— Добрый вечер, — поздоровалась она, сразу с обоими. Потом спокойно сняла с вешалки куртку и отправилась на улицу. От океана дул холодный восточный ветер. В темнеющей дали мигали огоньки проходящих мимо судов. Санта перевела дыхание, которое срывалось, словно она только что пробежала стометровку. Самое трудное было позади — она заставила себя встретиться с Повелителем лицом к лицу. Теперь оставалось не струсить и выбрать момент, чтобы поговорить.

Момент представился очень скоро. Хлопнула входная дверь и, оглянувшись на дом, девушка увидела Ирвина, который явно собирался куда-то, по поручению Повелителя. Он сбежал со ступенек крыльца, взлетел, и через мгновение исчез в облаках.

Санта не торопилась возвращаться домой. Она всё оттягивала неизбежное, пока окончательно не промёрзла на холодном ветру.

— У тебя губы посинели, — обронил Джеймс, когда девушка вошла в гостиную. — Кофе горячий, — он кивнул ей на кофейник.

Санта не ответила. Стараясь, чтобы её зубы не слишком стучали, она налила себе кофе и уселась за столик. Пытаясь сразу, и согреться, и успокоиться, она медленно пила обжигающий напиток. Допив, она пошла на кухню, чтобы сполоснуть чашку, и только там, по-настоящему ощутила, каких неимоверных усилий, стоило ей это показное спокойствие.

Голова кружилась, в ушах шумело, на глазах, против воли, выступали слёзы. Решив, что сегодня, она ни на какие подвиги больше не способна, Санта попыталась проскользнуть к себе в комнату.

— Убегаешь? — негромкий оклик Повелителя заставил её замереть на пороге. Не понятно почему, но Санта вдруг разозлилась. Не на него. На саму себя и на свою беспомощность. Чуть помедлив, она вернулась в гостиную и, повинуясь его приглашающему жесту, уселась в кресло. — Мне показалось, что ты хочешь поговорить, — заметил Джеймс, пронизывая девушку пристальным взглядом. — Или я ошибаюсь?

— Да, я хотела поговорить, — набрав в лёгкие побольше воздуха, кивнула она. — Только разговор будет бессмысленным, если вы не станете отвечать прямо, Повелитель.

— Хорошо, — немного подумав, согласился Джеймс. — Хочешь прямого разговора? Пусть так и будет. Слушаю тебя.

— Для начала, мне нужно узнать… — она сделала паузу, преодолевая очередной приступ робости. — Чего вы от меня хотите, сир?.. Чего вы ждёте?

Джеймс нахмурился и долго молчал прежде, чем заговорить.

— Мне нелегко тебе ответить, Санта, — наконец, произнёс он, отводя от неё взгляд. — Наверное, я жду чуда, которого никогда не случится… И хочу того же. Но, похоже, не всё и не всегда случается так, как мы хотим.

— И чем это… грозит мне? — она подняла на него взгляд и заставила себя посмотреть ему в лицо.

— Думаю, Ирвин всё тебе уже объяснил.

— Вы обещали не копаться в моих мыслях! — вспыхнула девушка.

— Сейчас без этого не обойтись. Я пытаюсь понять тебя, Санта. Пытаюсь найти хоть что-то, что может меня остановить.

— А может, вы ищите то, что поможет вам себя оправдать, сир? — в тон ему бросила девушка. — Что поможет вам не слишком казнить себя за моё убийство?

— Не перегибай, Санта!

— Я просто пытаюсь вас понять! — съязвила она, зло глядя в чёрный бархат его зрачков, — Пытаюсь разобраться, чего стоит ваша, так называемая, любовь, Повелитель!.. Да, вы правы, Ирвин мне всё объяснил. И даже посоветовал смириться, уступить вашей прихоти…

Только этого не будет, сир. Вы не получите ни любви, ни покорности! Ни даже шанса оправдать себя… Вам придётся меня убить, Повелитель! Потому что ничего, кроме презрения вы от меня не дождётесь! — она вскочила с кресла и замерла перед ним, как маленькая храбрая птичка.

Джеймс долго молчал, каким-то странным взглядом изучая её, перекошенное от гнева личико, затем спокойно кивнул ей обратно на кресло.

— Сядь! — то ли приказал, то ли попросил он.

Выплеснув сразу все, накопившиеся за эти дни эмоции, Санта почувствовала себя полностью опустошённой. Не слишком сопротивляясь, она безразлично опустилась в кресло.

— Хорошо, а теперь, послушай меня. Ты высказалась, и я благодарен тебе за откровенность. Наверное, ты даже в чём-то права, Санта. Однако, обвиняя меня во всех грехах, ты забываешь одну маленькую деталь… Ты забываешь, что я не человек. Что обо мне нельзя судить, как о человеке. Пойми, девочка, я не маньяк, не злодей, и не убийца. Я просто другой. Ты назвала мои чувства прихотью, но это не так. Будь это прихотью — ты давным-давно была бы мертва, поверь. И сейчас я попробую объяснить тебе почему. Попробую хоть немного оправдаться перед тобой. Всё дело здесь в нашей совместимости. Физической и эмоциональной. Мы слишком разные. Моё мироощущение превосходит твоё тысячекратно. Мои чувства и эмоции сильнее на столько, что если я дам им волю — они обрушатся на тебя, как ураган — сметут и раздавят. У людей только любовь содержит в себе подобную силу. Только её ты можешь противопоставить мне, чтобы не погибнуть. Но если любви нет — у тебя нет шансов. Вот, что имел в виду Ирвин. Наверное, я должен был бы оставить тебя в покое, Санта. И поверь, я бы так и сделал, если, как ты сказала — это было бы просто прихотью. Наверное, тогда бы я смог… Но сейчас — не знаю. Не могу ничего обещать. Не могу поклясться, что у меня хватит сил справиться с этим безумием. Ты должна понимать это, девочка. И должна знать, что я люблю тебя слишком сильно. И меньше всего на свете, я желаю причинить тебе вред.

— Значит, всё это не просто прихоть, Повелитель? — чуть слышно переспросила она, вглядываясь в его черты с каким-то отчаяньем. Он покачал головой.

— Нет, Санта. Я действительно люблю тебя… И я не знаю, как с этим справиться, прости.

— И не надо справляться! — выдохнула она, вдруг бросаясь к нему на шею и крепко обнимая. — Не надо справляться, мой Повелитель! Я тоже… Тоже люблю тебя!

Она прижалась к его груди и заплакала. Заплакала от накопившихся боли и сомнений, от невысказанных слов, что так долго прятались в её сердце, и от невообразимого счастья, которое обрушилось на неё с его словами о любви. Как долго она хранила свои чувства, думая о них, лишь как о чудесном сне. Как долго она не позволяла себе мечтать о любви Джеймса, даже не предполагая, что он может полюбить её…

Джеймс нежно обнимал её хрупкие плечи, гладил по голове, целовал слезинки на её щеках. И в его чёрных глазах, сейчас не было ни страсти, ни безумия. Только свет. Тихий и ласковый. Только любовь…