Не знаю, как Ваня, а я с напряженным вниманием, переходящем в патологическое любопытство ждала, когда же Орлиный Глаз начнет рассказывать об обещанном «интересном».

— Помните, вы рассказывали мне легенду о пустом человеке? — спросил Степан Пантелеевич.

— Ну, — сказала я.

— Хорошо помните?

— Нормально.

— Тогда скажите мне, в какое время, по легенде, должен появляться пустой человек?

— В сумерках, — сказала я и замолчала. — За восемь минут до полного наступления темноты. Так что тогда это было… неправильно. Не по легенде.

— Вот именно, — произнес Орлиный Глаз. Он выглядел очень довольным. — И потом, по легенде он не должен никого душить.

— Да, — растеряно кивнула я. — Достаточно посмотреть в его пустое лицо, чтобы… чтобы начать умирать, — закончила я, ощутив, как по моему позвоночнику пробежало целое стадо колючих мурашек.

Я снова увидела эту жуткую черноту на месте лица, и мне захотелось зажмуриться. Но я знала, что это не поможет прогнать видение. Оно рассеется само собой, если не обращать на него слишком пристального внимания.

И в этот момент я вспомнила. Воспоминание пронзило меня с такой пугающей ясностью, что я вскочила. Так же, как и в тот раз… Я тогда резко села на кровати, потому что увидела нечто, безмерно меня удивившее. Не испугавшее, а именно удивившее.

Из-под капюшона, там, где он переходил в черный балахон, выбилась волнистая прядь волос. Темных, но не таких черных, как капюшон. Я видела эту прядь очень отчетливо. Но в тот момент я совершенно не осознавала, что это может значить, что это меняет, и как мне нужно реагировать на увиденное. Я была охвачена ужасом и, когда резко выпрямилась, то почувствовала, что мои локти сковали железные тиски, не дающие мне пошевелиться. Я опустила глаза и увидела на своих локтях серые сморщенные пальцы. Такие же пальцы тянулись к моему горлу. Тогда я и потеряла сознание.

— Это было… это была женщина, — прошептала я, глядя на Степана Пантелеевича.

— Значит, вы вспомнили?

— Да, я вспомнила. Я видела темные длинные волосы. Вернее, только один локон, который выбился из-под капюшона.

— А лицо? — спросил Степан Пантелеевич. — Может, вы видели какие-то очертания лица?

— Нет, — я покачала головой. — Лица не было.

— У мужчин тоже бывают длинные волосы, — сказал Ваня.

Я сразу вспомнила Антона.

— Вряд ли, — я покачала головой. — То есть бывают, конечно, но я почему-то уверена, что эти волосы были женские.

— Если вы уверены, то для этого есть какая-то причина, — сказал Орлиный Глаз.

Я задумалась.

— Волосы были женские, потому что они были мягкие. И ухоженные. Не знаю, как это объяснить. Мужчины, которые отращивают длинные волосы, обычно не очень-то заботятся об уходе за ними. Они не используют специальные средства и не укладывают их феном…

— Понятно, — произнес Орлиный Глаз.

— Хотя неизвестно ведь, как это все… у пустых людей. Может быть, есть пустые мужчины и пустые женщины…

Ваня фыркнул.

— О чем ты говоришь?

— Не знаю…

— Не позволяйте вашему воображению заводить вас слишком далеко, — строго сказал Степан Пантелеевич.

— У нее не было лица, — сказала я.

— Если ты его не видела, это не значит, что его не было, — возразил Ваня.

— Если бы оно было, я бы его увидела.

— Необязательно, — заметил Орлиный Глаз.

— До сих пор не могу спокойно думать об этом, — призналась я.

— Ну и не думай, — сказал Ваня.

— Да, — кивнул Степан Пантелеевич. — Мы можем оставить эту тему, ваша память и так преподнесла нам настоящий подарок.

— Думаете это важно? — с надеждой спросила я.

— Несомненно. Вчера я еще сомневался, но теперь полностью уверен, что вам больше ничего не угрожает.

Ничего себе, заявление! Совершенно неожиданно, вполне в духе Глаза. Я уставилась на Степана Пантелеевича, вытаращив от удивления глаза. Ваня тоже выглядел удивленным. И встревоженным.

— А, может, не стоит торопиться? — осторожно спросил Ваня.

— Лишняя бдительность обычно не бывает лишней, — сказал Глаз еще одну непонятную фразу, но Ваня, кажется, его понял.

Потом мы немного поговорили обо всем произошедшем, причем говорил в основном Ваня.

— Факты нужно рассматривать по порядку, — заявил он. — Но я все равно не представляю, как это поможет вычислить этого подонка, — добавил он удрученно.

Он рассмотрел все факты, подробно и обстоятельно расписав все произошедшее. И даже попытался сделать выводы. На мой взгляд, это у него вышло не очень удачно. Выводов было два: во-первых, это может быть только кто-то из моих друзей и, во-вторых, не один, а двое. Орлиный Глаз слушал его очень внимательно и даже кивал в нужных местах. Я была рассеяна и думала лишь об одном: когда же, наконец, Степан Пантелеевич сообщит то, что собирался.

— Если их двое, как ты утверждаешь, и если это кто-то из тех, кого я хорошо знаю, — не выдержала я, — то это могут быть только Галка с Вовкой или Колька со Светкой. Так?

— Получается, что так, — согласился Ваня. — Мне тоже это не нравится, но против фактов не попрешь…

— Это самая возмутительная чушь, которую я когда-нибудь слышала! — воскликнула я. — И если это следует из твоих фактов, то, значит, факты неправильные.

— Факты не могут быть неправильными, — возразил Ваня. — Факты это факты. Неправильной может быть только их интерпретация.

— Вот именно, — сердито подытожила я и обратилась к Орлиному Глазу. — Степан Пантелеевич, когда вы сегодня заезжали ко мне, то сказали, что у вас будет что-то интересное… Мы это уже обсудили, или еще нет?

— Я рад, что вы вспомнили, — спокойно сказал Орлиный Глаз. — Но, к сожалению, сегодня мне вас порадовать нечем. Сообщение пока откладывается. Это произошло не по моей вине, но я все равно приношу свои извинения.

— Да ладно, чего уж там, — я махнула рукой. — А надолго оно откладывается?

— Я опасаюсь давать обещания, потому что это зависит, как я уже сказал, не от меня… Скажем так, существует девяностодевятипроцентная уверенность, что это произойдет не позднее завтрашнего вечера.

— Значит, мы приедем завтра? — спросила я, вставая.

— Я буду очень рад видеть вас, — подтвердил Степан Пантелеевич.

Мы распрощались и уехали.

— Есть одна вещь, которая не дает мне покоя, — произнес Ваня на обратном пути.

— Что за вещь? — вяло поинтересовалась я.

— Мне страшно интересно, какое у тебя в детстве было прозвище… Я знаю, тебе не нравится эта тема, но, чем больше ты не хочешь говорить, тем сильнее мне хочется знать…

Я резко выпрямилась и сердито посмотрела на Ваню.

— Ну, не хочешь, не говори…

— Не хочу! — произнесла я таким тоном, чтобы не осталось никаких сомнений в моем нежелании. И с чего это, спрашивается, он об этом вспомнил?

Некоторое время мы ехали молча.

— Мне тоже не дает покоя одна вещь, — сказала я.

— Да? — Ваня посмотрел на меня с любопытством.

— Ты несколько раз говорил о какой-то истории или историях, которые благополучно распутал Орлиный Глаз.

— Ага, — кивнул Ваня.

— Мне бы хотелось знать поподробнее.

Ваня вздохнул.

— Вообще-то подробно мне известна только одна история. Я даже в ней немного участвовал. Но не в качестве главного действующего лица.

— А в первый раз ты сказал, что слышал о Степане Пантелеевиче. А потом оказалось, что не только слышал. Я очень удивилась, когда он назвал тебя по имени.

— Я просто так выразился, — оправдывался Ваня.

— Ладно, рассказывай свою историю, — скомандовала я.

— Ну, раз уж твое любопытство достигло предельного напряжения…

— Достигло, достигло. Даже не сомневайся.

— Это было пять лет назад, — начал Ваня тоном сказочника. — Я как раз пришел из армии. И познакомился с одной девушкой.

Неожиданное начало. Посмотрим, что будет дальше.

— Но она предпочла моего друга.

— Очень жаль, — зачем-то сказала я.

— Да. Тогда мне тоже было очень жаль. Но… что тут поделаешь. Насильно мил не будешь, как говорится.