Освещение потухло, гудящий зал притих, а затем из мрака высветилась сцена с оркестром, будто явившаяся из небытия. Мисс Кукумбер, церемонно чеканя шаг, прошла к своему месту и поклонилась аудитории. Раздались приветствующие аплодисменты. Дирижёрша развернулась к оркестру и сделала первый взмах палочкой.
Музыка медленно начала разливаться по залу, набирая тон и обрастая новыми мелодиями, а потом будто притихла – и вступила солирующая скрипка. Сейчас Шерлок в лице Шерил Морган был почти прекрасен. Высокая статная фигура в длинной чёрной юбке, из бокового разреза которой невольно выступала стройная нога в тёмном чулке. Идеальная осанка с гордо приподнятой головой, которую венчали тяжёлые медные кудри, уложенные в греческую причёску. Изящные руки и гибкие запястья, тесно затянутые в длинные манжеты с множеством чёрных пуговиц. Смычок эффектно порхал по струнам, радуя не только слух, но глаз.
Как только основная часть была сыграна, добавились остальные инструменты, уже не заглушая скрипку, а, точно золотая оправа для камня, поддерживая и дополняя её.
Как только стихли последние ноты, и Аудиторио-де-Тенерифе погрузился в почти звенящую тишину – зал взорвался аплодисментами. И даже мисс Кукумбер было понятно, кому принадлежали эти овации.
- Браво! – раздавалось со всех сторон.
Шерлок еле сдерживался, чтобы не расплыться в довольной улыбке, ещё помня, чем она могла грозить его макияжу. Он уже устал кланяться и в третий раз исполнял отрывки симфонии на бис. На краю сцены уже вырос приличный курган из подаренных цветов. Откуда ни возьмись на сцену выбежал усатый мужчина, коренной испанец на вид, и затараторил на родном языке:
- Tú eres grande, señorita! – вручил он Шерлоку огромный букет чайных роз. - Fantástico! Fascinante! Gran!
И, как будто без этого нельзя было обойтись, облобызал Шерлока в обе щеки, благо детективу удалось сбить нежданному поклоннику прицел, чтобы тот не попал в губы. Отвязавшись от него ради очередного поклона рукоплещущей публике, он наконец-то смог увильнуть за кулисы. Он не видел, как в суматохе Джим как бы случайно наступил на подол юбки патронессы, и та затрещала по швам, обнажая даже сквозь чулки заметно целлюлитные бёдра.
В отель они вернулись уже затемно. Мисс Кукумбер, закутавшаяся в чей-то плащ, была особенно нервной и с видом вахтёрши женского общежития разгоняла всех по номерам, вопя о том, что завтра у них поезд и нужно рано вставать.
Шерлок ощущал себя выжатым как лимон. Его хватило только на то, чтобы раздеться и сунуть голову под кран в попытке смыть слои косметики и слюни того любвеобильного испанца, после чего он рухнул в постель и перестал ощущать свои конечности. Джим ненамного от него отстал по шкале усталости. Из-за неудобных туфель ноги распухли, и даже конфуз дирижёрши несильно радовал.
Увидев спящего как сурок Шерлока, он как можно тише прокрался к изголовью кровати (хотя попробовали бы вы с такими мозолями бесшумно ходить, но он всё же сумел – что сказать – гений!), и, довольный своей безнаказанностью, поцеловал того в висок.
- Спи, Шерлок. Скоро тебе будет совсем не до сна.
Несмотря на предшествующий поцелуй, прозвучало сие совсем не романтично, а даже как-то зловеще и словно предостерегающе.
Но Шерлок этого не слышал. Он спал.
========== Часть 4 ==========
Утром Шерлок проснулся с тяжёлой головой, как если бы он весь прошлый вечер безостановочно пьянствовал. Джим держался бодрячком, в режиме электровеника собирая вещи и успевая издеваться над детективом. Шерлок от него только отмахивался, терпеливо ожидая, когда же подействует аспирин.
Следующей страной, в которой у них должен был состояться концерт, была Франция.
В купе поезда Шерлок старательно делал вид, что дремлет, успевая наблюдать из-под опущенных ресниц за попутчиками. Слой туши на ресницах очень хорошо этому способствовал.
Джим сидел напротив, и к нему, точно пластырь, прилепилась мисс Кукумбер, томно нашёптывая что-то тому на ухо. Мориарти краснел и отнекивался.
- Ну что вы, мисс Кукумбер! Я не такая девушка! – еле слышно отвечал он. – Я никогда и не делала ничего подобного… Я вас уважаю и ценю, но умоляю, не предлагайте мне… Мне право, так неловко…
А Кукумбер всё не останавливалась и, для уверенности сцапав Эмму – такую милую, стеснительную девушку – за обе руки, наглаживала и сжимала их, не давая вырваться и убежать до канадской границы. Джим, продолжая держать лицо наивной дурочки, мысленно решал немаловажный вопрос. Как целесообразнее будет поступить в данной ситуации? Отпилить обе руки и всё-таки убежать, или достать из сумочки ножик, вырезать сердце этой извращенке и наблюдать, что раньше перестанет биться – сердце или мисс Кукумбер в предсмертных конвульсиях?
«Это был бы неплохой эксперимент, - мечтательно подумал он. – Даже Шерлок оценил бы красоту момента. А тело можно было бы скинуть в реку, когда поезд будет проезжать через мост… Жаль, что эта сучка отвечает за всю поездку. Такой хороший план пропадает впустую. Что ей стоило завести хотя бы одного зама – и все бы проблемы тут же решились сами собой. А то взяла моду – я и лошадь, я и бык, я и дирижёр, я и организатор. Феминизм её до добра не доведёт. Воркуй, деточка, пока можешь, – губы Джима изогнулись в милую улыбку, а в глазах плескался адский огонь, который мисс Кукумбер наивно приняла за страсть. – Только потом не обессудь. Я тебе задолжал…»
Вообще, если так посмотреть, Джим был всем и всегда должен. А всё шло из детства, как утверждал товарищ Юнг. Сначала он должен был родителям – быть послушным и ответственным мальчиком, хорошо кушать и не прогуливать школу. Потом он должен был учителям – быть вежливым, готовиться к урокам и не делать пакостей одноклассникам. Редким друзьям, которых он заводил скорей из корыстных побуждений, чем по воле сердца – должен был быть хорошим парнем, помогать в беде и составлять компанию на их идиотских вечеринках. Соседям по улице – быть улыбчивым мальчиком, выгуливать пса старой миссис Уокер и здороваться при встрече. Он был должен даже друзьям родителей – каждый раз, когда они приходили в гости, как хороший мальчик, вытаскивать ненавистную виолончель и играть, а ещё обязательно мило улыбаться и терпеть, когда одна из подруг матери в приступе умиления пребольно трепала его за щёку. В университете ничего особенно не изменилось – он должен был посещать лекции, выполнять задания и терпеть тупых однокашников, которые постоянно клянчили его конспекты. И постоянно не возвращали. Джим должен был улыбаться. Должен. Должен! А потом он понял, что иногда быть должным кому-либо может быть весьма удобно. Главное, знать что задолжать. Можно было задолжать убийство, отравление, падение… Листочек с надписью «IOU» был хуже чёрной метки и те, кто её получал, с радостью бы простили Джиму все его долги на жизнь вперёд, но Мориарти не шёл ни на какие уступки.
- Ну что вы! Как я могу! Ходить в должниках очень не хорошо. Папа учил меня отдавать свои долги вовремя.
И он отдавал. Вот Шерлоку Джим уже дважды был обязан. В первый раз (это было очень давно, но он старательно всё записывал) - когда Холмс имел несчастье нечаянно толкнуть Джима на лестнице. Шерлок очень спешил - если бы он тогда хотя бы извинился, может, и не было бы ничего, но будущий детектив опаздывал на экзамен - и даже не заметил слетевшего кубарем по ступенькам Джима, который ко всему прочему сильно ударился головой, но обидчика тем не менее запомнил. И даже запись в ежедневнике сделал – «Шерлок Холмс. Задолжал падение», с пометкой - «Не торопиться».
Второй долг был удобен скорее самому Шерлоку, но Мориарти, по каким-то своим злодейским причинам, не возражал. Возможно, ему просто хотелось разнообразия.
Париж встретил оркестр имени Розы Люксембург ясным небом и тёплым ветерком. Воздух Франции тут же вскружил девушкам головы, и они сразу после того как заселились в отель, побежали по магазинам. Джим повесил на дверь табличку «Не беспокоить» и уснул в ванной, заставив Шерлока отчаянно скучать в одиночестве. А ведь он тоже хотел полежать в ванной, в тёплой водичке… подумать о вечном. А тут целый Джим на всю ванну развалился. Нет, конечно, в гениальном мозгу детектива проскочила идея залезть в ванну и потеснить Мориарти, но он тут же её отмёл.
