– Прекратите! – девушка опять попыталась удариться головой об стену, я лишь чудом успела подставить ладонь, в стремлении защитить ее дурную голову от встречи с каменной стеной, и сразу же об этом пожалела. По ощущениям, голова у девушки была чугунной, и моя рука очень отчетливо прочувствовала как ее тяжесть, так и холодную шероховатость стены.

– Уййй…

– Пусть это прекратится, – простонала она, когда я, перехватив ее руки и стараясь не обращать внимание на неприятную боль в отбитой ладони, с трудом отняла их от бледного лица.

– Что прекратится?

Девушка плакала, тихо хныкая как ребенок, и не хотела понятно отвечать на мои вопросы, повторяя что-то про зов и голоса в голове.

Пока я воевала с одной ненормальной, пытаясь добиться от нее адекватных объяснений, чудить начал парень, попытавшийся меня остановить. Неестественно выпрямившись и прекратив жаться к противоположной стене, он удивительно спокойно, я бы даже сказала равнодушно, осмотрел подвал, нашел взглядом выход, и целеустремленно пошел к нему. Его попытался остановить второй парень, но отлетел к стене, от одного легкого толчка, сбил полку и упал на пол, погребенный под свалившимися сверху банками с закруткой.

Остановить одержимого, а именно на одержимого тот и походил, больше было некому.

Хотя, конечно, была еще запертая дверь и, по идее, она лучше любого из нас должно было его остановить.

Девушка замолчала, прекратила плакать и тихонечко вздохнув, завалилась набок, безвольной куклой обмякнув в моих руках.

Пока я укладывала ее на полу, заторможено отмечая ровное дыхание и расслабленное выражение спокойного лица, раздался страшный треск за спиной.

Дверь больше не была заперта, а одержимый, не оборачиваясь, покинул нас.

– Что ж за день-то сегодня такой? – простонала я.

Как человеку, которому больше всех надо, мне казалось, что нужно пойти и приглядеть за ним, чтобы этот несчастный ничего не натворил и не успел покалечиться, пока Свер не разберется с лесной напастью и не вернет парня в сознание.

– Присмотри за ней, – велела я, жавшейся к стене брюнетке, вяло удивившись властным ноткам, проскользнувшим в недрожащем голосе, и поспешила за одержимым, почти не обратив внимания на тихие ругательства из-под свалившейся полки.

Туман укрывал от взгляда дома, скрадывал звуки и разжигал внутри беспокойное чувство беспомощности. Я боялась потерять из виду свою цель, но мне повезло, или, быть может, повезло ему: выбравшись из дома, я успела заметить темный силуэт раньше, чем он окончательно потерялся в молочной белизне.

Было страшно, было одиноко и впервые за все время моего пребывания здесь я хотела оказаться рядом со Свером или хотя бы Берном.

И парень планировал в ближайшее же время организовать мне с ними встречу.

Шли мы в сторону южной стены.

А там, не оберегая мои истрепанные нервы, творилось нечто странное.

Ворота были заперты, вырезанные на них символы тускло горели красным. Тем самым, жарким, страшным красным цветом, каким в Стеречень светились глаза волчицы.

Я замешкалась, на мгновение увязнув в воспоминаниях. Жалобное мычание бычка, сосредоточенное, страшное лицо Свера, мерные глухие удары и черная при свете костров кровь, брызнувшая на голодный камень.

Тогда я не особо задумывалась об этом, но сейчас, в этом липком тумане, глядя на открываемые ворота, мне почему-то подумалось, что кровь-то тогда очень быстро перестала блестеть, словно засохла и впиталась в камень.

Парень поднатужился, ворота с тихим стоном поддались и открылись шире.

Я вскользь, будто случайно, заметила в его руке топор. Обычный, ничем не примечательный топор, которым рубят дрова.

Где он его взял? Когда? Зачем? Я не знала, но была уверена, что ничего хорошего он этим топором не сделает.

Ворота, словно сопротивляясь, неохотно уступали каждый сантиметр, но открывшись на полметра, в них словно что-то сломалось, сухо хрустнуло и створки сами, после одного слабого толчка, разошлись в стороны, приветливо распахнулись, открыв моим глазам жуткую картину.

Туман этот был неправильным, теперь в этом не было сомнения.

На поляне, что отделала деревню от леса по восточной стороне, происходило самое настоящее побоище, а в деревне, там, где стояла я, не было слышно ни шороха.

Оборотни в своем околочеловеческом виде, с оружием в мохнатых недолапах, бились с тощими, одетыми в черные мешкообразные тряпки, девицами. Бледная кожа, черные волосы, черные глаза, худые, иссушенные лица, тонкие руки в прорезях безразмерных балахонов, белые ноги с черными, птичьими когтями.

Завороженная, я несколько тягучих секунд смотрела на то, как огромный и сильный дядька с оскаленной волчьей мордой на могучих мохнатых плечах пытался пробить воздух, чтобы дотянуться до застывшей на месте девицы.

Ведьмы в этом мире выглядели отталкивающе и страшно.

Одержимый медленно и уверенно поднял топор, метя в один из символов, тлевших на крепком дереве ворот.

И я, наконец-то, отмерла, бросилась вперед, не задумываясь, что делаю, подхватила увесистый булыжник, словно специально для меня лежавший на дороге и, не замедляя бег, с размаху, врезала камнем прямо по темноволосой голове.

Топор выпал из ослабевшей руки, и парень осел на землю, очень медленно, я бы даже сказала, удивленно, словно он и подумать не мог, что такое возможно. Или не он, а кто-то другой, кто-то управлявший им.

На камне остался небольшой, красный след, и я могла лишь надеяться, что не проломила бедолаге череп, а всего лишь немного содрала кожу. Или даже много, судя по красной, небольшой, но не вселяющей доверия лужице, растекающейся под его головой.

Низкий волчий рык прошелся дрожью по моим несчастным натянутым нервам.

Одна из ведьм с жуткой застывшей гримасой безумной ярости бросилась ко мне, но была перехвачена на подлете огромным белым волчарой.

Подобрав с земли топор, я прижала его к груди и как дура замерла на месте, с ужасом глядя на то, как наша надежда и отрада, сильный зверь, волчий князь справился с потерявшей концентрацию, злой ведьмой.

Ухватив ее за развевающиеся тряпки, он голыми руками, бросив своей боевой топор вогнанным в грудь одной из ведьм недалеко позади, оторвал ей голову.

На этот раз огня нигде не было, и показаться мне никак не могло. Кровь у этой гадины точно была черной, блестящей и тягучей как мазут.

Предельно озверевший Свер бросил тело поверженной ведьмы и, не глядя в мою сторону, требовательно рыкнул:

– Закрой ворота.

Я мелко закивала, таращась в спину оборотню. Пока он возвращался к своему топору, пока вырывал оружие из быстро задеревеневшего тела, я преданно смотрела ему вслед и отмерла лишь поймав требовательный взгляд желтых глаз.

Не выпуская откровенно ненужный, мешающий топор из рук, я засуетилась, намеренная выполнить указание вожака во что бы то ни стало.

Туман лип к ногам, тянул тяжелые створки назад, будто стремясь удержать ворота открытыми.

Тихонечко скуля от страха, вздрагивая от каждого звериного взвизга или злого рычания, я толкала правую створку, стараясь не думать о том, что ведьмы не издают звуков и вполне возможно, одна из них уже стоит у меня за спиной.

Наверное, именно благодаря тому, что усердно накручивая себя, я была почти готова ко всему, не растерялась, когда холодная крепкая рука вцепилась в мое плечо, а быстро, с размаху, отмахнулась топором.

Остро заточенная сталь беззвучно врезалась во что-то и отскочила. Руку заломило, но свое единственное оружие я даже не думала выпускать, просто до крика было страшно разжать пальцы.

Возможно, нанести вреда я не смогла, но отпора от меня не ждали и чуть ослабили хватку, чем я и воспользовалась. Вырвавшись из холодного захвата, вжалась в дерево ворот и встретилась взглядом с черными, неживыми глазами.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.