Я спешила.

Бежала так, как не бегала даже на зачете по физкультуре, чтобы успеть до закрытия общежития.

Конечно, до одиннадцати часов было еще целых пятнадцать минут, и два года назад я бы спокойно прошлась по улице, огибая здания общежитий других факультетов, разбросанные по студенческому городку в каком-то неуловимом порядке, наслаждаясь приятной прохладой летней ночи, легкостью сумки, которая, по ощущениям, без зачетки весила на пару килограмм меньше, и непременно наткнулась бы на запертые двери.

Наш вахтер, несравненная Ефросинья Астафьевна, жила по своим внутренним часам, которые спешили минут на пять (а в особенно неудачные дни и на все десять), серьезно опережая реальное время.

Ночевать на лавочке под дверьми родного общежития мне не хотелось. Не для того я билет на самый ранний утренний поезд брала, чтобы на него опоздать, не успев собрать чемодан. Завтра меня ждала незабываемая поездка домой и целый месяц беззаботного веселья. Оптимистические планы счастливого человека.

На деле же меня ждал незакрытый канализационный люк, который я банально не заметила в темноте, и странный полет в не туда.

Просто нога не нашла опору, и я завалилась вперед, падая в темноту. Руки не смогли нащупать асфальт, ухватиться было не за что, а я просто ухнула в холодную пустоту, даже не взвизгнув, и единственной панической мыслью было короткое: «сейчас что-нибудь сломаю».

Лучше бы, конечно, все закончилось простым переломом. Если бы даже открытым, не страшно. Пережила бы как-нибудь.

Но нет, я упала на что-то большое и мохнатое, мчавшееся вперед и почти сразу попытавшееся скинуть меня с себя. Мозг еще отказывался воспринимать творящийся кошмар, а я уже ухватилась за густую длинную шерсть и до судороги сжала пальцы, желая только удержаться.

Бешеный топот за спиной и тяжелое дыхание напуганных животных заставляли простейшие инстинкты работать на полную мощность. Только благодаря чувству самосохранения я не оказалась под копытами и лапами обезумевших от страха животных.

Мозг все так же не подавал признаков жизни, я не понимала, что происходит, где я нахожусь, как все так получилось, и когда мы уже остановимся, но отчаянно цеплялась за единственное, что отделяло меня от незавидной участи стать раздавленной лепешкой.

Руки мелко дрожали от усталости, но я упрямо сжимала густую шерсть, стараясь не особо смотреть по сторонам. Стены тоннеля, в котором я оказалась, пронизанные фосфоресцирующими синими нитями, светились над головой; то там, то здесь открывались голубоватые трещины, из которых кто-нибудь выпадал.

Прямо перед оседланным мною монстром из одной такой трещины вывалилась какая-то тощая туша с рыбьим хвостом и была безжалостно затоптана. Очень мотивирующее зрелище, заставившее меня крепче сжать пальцы.

Камень стен стонал и мелко дрожал, а я начинала уже подумывать, что, кажется, слишком сильно ударилась головой при падении, и целостность моего рассудка под угрозой, когда впереди показалась светлая точка.

Как бы там ни было, мы приближались к выходу.

И именно в тот момент, когда я поверила, что самое страшное уже почти позади, нас подрезала длинная тощая кошка, с раскрытым жаберным воротником, какой я видела только на фотографиях у всяких экзотических ящериц.

Оседланный монстр, напоминающий хорошо обросшего быка, вильнул в сторону, правая рука подвела меня и разжалась. Проехавшись по его жесткому боку и больно ударившись пятками о землю, но не разжав левую руку, я продержалась так еще метров сто, отчаянно цепляясь за свое единственно спасение, пока каменный выступ не сорвал меня с быка окончательно.

Животные пробегали мимо, не обращая внимания на вжавшуюся в камень меня. Ладони горели, мышцы рук сводило болезненной судорогой, и ушибленная спина больно ныла, вторя отбитым пяткам.

Закрыв голову руками, я тихо радовалась, что утром решила надеть кроссовки вместо нежно любимых мною новеньких босоножек.

Других поводов для радости у меня не было.

Обезумевшая от страха копытно-когтистая волна схлынула, топот затихал вдали, отдаваясь в висках молоточками боли. Зажав уши и зажмурившись, я пережидала острый приступ неконтролируемой паники, скрипя зубами и понимая, что вот-вот заору. Творилось что-то совершенно ненормальное, невозможное и страшное до чертиков.

Стук крови в ушах заглушал хриплое, поверхностное дыхание и тихое, полубезумное поскуливание, вырывавшееся из моей груди. Я была на грани, чувствовала, что готова переступить ее, окунуться в спасительный холод какого-то страшного и безысходного состояния.

Когда передо мной появился странного вида человек, я не поняла. Была чуточку занята, стараясь удержать быстро рассыпающуюся на части реальность, и не сразу поняла, что вместо пульсирующего шума в ушах я слышу свое срывающееся дыхание. Ощущение чьего-то присутствия пришло с секундной заминкой.

Тонкий и белый, состоящий словно из одних костей, обтянутых кожей, он склонился надо мной прожигая взглядом белых, мерцающих глаз.

Он казался ужасным и чужим, но паника затухала под его взглядом, продолжая тлеть слабым, неопасным костерком, несравнимо малым на выгоревшем пепелище.

Здесь было довольно темно, светящиеся нити истончались, уходя вглубь породы, скрываясь от света, льющегося сквозь разлом, что я приняла за выход, но густой полумрак не мешал рассмотреть тонкие, резкие черты лица. Слабые серебристые линии, складывающиеся в рисунок, начинались под его глазами и сходили вниз по щекам и шее, теряясь между складок свободной, белой одежды. В нем было что-то невозможно знакомое и в то же время необычное, в одежде, в рисунках на белой коже, в широком браслете на белом запястье.

Серебро и малахит, предположила я, глядя не на бледные пальцы протянутой ко мне руки, а на вытесненные на широкой основе браслета символы. Такие же, что украшали его лицо.

Он что-то спросил, продолжая держать протянутую руку на весу. Резкие короткие слова, колкие звуки, взлетающие до почти дребезжащей звонкости и быстро спадающие до глухого шепота.

Осторожно покачав головой, я медленно проговорила:

– Не понимаю. – внутри черепной коробки шли ремонтные работы, я слабо вздрагивала от несуществующего стука отбойных молотков, разминавших мой мозг в кашицу, и беспомощно смотрела на него, совершенно точно понимая, что это не человек. Таких людей просто не бывает.

Первым делом на ум пришла восхитительная в своей бредовости мысль о пришельцах. Инопланетяне прилетели на землю. Ура!

Где моя шапочка из фольги?

Он повторил свои слова, на этот раз медленнее.

Я еще раз помотала головой, надеясь, что язык жестов у нас не сильно отличается, и мои потуги объяснить, что я ничего не понимаю, не окажутся в его представлении чем-то принципиально другим.

Он нахмурился, убрал руку и выпрямился. Прошелся по пещере от стены до стены, бормоча что-то себе под нос и перебирая бледными пальцами воздух. Вся его фигура словно светилась изнутри. Я уже ничего не понимала и готова была смириться с мыслью, что сошла с ума.

Придя к определенным выводам, он быстро приблизился. Во всех его движениях было что-то завораживающе неправильное. Неземное.

Мысли вновь начали соскальзывать в космические дебри. Вот вам и Звездные Войны. Получите, распишитесь. Кто там хотел стать джедаем? Прошу.

Склонившись надо мной, он коснулся холодными пальцами моей шеи, не обратив внимания ни на невольную дрожь, ни на попытку отстраниться. Даже бровью не повел, жестко перехватив мою кисть, когда я попыталась отцепить от себя его руку. Прохладная и гладкая ладонь казалась слишком реальной, чтобы быть всего лишь плодом моего поехавшего воображения.

Несколько коротких отрывистых слов – и белые глаза вспыхнули, а мою шею пронзила острая боль. Она расходилась по всему телу, захватывала каждый мускул, каждый нерв, окутывала меня изнутри, медленно подбираясь к мозгу. Будто того, что уже случилось, недостаточно, можно подумать, мне и так мало досталось.