– Вы подразумеваете шантаж? – Теперь, когда слово было произнесено, оно уже не так пугало Фрэнсис.

– Честно говоря, не знаю, – Филд по-прежнему говорил спокойно, однако выбирал выражения. – Не верю, будто Роберт сам взялся за нож, но, когда один человек так отчаянно покрывает поступок другого, в голову закрадываются зловещие мысли. Хотя для бизнеса подобные вещи вредны, я, в отличие от многих художников, необычайно терпим ко всему, но сейчас я переполнен негодованием. Понимаешь?

Фрэнсис пристально посмотрела на него. От нее не ускользнула легкая перемена в его тоне, а взгляд застал врасплох. За улыбкой и за безмятежностью в его темных глазах действительно скрывался неподдельный гнев. Но готовый излиться поток извинений Филд сразу оборвал.

– Не нужно этого, милая моя! – заявил он. – Ни ты сама, ни твой старик не имеете ни малейшего отношения к этому. Те двое явно что-то затеяли, и мне хотелось бы выяснить, что именно. Какие еще неприятности приключились?

Рядом с Филдом все становилось просто. Фрэнсис хотела кому-нибудь довериться, и вот теперь нашла идеального слушателя. Она рассказала ему обо всем. Описала инцидент с разбитой вазой Кан-Це в зале антиквариата, упомянула о возмутительном происшествии с особым каталогом, подготовленным исключительно для королевской семьи и от которого осталась лишь кучка пепла за десять минут до прибытия в галерею августейшей персоны, обрисовала обстоятельства отставки неоценимого сотрудника галереи – старого Питерсона, проработавшего в фирме тридцать лет.

История получилась более чем странная. Серия весьма подозрительных событий, каждое из которых чуть более серьезное, чем предыдущее, и нанесших в совокупности ощутимый материальный ущерб. Страх в голосе девушки сочетался с мольбой. Филд внимательно слушал ее.

– Да, ничего хорошего… – вздохнул он. – А если честно, то все это тревожно. И эпизоды не представляются мелкими проказами мальчишки-посыльного, переживающего кризис переходного возраста. Ваза стоила уйму денег, надо полагать? Питерсон был нужным работником, а порча моей картины могла вызвать громкий скандал, если бы я не обладал столь благодушным характером. Что ты собираешься предпринять? Насколько я понимаю, вызвать Мейрика домой немедленно не получится. Ты уверена, что все происшествия дело рук именно Рыжего?

– Да. Я так думаю. – Фрэнсис говорила серьезно, и ее пробрала легкая дрожь, когда вдруг на ум пришла непрошеная мысль.

Филд сразу заметил это. Художник оказался восприимчив к любым реакциям с ее стороны, видимо благодаря его обширному и печально известному опыту общения с женщинами.

– Кто такой этот тип? – спросил Филд. – Откуда он вообще взялся?

Фрэнсис пустилась в объяснения, и на лице художника отразилось прекрасное понимание ситуации.

– Тибетская экспедиция Долли Годольфина? Тайное восхождение через перевал в Гималаях? – уточнил он и продолжил: – Я читал о нем. Чрезвычайно увлекательно. Экспедиция вызвала большой интерес в Штатах. О ней писали во всех газетах. Вернулись только Роберт и Лукар. Вот что может объяснить нам многое. Вероятно, Рыжий спас Роберту жизнь или случилось нечто подобное. Та эскапада была чистейшей воды попыткой совершить спортивное достижение. Многие могли мечтать о таком, но только Годольфину удалось убедить столь осторожного старого дельца, как Мейрик, финансировать его. Роберт отправился как «советник по вопросам искусства», если память мне не изменяет. Держу пари, сам Мейрик выступил с этой идеей. Уверен, он настоял, чтобы Долли взял с собой кого-то способного отличить по-настоящему ценную вещь от простого сувенира. Хотя, если честно, Роберт представлялся мне мало подходящей фигурой для столь сложного путешествия. Странно, правда, что именно кролики неизменно возвращаются оттуда, где тело льва остается гнить под лучами солнца. Ведь сам Годольфин был выдающейся личностью. И, между прочим, ему бы только доставила удовольствие ситуация, в которой сейчас оказалась ты. Вы, конечно же, знали друг друга?

Фрэнсис кивнула.

– Да, я много общалась с ним в свои последние школьные каникулы. Они тогда очень сблизились с Филлидой.

– Вот оно как! – Глаза ее собеседника округлились от удивления. – Для твоей сводной сестры чем больше, тем лучше.

Фрэнсис окинула Филда быстрым взглядом. Значит, в том была доля правды. Филлида неизменно причисляла художника к списку своих побед над мужчинами, вот только ее воспоминания не заслуживали доверия. Значит, Филд, затем Годольфин, а потом еще дюжина поклонников, и все они влюблялись в Филлиду, которая отвергла их, приписывая им воображаемые недостатки, а в результате вышла замуж за заурядного Роберта. У Фрэнсис уже складывалось впечатление, что чем старше она становилась, тем более непонятной для нее делалась жизнь других людей.

– Роберт выжил, – медленно произнесла она, словно продолжая размышлять вслух. – Остальные погибли, Годольфин сгинул где-то в Тибете, а Роберт выжил. За его внешней нервозностью кроется своеобразная сила характера. Он обладает решительностью, которая может даже пугать. И добивается того, чего хочет, просто упрямо цепляясь за идею, когда другие уже теряют к ней интерес, устают от нее. Именно поэтому я сейчас живу в страхе, как последняя дурочка.

– Ты употребила громкие слова, – заметил Дэвид. – Живешь в страхе? А почему? Прежде я не встречал людей твоего возраста, которые бы признавались в чем-то подобном.

– Роберт хочет выдать меня замуж за Лукара, – призналась Фрэнсис. – Он умеет упрямо двигаться к своей цели. У меня иногда возникает ощущение, что мне придется подчиниться ему.

Филд удивленно вскинул брови:

– Выйти замуж за Рыжего?! Ты ведь не серьезно?! Я бы не потерпел такого. Это оскорбительное для тебя. Роберт, похоже, совсем рехнулся.

Несвойственная ему горячность подействовала на Фрэнсис успокаивающе, и она улыбнулась.

– Он просто мелкая тварь, – сказала она, и Филд кивнул.

– Однако умеет быть назойливым. Кажется странным, что подобные типы еще существуют. Любого из нас женщины делают покорными себе, но вот такой толстокожий и самовлюбленный гаденыш может годами мельтешить перед тобой, отравляя жизнь. И ничего их не берет. Ты могла бы уехать на юг подальше от всех неприятностей, но это не выход из положения. Да, все складывается скверно, милая моя Фрэнсис. Ты в сложной ситуации.

Фрэнсис снова грустно улыбнулась ему. Находиться в обществе Филда было легко и приятно. Его понимание и дружелюбие, а главное, умение проявить не просто сочувствие, а дать совет опытного человека, создавали от беседы с ним такое же комфортное ощущение, как от поездки в «роллс-ройсе».

– Тебе лучше обручиться с кем-нибудь другим, – заметил он. – Знаю, это теперь считается чем-то старомодным, но имеет свои преимущества. У тебя есть подходящая кандидатура?

Фрэнсис рассмеялась:

– Никого, к кому я могла бы обратиться с подобной просьбой.

– Это должен быть человек, которого ты хорошо знаешь, – серьезно продолжил Филд. – Иначе все может закончиться реальным замужеством. Когда вернется твой отец?

– В январе или в феврале.

– Не скоро. А Филлида, полагаю, все так же мила со всеми и ни во что не вмешивается?

– Да.

– Что ж, предположим, я возьму тебя с собой и прямо сейчас куплю обручальное кольцо. Как тебе такой вариант? Не слишком дорогое, но достаточно ценное, чтобы продемонстрировать серьезность наших отношений. Что скажешь?

Фрэнсис показалось, что художник сам смущен своим предложением. Она же была просто сражена. У Дэвида Филда была своеобразная репутация, которая, впрочем, не основывалась на конкретных фактах. Иными словами, он прославился как светский лев, покоритель женских сердец, но никто не мог назвать имен тех дам, с кем он действительно состоял в любовной связи. За ним не числилось ни браков, ни разводов, ни хотя бы помолвок. Ни одного случая, когда Филд поддерживал бы с представительницей прекрасного пола более или менее длительные отношения.

Он всматривался в лицо Фрэнсис, которое покраснело от обуревавших ее чувств.