– …Я иду по Уругваю, ночь хочь выколи глаза… Слышны крики самураев…

– …Старый Череп на могиле чинно гнил, Клюкву старую с болота он любил…

С ночными самураями разобрался в библиотеке. Болотная Клюква долго не давала покоя. Но представить ее так и не получилось. Вот Череп, – другое дело. Закрываю глаза и он предстает рядом: громадный, полупрозрачный, из цветного стекла, умный и могущественный. Нет, песня неправильная. Череп не мог дружить ни со старой Клюквой, ни с вонючей Кикиморой. И совсем он не старый. Этот цветной Череп еще покажет себя…

Улица Северная начинается от Памятника на краю центрального парка. Трехкилометровый приличный уклон на восток, затем легкий подъем. Пересекает улицу аборигеновская доимперская речка Куегда, впадающая в Руму рядом с заводом. Железобетонный высоченный Памятник остался от освободительно-захватнических войн. На нем размещались пулеметы. А из мрачных внутренностей бетонной коробки пацаны добывали человеческие кости. Искали оружие, но его изъяли предыдущие поколения.

От Куегды до отцовского дома около сотни метров. Речка так себе, но в сезоны дождей и таяния снегов поднимается метра на два, доходя до ближних домов. Если разлив держится до морозов, получается громадный каток. Летом улицу покрывает сплошной ковер травы-муравы с обилием желтых одуванчиков и пахучего сладкого сиреневого клевера.

Улица Северная как стрела, летящая через океан в недружественную Коламбийскую Федерацию. Еще одна планетная Империя… У Михи, – единственный радиоприемник на весь квартал. Радиоволны будили интерес к заокеанской жизни среди гниющего прогресса. Если там все по-другому, все наоборот, то, может быть, мне надо туда? Там я стану раскрепощенным как Миха. И сильным как Макс. И буду, как он, разбирать-собирать любую машину. Макса не обидишь. Он накажет кого угодно. Макс бросил школу после седьмого класса, так как понял, что в образовании никакого житейского смысла. Но у него профессия, с тринадцати лет водит грузовые машины. У меня профессии нет и не предвидится. Кому я такой нужен в Западной Федерации?

В Нижне-Румске после восьмого класса для меня два пути. Один – поступление в заводское профтехучилище. Затем клепать торпедные катера или ремонтировать другие корабли. Стать копией наших отцов… Перспектива совсем не радует. Второй, – закончить среднюю школу. После нее выбор побольше…

В любом случае бежать некуда. Остается терпеть, жаловаться некому. А Нечто не спит, его глаз всегда рядом.

Рыжий из параллельного класса вообразил, что я обидел его каким-то словом. После уроков меня встретил большой Рыжий брат. Получив удар в челюсть, я упал. Одноклассники обходили меня, никто не хотел вмешиваться. Я сидел на земле школьного стадиона и молча плакал. Подошел ко мне один Паша. Протянув руку, сказал:

– Пойдем… Мама приготовила отличный борщ. Я тоже голодный…

У Паши я прожил трое суток. Пришел отец и тихо сказал:

– Пошли домой!

Теперь я мог сравнивать, несмотря на Стертое Время. С мамой у меня был бы такой же дом, как у Паши. И дело не в борщах. Тут никто ни на кого не злился, не кричал. Даже громко не говорил. Смотрели друг на друга мягко, родственно. Когда так, Нечто и к забору не смеет приблизиться.

Второй подобный раз приютил одноклассник Юра. И здесь говорили мало, только добрые слова. А у меня… Да если бы я привел кого-нибудь с собой, как Паша и Юра меня, обоих выставили бы за калитку.

Оставалось одно постоянное непротивное занятие – книги. Они говорят: в основе мира – материя. То есть мать, понимал я. Но существует и антиматерия. Антимать, то есть мачеха. Вместе они не живут, происходит аннигиляция, полное уничтожение всего.

Некоторые книги должны читаться без перерыва. Не хватало дня, – дочитывал ночью. Но на ночное электричество в доме наложили запрет. Бесполезная трата потому что. Ни свечи, ни фонарика…

Я лежу в кровати, не в силах отложить книгу. И что-то внутри меня, – или кто-то? – посоветовал: напрягись, не сдавайся! Не отпуская книгу, я напряг все мышцы и сосредоточился на желании света. И ощутил противодействие. Тьма в комнате стала сгущаться и давить на кожу. Как-то сразу понял: мышцами ничего не сделаешь, а только сознанием. Или другим, что имеется внутри меня, но я не знаю названия. Отбросив страх, внутренним напряжением принялся отгонять, отталкивать, оттеснять тьму от себя.

И вот, освободилась почти вся комната. Мрак остался в углах под потолком черными сгустками. Комната осветилась. То был не солнечный или электрический свет. А без примеси какой-либо краски, прозрачно-бесцветный. Но для чтения в самый раз! Вспомнил, открывая книгу, – он подобен тому свету, который освещал дорогу, когда я возил на тачке комбикорм. Но ведь в тот раз я совсем не напрягался. А сейчас чья воля действовала, неужели только моя?

Больше я не входил в такое состояние. Тянуло, но еще сильнее что-то удерживало. И не злое, иначе… Не все хорошее нуждается в повторении. Из ночного опыта крепко усвоил одно: за мной кто-то добрый и сильный незримо наблюдает и на свету и в темноте. Причем он не один. Стало ясно, почему Нечто до сих пор не расправился со мной.

Одного не понимаю, – что я ему сделал? Чем насолил? А тьма оказалась живой, как и свет. И она может многое. Смять сознание, свести с ума, сделать инвалидом или даже убить. Если бы не светлые наблюдатели…

Проглотив очередную книгу по физике, решил, что сразу после Большого Взрыва света было намного больше, а фотоны ярче и крупнее. Тьма тоже имелась, но слабая. А теперь она жесткая и активная. И Нечто взял над ней власть, чтобы лишать света тех, кто ему не по нраву. Нечто использует и сны. Кошмары, – это сновидения плохих людей, которые он вводит в меня. Я начал бороться, чужие сны опасны. Каждому достаточно своих снов, не надо желать чужих. В них можно перемениться не к лучшему, а то и заблудиться, потеряться.

А вот интересно, возможно ли попасть в свою сказку? В ту, которую я когда-нибудь напишу? Чтобы она по-настоящему ожила, перешла со страниц на дороги под Солнцем и Луной? В такой сказке никакой мрак не страшен…

Пока не всегда понимаю, что вижу и куда попадаю во снах и наяву.

Я оказался на Острове Тьмы, на котором обитают темные люди с жирными сердцами. Со мной старший брат с именем Сандр. Запах на Острове отвратный, и Солнце над ним не светит.

– Сандр, – спросил я, – Почему бывают такие люди, которые как бы и не люди вовсе?

Сандр с высоты громадного роста посмотрел на меня как равный во всем. И сказал мягко, как говорят в семьях Паши и Юры:

– Но ведь ты, Нур, знаешь ответ на свой вопрос лучше меня!

В этом сне, непонятном и необъяснимом, меня звали экзотическим именем. И я во сне согласился с Сандром:

– Да, знаю. Они отвергли Свиток. Тот, который мы пытаемся отыскать. Но странно получается… Мы ищем то, чего сами не знаем. Они отвергли, мы ищем. Нет знания ни у них, ни у нас. В чем между нами разница?

Сандр улыбнулся одними глазами, они стали как бойницы древней крепости. Да, Сандр, – моя крепость, с ним не страшно рядом с любым врагом. Я не запомнил, что он ответил на мой вопрос.

Проснулся с убеждением: я уже бывал с Сандром на том Острове. Как? Осталось желание продолжить поиск Свитка. Если бы знать, что он есть такое. А среди людей Империи стал различать обитателей Острова Тьмы. Бывших или будущих…

Сказка к сказке, сон ко сну… Складывается неслучайная последовательность. Не хватает ума…

Страшные рассказы Гены Епифана пугают. Но они безвредны. Пусть под полом твоего дома мертвые строят себе замок, а в форточку по ночам стучится черная рука без тела… Всем известно: это не совсем правда. Или совсем неправда. После остается легкий след. Они как шприцы от болезней, мне не нужны. Я после первого же укола отказался от них на всю жизнь. И не болел тем, от чего прививают. Прививок от зла все равно нет, – а такие только и нужны. И я знаю, кому их надо колоть сразу после рождения.