Кто-то легонько похлопал меня по плечу. Придя в себя, я заметил Элеежкина.
— Пойдём в карты играть. — Можно. А правила какие? — Ну, надо сначала карты найти, потом расскажу. — Так ищи, в чём проблема? — Они есть только у вожатой, а она мне не даст… — А почему? — Ну, в прошлый раз…О, Одэ… Ольга Дмитриевна! А Семён как раз хотел у вас карты попросить!
Он хотел сказать “Одэвочка”?
— Зачем? — спросила та. Рядом стояла пионерка, которую хотелось помацать больше Улькеты. — Мы игру новую придумали!
Я хотел сказать, что если бы игру придумывал и я тоже, прошлый раз бы показался верхом приличия и спокойствия, но промолчал. Элеежкин тем временем смог уболтать Одэвочку.
— Давайте я с ним схожу принесу! — вызвалась мне помочь ассистентка вожатой. Я не отказывался, и мы стали идти вместе.
СТОП! Это же ситуация выбора — я мог пойти вместе с ней, а мог пойти один. Я не соглашался, но и не отказывался, но мы идём вместе… Думать, надо думать… Стоп, надо что-то сказать…
— Спасибо, что составила компанию, Сла… Сла…
Она словно потянулась ко мне, мол, давай, у тебя получится.
Надо что-то делать с выбором… Надо что-то ответить… Она так ко мне тянется, что так бы и обнял…
— Сла… Сла… — нет, я этого не сделаю! Ни за что! Да что ж такое!.. — СЛАДКОЖОПКА! Ааа!!!
Я плохо помню, как оказался в домике вожатой. Зато помню, что в смешанных чувствах: вроде бы смог соблюсти все условия — а вдруг нет? Ну хорошо, хорошо, я вроде правду сказал, но всё равно девчушку, видимо, обидел. Хотя это был комплимент, если подумать… Ладно, с меня должок.
Не сильно сбавляя темп, я запрыгнул в домик и стал переворачивать его вверх дном. “Моток верёвки, пара садовых перчаток, садовые ножницы, катушка колючей проволоки, пакеты, нижнее бельё, жгуты… Да где карты-то?”, — приговаривал я себе под нос, чувствуя, что моя преследовательница может быть где-то рядом.
Наконец, ажиотаж прошёл. Карт в домике явно не было. Ну, или они спрятаны так, что без Одэвочки их не найдёшь. Придётся возвращаться.
Вечером в лагере было невероятно приятно. Все пионеры, судя по всему, ушли в столовую смотреть игру, ну или разбрелись кто куда, из-за чего атмосфера отдавала спокойствием, но не одиночеством. Идеальное время, чтобы предаться меланхолии. Может, ну его нафиг, эти карты? Оставлю всё, как есть, буду жить в одном домике с роскошной цыпочкой, веселиться с ребятишками и смотреть, как растут внуки…
И о чём я думаю? Старею, видимо. Каждый раз.
Так я и дошёл до столовой. А карты оказались… правильно, у сладенькой блондинки. Которая, завидев меня, демонстративно отвернулась, направилась в столовую и быстро показала мне язык, прежде чем скрыться в дверях. Пионеры переглянулись, но ничего сказать не решились. Все стали потихоньку заходить.
Мне же путь преградила Двачесска.
— Что, тоже планируешь участвовать в этой дурацкой игре?
Я задумался. А ведь и вправду, у меня есть выбор! Значит…
— И да, и нет. А что? — Нет, ничего, — она уже собиралась уходить, но вдруг обернулась и внимательно посмотрела на меня, улыбнувшись: — А в карты-то играть умеешь? — Смотря в какие. — В дурака небось и всё? — Я плохо играю в игры, где партия длится несколько дней. А ты? — Значит, тут у тебя шансов никаких. — В смысле? Она и вправду на несколько дней? — Да нет! — она стушевалась. А потом насупилась. — Игрок из тебя никудышный, вот! — Предположим, — пожал плечами я и направился в столовую, но Двачесска не унималась. — Давай поспорим. — Ты про что? — Какой же ты тупой! Про карты, про что же ещё! — Про то, какие будут правила? — Да нет же! Что я тебя обыграю! — Обыгрывай, я разрешаю.
Двачесска ещё попыталась мне что-то возразить, но потом сдалась:
— Если не согласишься спорить, я всем расскажу, что ты ко мне приставал!
Ух ты как. Значит, нужно не только играть и не играть, но ещё и спорить и не спорить? Но тут, по крайней мере, просто:
— Предположим. Но тогда если я выиграю, ты не скажешь, что я к тебе приставал, даже если я пристану! — А? — Двачесска явно не ожидала такого исхода. — Даже если я пристану. Даже если я буду впиваться зубами в твои булочки. Даже если я покрою свой язык твоим кефиром, — я начал наступать. — Даже если я буду играть на тебе, как на гитаре, даже если я натяну тебя несколько раз, как струны!.. — Иди ты! — она обиделась и ушла. — Эй, ты что, сдалась? — Дурак!..
Перед тем, как зайти, я увидел Нылку. Моей прыти она была весьма удивлена. Я дружелюбно улыбнулся и пропустил её вперёд. Она, не глядя на меня, просеменила в столовую.
Внутри всё уже было готово. Тут и там толпились пионеры, весело разговаривая о своём. Столы сдвинули поближе к стенам, чтобы освободить место для игроков и зрителей. В дальнем углу лежал ватман со схемой. Как оказалось, это была схема турниров. Так-так… не только меня записали, но ещё и со всеми участниками я так или иначе взаимодействовал. Такая постановка вопроса означает, что событие очень важное. И что именно эти люди играют в системе под названием “Совёнок” определяющую роль. Спасибо за подсказку.
Все были готовы начинать, но, как выяснилось, не было Жучи, а без неё Элеежкин начинать явно не хотел. Я вызвался поискать её — тем более, было над чем подумать.
Ради выполнения цели зачастую приходится идти на всё возможное. Но иногда нас никто не ограничивает — и приходится делать невозможное.
Мне предстоит сыграть до трёх раз. И каждый раз по логике надо или проиграть, или выиграть. Нельзя проиграть следующему, не выиграв у предыдущего. Единственный вариант — ничья и дисквалификация противника.
Когда Жуча, оказавшаяся на площади, таки поддалась на уговоры, мы пошли обратно в столовую. Странно, что она так стеснялась играть. Хотя, возможно, даже придя на турнир, она специально проиграет, чтобы идти заниматься своими делами…
И тут меня словно ударило молнией: вот он, ещё один выбор! Играть турнир или не играть турнир, намеренно сдавшись. Мысли стали бежать гораздо быстрее, строить схемы, комбинации и структуры — и ничего из того, что можно было бы хотя бы понять, не то что применить.
В столовой я увидел, как нас распределили по парам. Даже беглого взгляда хватило, чтобы сказать, с кем, вероятнее всего, мне предстоит играть: сначала с Нылкой, затем с Улькетой, затем с Двачесской — эти двое будут играть грязно и, скорее всего, обыграют остальных претендентов.
Двачесска! Я же поспорил и не поспорил с ней. То есть надо не только играть и не играть, всем выиграть и у всех проиграть, но ещё и столкнуться конкретно с ней! Положение становится всё запутаннее.
Элеежкин тем временем объяснил правила. Мы с Нылкой сыграли пробную партию. Но мысли мои занимала явно не игра. Глаза бегали из стороны в сторону, уши краснели, на лбу выступил пот. Сконцентрироваться или войти в транс не удавалось. Видимо, выхода нет, и мой план потерпит неудачу…
Тем временем, мы доиграли пробную партию. Элеежкин, который, как автор игры, стал судьёй, приготовился объявлять начало турнира.
Нет, выход должен быть! Я ведь и не через такое проходил! Нужно думать, нельзя сдаваться, нужно сконцентрироваться, даже если охота... Точно!
— Элеежкин, а можно в туалет? — грубо оборвал я его. — Семён, ты что, не можешь потерпеть? — его поддержал гул голосов. — Могу! Но… Если долго терпеть, то это может навредить предстательной железе и затруднить… важные физиологические процессы и не менее важные аспекты общения! — Ну… эээ… — Можно? — я начал на него наседать. — Можно?! — Можно…
Я рванул в туалет на скорости, достойной Улькеты.
Уже закончив своё дело, я начал смеяться. Всё-таки, очень забавно наблюдать со стороны за попавшими в такие ситуации, когда фигня идёт за фигнёй, и ты точно знаешь, что этой фигни будет ещё много. Хихикая, я приложился лбом к стене. И стукнулся. Смехом думам не поможешь. Стуком тоже. А?!
Бывают моменты, когда приходит озарение. Это когда весь процесс, происходящий в трансовом состоянии, умещается в промежуток меньше секунды, и ты потом некоторое время находишься в шоке от открывшихся знаний. Видимо, этот шок смягчил в моём сознании боль, так как я принялся буквально избивать себя. К моменту, когда за мной пришли Укуриш и Элеежкин, я был весьма и весьма потрёпанным. Они и помогли мне дойти до столовой.
