольшой смешок вырывается из моего горла в ответ на эту крамольную мысль. Уголком глаза я вижу поворачивающего в мою сторону голову Джареда в ответ на мой смешок.

Когда Джаред вышел из номера отеля в костюме, я не мог поверить своим глазам. Мы все взяли с собой в эту поездку по костюму, просто так, на всякий случай, и я бы предположил, что у всех у нас костюм был один. Но видеть Джареда в костюме, вместо его вечных винтажных футболок и старой крысиной бейсболки, было чем-то сродни чуду. Он выглядел солидно. Черт, да он еще и причесался! Действительно, чудо из чудес!