Уже было начало двенадцатого, и видимость ухудшилась. Создавалось ощущение, что перед глазами находится тонкое полупрозрачное покрывало, которое позволяет видеть контуры предметов, но не дает разглядеть детали. Я слышала, как ветер шелестит в листве и где-то вдалеке протяжно мычит корова. Мне захотелось укутаться во что-нибудь теплое и мягкое, а еще неплохо было бы, наконец, выпить горячего чаю. Но я никак не могла выйти из оцепенения и оторваться от окна. Наконец, мысль о теплом джемпере и чашке ароматного чая все же взяла верх, и я сделала шаг назад.

В этот момент я заметила, как какая-то темная фигура, закутанная в длинный черный балахон с капюшоном, появилась из-за беседки. Я вздрогнула и ухватилась рукой за раму окна. Фигура остановилась, повернулась в мою сторону и я увидела, что под черным капюшоном, там, где должно быть лицо, ничего нет… Фигура постояла немного и исчезла, растворившись в воздухе.

Я не могла пошевелиться. Все тело сковал тяжелый, липкий страх. Я боялась повернуть голову и посмотреть назад. У меня было ощущение, что весь мир в одно мгновение изменился, стал непонятным, страшным и жутко враждебным. В глазах все плыло, и я поняла, что могу прямо сейчас, первый раз в жизни, потерять сознание.

Все звуки исчезли, вокруг была пугающая, непривычная тишина. Мне даже показалось, что я осталась одна на целом свете, одна из людей, одна, и меня окружают только жуткие нечеловеческие существа. И самая главная их жуть заключается в том, что у них нет лиц…

Вдруг где-то залаяла собака, за ней еще одна, послышался шум проезжающего автомобиля и даже, кажется, чей-то смех. Я метнулась к выключателю и включила свет. На кухне, в ванной, во всех комнатах… Сердце стало биться почти ровно, без перебоев. Я прислонилась к стене в коридоре, потому что почувствовала, как дрожат и подгибаются коленки, а зубы противно стучат, нижние об верхние, или наоборот. На глаза наворачивались слезы.

Когда раздался осторожный стук в дверь, я подпрыгнула так, что чуть не откусила язык. Несколько секунд я колебалась. Стук повторился, уже настойчивее. Я прошмыгнула на кухню и выдвинула ящик. Нож. Нет, не то. Где-то есть маленький топорик. Нет, это еще страшнее. Я схватила скалку и подошла к двери.

— Кто там? — спросила я хриплым и совершенно не своим голосом.

— Катька, это ты? — услышала я голос Белки. — Что там у тебя происходит? Да пусти же меня, наконец!

Я распахнула дверь, скалка выпала из моих рук и я, самым глупым образом, разрыдалась в объятиях удивленной и испуганной Белки.

— Что случилось? — спрашивала Белка, которая усадила меня на диван в гостиной, а я почему-то не могла ответить. — На тебя кто-то напал? Ты чего-то испугалась? Ну не молчи, скажи, что же все-таки произошло?

Я помотала головой.

— Ничего, — наконец, выдавила я.

— Как это ничего? — возмущенно удивилась Белка. — Может, тебя Ваня обидел?

— Да нет, — я махнула на нее рукой.

— Катя, соберись, — твердо произнесла Белка. — Ты должна мне сказать, что произошло.

— Я видела… — попыталась я начать фразу.

Белка молча смотрела на меня ожидая продолжения.

— Просто там что-то стояло… смотрело на меня… и у него не было лица, — закончила я прерывающимся шепотом.

Утро было теплым и солнечным. За окном перекрикивались звонкоголосые птицы, где-то вдалеке кричали петухи и мычали коровы.

Невозможно было представить, что в этом простом, ясном и дружелюбном мире могут существовать какие-то жуткие фигуры в темных балахонах.

Я откинула одеяло и вскочила на ноги. Потом распахнула окно, и солнечный свет, вместе со свежим утренним воздухом ворвался в комнату. Мне показалось, что этого недостаточно, и я подбежала к двери и хотела рывком открыть ее, чтобы воздуха и летних утренних запахов в моем доме стало как можно больше.

Дверь уперлась во что-то тяжелое и не хотела дальше открываться. Причем это что-то вдруг зашевелилось и пробормотало несколько трудноразличимых, но явно недружелюбных слов.

Я высунула голову наружу.

— Ваня!

Вот это да.

— Ты что здесь делаешь?

Ваня быстро вскочил и попытался изобразить лицом и всем остальным организмом неестественную бодрость. Возможно, ему казалось, что у него это получилось, но на самом деле его глаза были красные и заспанные, волосы взъерошены раз в пять больше обычного, а на щеке — четкий отпечаток ремешка от часов, включая застежку.

— Я… это… Зашел пожелать тебе доброго утра, — сказал Ваня, глядя на мои босые ноги.

Ночнушка у меня не очень-то длинная. И на ней нарисован розовый зайчик.

— Я сейчас! — крикнула я и умчалась в спальню за халатом. По пути заглянула в зеркало и обнаружила, что выгляжу не намного лучше Вани, так как еще не умывалась и не причесывалась. Я схватила расческу, несколько раз провела по волосам и помчалась обратно. Ваня все еще мялся у порога.

— Ну, начинай, — скомандовала я.

— Что? — Ваня уставился на меня испуганными непонимающими глазами.

— Желать мне доброго утра, — подсказала я.

— А… — протянул Ваня. — Доброе утро, — пробормотал он. — Как спалось?

— Ладно, хватит, — махнула я рукой. — Ты зачем на крыльце спал? Там холодно и неудобно.

— Я не спал, — сказал Ваня. — Так, закемарил немного под утро.

Я покачала головой.

— Всю ночь дежурил?

— Да я так, немного…

— Я же вчера сказала, что не нужно.

Ваня опустил глаза.

Вчера он появился, когда я уже успокоилась. А успокоилась я, надо сказать, довольно быстро. Не такие уж и слабые у меня нервы, как кому-то хотелось бы. Я рассказала им с Белкой о посетившем мой сад существе без лица и Ваня долго рыскал возле беседки с фонариком в руках, но ничего интересного не обнаружил. И неинтересного тоже. Потом все разошлись по домам, и я в тот момент была совершенно спокойна и даже настроена воинственно по отношению к любым пришельцам. Ваня пообещал, что пойдет спать, так как совершенно очевидно, что ничего интересного сегодня больше не случится. Не больше одного номера в день, или в ночь, — это правило мои «артисты», кажется, соблюдали неукоснительно. Видимо, не хотели перенапрягаться.

— Кофе хочешь? — спросила я.

Ваня молча кивнул.

— Проходи пока на кухню. Или лучше в гостиную. А я пойду умоюсь.

Я не только умылась, но и переоделась в шорты и футболку. А то этот халат почему-то все время распахивается на груди. Потом я нашарила в шкафчике новую зубную щетку и торжественно вручила ее Ване с предложением умыться, чтобы почувствовать себя человеком.

— Спасибо, — сказал он и посмотрел на меня преданным взглядом. — Надеюсь, я не очень…

— Что — не очень?

— Ну… тебя затрудняю.

Я фыркнула.

— Как только ты начнешь меня очень затруднять, я сразу выставлю тебя за дверь, — заявила я, на что Ваня вздохнул с облегчением и улыбнулся.

Пока он плескался в ванной, я приготовила омлет с сыром и сварила кофе.

— Как вкусно пахнет, — восхитился Ваня, входя на кухню. Вид у него был уже не такой помятый, хотя в глазах осталась краснота и немного усталости.

Я жестом пригласила его садиться за стол, разложила омлет по тарелкам, потом, подумав, быстренько сделала салат из огурцов с укропом и сметаной и нарезала хлеб. Ваня умял все с большим аппетитом, сообщив, что никогда в жизни не ел такого вкусного омлета. Я недоверчиво пожала плечами, и мы принялись за кофе.

— Ну, о чем мы будем беседовать за чашкой кофе? — спросила я.

— Мне бы хотелось что-нибудь о тебе узнать, — нерешительно сказал Ваня.

— Когда я была маленькой девочкой, я приезжала на лето в Васильки, — выдала я ценную информацию.

— Повезло Василькам, — тихо пробормотал Ваня.

— Тебя тут не было, — продолжала я.

— К сожалению.

— Где ты был?

— Дома, в пионерском лагере, на сборах…

— На сборах?

— Ну да. Я легкой атлетикой занимался.