А мой друг Дм. Волчек уверяет, что его черепаха понимает сербскохорватский язык. Якобы когда из телевизора доносится сербскохорватская речь, Манюня целеустремленно прицарапывается из своей комнаты и замирает перед экраном. А когда сюжет про Югославию заканчивается, сразу теряет интерес и уползает к себе.

(То есть свою функцию Манюня честно выполнила: создала сюжет и историю.)

У меня нет никакого pet, но мне тоже хочется рассказать какую-нибудь pet-story. Придется брать чужое. Я бы взяла игуану – две самые поразительные, каждая в своем роде, «истории из жизни домашних любимцев» связаны именно с игуанами.

Одна жила у того же Волчека, в Праге, ее звали Тотошей. Мне как-то довелось неделю быть ответственной за кормление Манюни и Тотоши, это было ужасно. Они почти совсем не ели, я только заменяла увядший салат свежим. Было неприятное опасение, что обе решили коварно помереть до приезда хозяина. Они не только не ели, не пили, но даже и не двигались. Манюня замерла под кроватью, Тотоша, почти не меняя положения, висела на жалюзи.

Потом уже выяснилось, что игуане клинически не хватало солнечного света. На почве солярного голодания у несчастной Тотоши развился рахит и жуткий остеопороз, она в одночасье переломала себе все лапы, сколько их там у игуан. Лошадей в таких случаях пристреливают, а Тотоше в ветеринарной клинике наложили гипс и подвесили ее на растяжках. Она, видимо, ужасно страдала, была злая как собака. Подлечив, ее решили продать.

Еще из моих знакомых владелицей игуаны была Линор Горалик. У ее игуаны с солнцем было все неплохо, она жила в Израиле. Но у ее хозяйки было плохо с деньгами, и она кормила свою игуану не фруктами, а всяким отстоем вроде помидоров, причем не лучшего качества. Игуана умерла. В зоомагазине по этому поводу сказали: «Ничего удивительного. Мы так и подумали сразу, что она у вас умрет: она же у вас была первая. Первые игуаны всегда умирают».

Закон довольно универсальный: в каждом деле бывает своя «первая игуана». Я свои неудачные попытки теперь только так и называю.

Вот она, функция домашних животных № 5 – они жертвы. Пробные экземпляры. Подопытные кролики для человеческих привязанностей, чувств и претензий. И ведь от них требуют еще знаете чего – благодарности и ответной нежности. Уверены, что они на это способны и обязаны дать. И морские, мол, свинки любить умеют…

Одно из тех слов, в которые я долго не верила. Думала, что это что-то вроде канцелярского термина, которым в обычной жизни нет места. «На досуге» – понятно, но просто «досуг» произнести невозможно. «Как вы предпочитаете проводить свой досуг?» Это все равно что назвать человека, которому звонишь по телефону, «абонентом», а мужа «супругом».

В детстве у нас вообще много языковых иллюзий: слово «осязание», я считала, означает примерно то же, что «зрение», но более, что ли, научно. На контрольной по биологии классе в седьмом или пятом я написала, что у жука- плавунца глаза являются органом осязания. Учитель был потрясен: «Как ты себе это представляешь: жук глазами дно ощупывает, что ли?» На самом деле мне примнился коварный подвох в самом вопросе: написать, что «глаза – орган зрения»? Как-то слишком просто.

Из этих же соображений, как я позже поняла, некоторые люди выговаривают «супруг» и «супруга» вместо нормальных «муж» и «жена» – для солидности. Вроде как деликатно оттопыривают мизинчик, угощаясь из непривычно тонкого кофейного фарфора. «Простореч.», приговаривает справочник русского языка (за искл. случаев, когда речь не идет об официальном упоминании спутника жизни какого- либо чрезвычайно высокопоставленного лица, вроде английской королевы). Ловушка снобизма. А под грифом «досуг» в какой-то момент поселились рекламные объявления вроде «очаровательные блондинки для солидных господ» и «горячие парни для одиночек и супружеских пар; недорого». Опять-таки, досужий ум, досужие вымыслы. «Досужими людьми» моя легендарная свекровь, урожденная Волынкина, ругает личностей не столько праздных, сколько навязчиво любопытствующих. Кто пристает к ней с неправильными вопросами, на которые не хочется отвечать; правильные – о давлении, перспективах погоды и здоровье собаки.

Она права: в «досужести» присутствует огромная доля любопытства. Именно любопытство заставляет нас проводить драгоценные часы досуга (я потихоньку привыкаю к этому суконному слову) – странным, дурацким образом. Ночи напролет шнырять по Интернету, читать чужие, совершенно неинтересные, в сущности, дневники. Вступать в вербальные контакты с таксистами и особенно частниками. Или вот: все мои подруги, которые живут в районе Чистых прудов, ходят красить ногти в один маленький и довольно грязноватый салон – а почему? А потому что в таких салонах, в отличие от дорогих и с претензиями, сотрудники не стесняются громко обсуждать свои дела, беседовать друг с другом. Обычно это невыносимо, но именно в этой парикмахерской развивается изумительная интрига: одна из маникюрш является неофитом церкви адвентистов седьмого дня, она уже практически обратила в свою веру девушку, которая сидит на телефоне, и теперь они вдвоем ведут теологические и миссионерские беседы с другими парикмахершами, еще не обращенными, примерно в таком духе: «Думаешь, вот умри ты завтра – воскреснешь и тебе будет сороковник? Нет, ничего подобного. Тридцать лет. Ни морщин этих не будет, ни синяков под глазами, ничего. И почка болеть не будет, и спина. Если ты, конечно, праведник…» Дьякону Кураеву надо бы ходить в эту парикмахерскую, если его, конечно, примут: у них очень плотная запись. А один мой приятель – он пристрастился проводить досуг в бане, в общем мужском отделении. Баня примерно той же ценовой категории, что парикмахерская на Чистых прудах, и расположена она где-то за Зацепой, в заводском районе. По субботам в девять утра приходят завсегдатаи, пожилые рабочие. Сидят, молча пьют квас. Потом кто-то решительно ставит кружку: «Сегодня я буду поддавать!» Через некоторое время объявляет: «Мужики, мята!» Все тогда выстраиваются в очередь быстренько, чтобы не выпустить пар, заходят в парилку. В парилке отчаянно пахнет ментолом. Все одобрительно хлопают поддающему, скрючиваются на полках, дышат. Сидеть принято на венике, на полотенце – несолидно. Надышавшись, выходят, отдыхают, пьют квас. Через некоторое время: «Мужики, полынь!» Опять выстраиваются цепочкой, опять аплодируют, дышат теперь полынью. Отдыхают, некоторые уже с пивом. Затем: «Мужики, хрен!»

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.