Лере казалось, что даже на ненавистных школьных кроссах она никогда так быстро не бегала. В метро она продиралась по эскалатору, расталкивая всех направо и налево. Ее ругали вслед, но она этого не слышала. В голове колотилась одна мысль: а если Стасу плохо? Боль, раздражение, обида — все померкло перед этой мыслью. Лера уже не помнила о Свенцицкой, о жуткой сцене в офисе, о своем вчерашнем одиночестве. Она не представляла, что можно так испугаться за другого человека.

Не помня себя, она доехала до третьего этажа в его доме и пулей выскочила из лифта. Потом долго и остервенело жала на звонок, пока из-за двери не показался наконец недовольный, сонный Вознесенский в махровом халате. Он удивленно уставился на Леру, как будто не верил своим глазам:

— Ты?

— Милый! — Лера уже повисла на нем, гладя по голове. По щекам ее катились слезы..

— Да что это с тобой! Входи, входи! — Вознесенский почти втащил девушку в квартиру и захлопнул дверь. Лера продолжала плакать.

— Я так за тебя испугалась, господи… Как узнала — сразу помчалась к тебе.

Вознесенский обнял Леру и довел ее до дивана.

— Присядь. Ну что ты, в самом деле… Подумаешь, ерунда какая — приболел немного… Права, что ли, не имею? Но ты молодец, что приехала. Если честно, я уже и не ждал.

— А разве я могла не приехать?..

Лера потихоньку успокаивалась. Она заметила, что за два дня, пока они не виделись, Станислав словно постарел. Под глазами у него залегли темно-синие тени, видны стали морщины на лбу. Отросшая щетина на щеках и подбородке тоже не молодила его.

— Что с тобой? — тихо спросила Лера. — Я чувствую, что-то происходит! Скажи мне!

У Вознесенского снова случился приступ слабости и апатии. Захотелось прилечь. Он оперся рукой о стенку. Ему самому было удивительно, что он, несмотря на свое раздраженное состояние, рад приходу Леры. Только бы Свенцицкая не вздумала сейчас нанести ему визит!

— Не знаю… Наверно, переутомился. Вот и сердце болит, и голова. И вообще, как-то крутит, подташнивает. С утра температура была… Проводи меня в спальню, а то голова кружится, — попросил Станислав.

— Бедненький мой! — приговаривала Лера, помогая Вознесенскому улечься. — Кстати, у меня сегодня тоже очень голова болит, наверно, погода меняется или опять какие-нибудь вспышки на Солнце. Отдыхай, я сейчас приготовлю тебе что-нибудь поесть, а потом схожу в аптеку за лекарствами. Какой чай тебе заварить?

Вознесенскому снова стало очень жаль себя. Он вспомнил, как в третьем классе он заболел воспалением легких, и мама точно так же суетилась вокруг него, заваривала в термосе сухую малину, приносила лекарства…

— Не хочу ничего! — капризным голосом сказал он. — Лучше просто посиди со мной!

— Сейчас, сейчас! — Лера прошла на кухню и с удивлением заметила на столе две грязные рюмки. Она понюхала — пахло спиртным! Странно, с кем это он пил сегодня, если целый день болеет? Или наливал себе — и забывал? Девушка сполоснула посуду, налила в чайник воды. Все это время ей казалось, что в квартире присутствует чей-то чужой, незнакомый запах.

— Стас, к тебе кто-нибудь приходил?

Вознесенский притворился, что не слышит, и отвернулся к стене, закрыв глаза. Между тем Лера увидела брошенную в углу в коридоре скомканную женскую кофточку, расшитую люрексом. От нее-то и пахло какими-то тяжелыми духами.

— А это что такое? — Лера двумя пальцами взяла кофточку и поднесла к кровати Стаса.

— Не знаю. — Вознесенский повертел находку в руках. Какая мерзость! Как он мог ее не заметить? Вот что значит больная голова — сразу теряешь контроль над обстановкой. Ему припомнились события вчерашней ночи. Ужас! Лера между тем выжидающе смотрела на него. — Да-а… Одна знакомая приходила, у нас с ней были дела. Это была не Ирена, не думай. Мы совсем недолго поговорили, наверно, она ее и забыла. Знаешь, на улице жарко сейчас… Ты же не думаешь ничего плохого? — обеспокоился Станислав.

Лера повернулась к нему спиной и подошла к трюмо:

— А вот здесь лежала моя косметика, расческа, всякие мелочи. Где они?

Станислав довольно быстро нашелся с ответом:

— Да я их прибрал все, чтобы не были разбросаны. Они в пакетике, в шкафу. Можешь взять.

— Стас, — медленно сказала Лера, — поклянись, что здесь никто не оставался ночевать, пока меня не было!

— Клянусь! — Голос Вознесенского прозвучал абсолютно искренне. Говорить правду всегда легче, чем врать. — Я клянусь, что здесь никто не ночевал и только одна коллега заходила, чтобы уточнить кое-какие детали…

— Ты же говорил, знакомая…

— Да, знакомая коллега. Из Ярославля, наш региональный представитель. У нее сегодня важные переговоры, ей надо было проконсультироваться…

— Ладно… Я тебе верю, несмотря ни на что. Только никогда не обманывай меня, слышишь?

Вознесенский ничего не ответил. Лера присела на кровать и нежно обняла лежащего Станислава. Он виновато уткнулся носом ей в живот и шумно засопел. Ему было неловко из-за этой дурацкой кофты. Как же он ее не заметил?

— Принеси мне чайку! — тихо попросил Вознесенский.

Лера поцеловала его и поспешила на кухню. Она налила большую кружку чаю, размешала в ней мед. Станислав пил медленно, неотрывно глядя на Леру. Он снова был абсолютно счастлив, как в детстве.

— Лерочка, мне хочется, чтобы это никогда не кончалось! — тихо шепнул он, прижимаясь щекой к ее руке. Свенцицкая, и работа, и все проблемы были в этот момент далеко-далеко, в другом пространстве и времени.

— Не закончится, милый! — Лера в этот момент тоже верила в бесконечность их счастья. Незнакомая нежность, глубокая и пронзительная, охватила ее. Она упала Вознесенскому на грудь и снова расплакалась. Станислав гладил ее по волосам, и голова у него была легкая и гулкая, как пустая канистра. Ничего другого сейчас он для себя и не хотел.

Лера осталась у него ночевать. Не в силах заснуть, она всю ночь ласкала спящего Вознесенского, который даже во сне не выпускал ее руку. Первый раз за все время их общения он спал, прижавшись к ней всем, чем только мог. Но навязчивое беспокойство, смешавшееся с приливами нежности и дурными предчувствиями, не давало Лере полностью отдаться этому восхитительному чувству обретенной близости.

Без четверти десять вечера Ирена уже стояла на крыльце своего дома, сжимая в руке заветный пакет. Он казался ей на редкость тяжелым. Она с волнением всматривалась в темное пространство арки, откуда должна была появиться машина Василия. Никого не было. А вдруг не приедет? Даже думать об этом было страшно.

Ровно в десять в темноте двора раздался торжествующий автомобильный гудок, и знакомая белая «шестерка» с ревом подъехала к подъезду.

— Добрый вечер, мадам! — Из машины проворно выскочил, обворожительно улыбаясь, Василий, взял у Свенцицкой из рук пакет и галантно открыл перед ней дверцу. Давненько никому Ирена не радовалась так, как ему, — ей даже захотелось его обнять, но она сдержалась. В салоне на заднем сиденье лежали три белые гвоздички.

— Это вам, мадам! — анонсировал шофер. — Там еще пачка «Примы», как вам нравится. Угощайтесь, не стесняйтесь!

— Спасибо! — Ирена на самом деле была тронута. Она не привыкла, чтобы о ней заботились.

— Куда едем? — Василий уже разворачивался во дворе.

— Не знаю… — Свенцицкая была в отчаянии. А что, если он ее сейчас высадит, услышав обо всем? Она набралась храбрости и выпалила: — Вася, вы знаете какое-нибудь кладбище неподалеку? Ну, может быть, Ваганьковское?

— Ваганьковское кладбище? — Вася от удивления притормозил и, обернувшись, посмотрел на пассажирку. — А что мы там будем делать в такой поздний час, ведь уже все закрыто?..

— Умоляю, Вася! Это для меня вопрос жизни и смерти! Я заплачу вам столько, сколько вы за год извоза в этом городе не получите! Я подарю вам вот это. — Ирена достала золотую зажигалку, которую купила как-то в Москве для одного из любовников, да так и не подарила.

— Красивая штучка! — шофер повертел в руках зажигалку. — Только не для наших рабоче-крестьянских рук, — он протянул ее обратно Свенцицкой, — она же не мне предназначалась. Вот и дарите кому хотели или уж себе на память оставьте. А я вас и так отвезу. Только что же мы там будем делать с вами, на кладбище?