Мой любимый писатель Михаил Иванов (немного людей кроме меня читали Михаила Иванова и его роман «Банан», но это не важно) запротоколировал простую вещь: в определенном возрасте людям все менее интересно говорить друг с другом. Они фактически говорят сами с собой, изредка радуясь, когда слышат от других подтверждение собственных мыслей.

Город наполнен голосами. Все это по большей части чужие голоса: не так уж часто мы слышим нечто, обращенное лично к нам; нечто, на что нам нужно ответить. Из всех мегатысяч организованных децибел, которые за день попадают к нам в уши, этих осмысленных, действительно нам предназначенных – не больше одного процента. Даже если считать такие вещи, как бормотание стиральной машины, которая как бы сообщает: «все нормально, я стираю, пошла на отжим», – милый домашний звук. А из окна тебе: скккррррррррррррррррррржжж – скалывают лед. Бамммбс – с крыши упала сосулька. Упррссссссссссскрж – мусоровозка со скрежетом ворочает железные баки. «Москау, москау…» – мимо проехал кто-то, у кого сегодня отличное настроение, и в машине играет радио «Ретро». Уауаиуаиуиаи – запела сигнализация чьего-то синего «опеля»… Мне надоедает слушать чужие звуки, я ставлю диск с песнями из «Жизнь как чудо». Бумбокс стоит на подоконнике, под открытой форточкой. Теперь мои соседи тоже знают, что я люблю Кустурицу.

А они любят Юрия Антонова – я это тоже очень хорошо знаю.

А еще у них ремонт, двери меняют. Это я знаю еще лучше.

И еще – у них собачка очень гавкучая.

Когда я дома долго одна, я иногда вдруг чувствую, что в голове у меня копошится слишком много мыслей. Тогда я включаю телевизор – он тарахтит и создает какой-то привычный фон из звуков. Я на них не фиксируюсь. Когда приходит кто-то из домашних, они первым делом переключают телевизор на другую программу, или выключают его, или ставят какой-то свой фильм. Иногда они ссорятся из-за этого, потому что не хотят смотреть «чужой» телевизор. Мне все равно.

Но я все-таки замечаю, что «чужой» телевизор всегда хочется сделать потише. Я знаю дома, в которых стоит по телевизору в каждой комнате, как в гостинице. Казалось бы, это признак какой-то последней разобщенности – но нет, живут вполне мирно, даже душа в душу. Даже иногда дружней, чем в домах, где телевизор по старинке считается неким заменителем условного камина, средоточием общего семейного досуга вокруг домашнего очага… Что-то такое говорил почтальон Печкин.

Еще – чужие разговоры, и телефонные, и прочие. Мы их редко запоминаем, потому что они, как правило, не слишком интересные. Но иногда, бывает, какие-то фрагменты впиявливаются в мозг так, что их потом оттуда не выдернешь.

«Да я сейчас пешком иду, да. Везде теперь пешком хожу, вот. А потому что у меня машина сгорела, голубка моя! На Волоколамке – взяла и сгорела!» – худой седоватый мужик со странной, какой-то пляшущей походкой то обгонял меня на Тверской, то отставал и опять обгонял, и, видимо, все время разным своим собеседникам кричал, что голубка его сгорела! на Волоколамке! У него был телефон без трубки, он держал руки в карманах и кричал в микрофончик, и от этого казался сумасшедшим, который беседует сам с собой. (Все-таки к этим беструбочным телефонам невозможно привыкнуть. Хотя, казалось бы, какая разница – трубка или наушник-плюс-микрофончик. Но традиционная трубка, поднесенная к уху, хоть как-то оправдывает, очеловечивает эти мобильные переговоры на ходу.)

А недавно я утром целый час ждала подругу в пустом кафе и весь этот час слушала, как красивая кудрявая девушка за соседним столиком дает подробный отчет своему брату о том, как у нее продвигается развод с мужем. Брат, судя по всему, находился в Америке, а муж был, естественно, подлец, он как-то нечестно хотел разделить с ней квартиру, в которую она «столько вложила, столько вложила!», и в кафе, кроме нас с ней, никого не было, и мы с официантками очень скоро стали переглядываться и чувствовали себя участниками какого-то ток-шоу, какие бывают днем по телевизору. Мне казалось, что одна из официанток, блондиночка с круглым лицом, с трудом сдерживается, чтобы не подключиться и не высказать какое-то свое мнение, например: «Я согласна с героиней программы! Все мужчины – подлецы!» Кудрявая девушка была в совершенном аффекте и вещала на предельной громкости. Это часто бывает: человеку, когда он поглощен телефонным разговором, кажется, что он находится как бы в прозрачной, но звуконепроницаемой телефонной кабине или, там, капсуле.

В чужих машинах (я часто ловлю частников) я слышала самые немыслимые, самые интимные признания. Притом что я-то всегда молчу, не задаю никаких вопросов. Мне кажется, некоторые только для этого и берут пассажиров – чтобы выговориться. Довольно часто они не берут с меня денег, но учат жизни: «Вот вы одна так поздно едете – а что же муж? Пришел домой, а ему и ужин не накрыли? Нет, я считаю, главное для женщины – это семья…»

Многие люди не выносят этот белый шум; закрывают уши наушниками, слушают музыку в плеере или кассеты с уроками итальянского языка – что угодно, но по собственному выбору… Есть, говорят, проект сделать метро бесшумным. Боюсь, это будет сущий ад.

«– Вот самец павлина. Он распустил свой хвост. Хвост огромный, шикарный. Вопрос: что думает самка? Может быть, она думает так: “Вот представитель моего вида. Он самец. У него офигительный хвост. Дай-ка я с ним размножусь!”… Ну и что?.. Вы полагаете, она действительно так думает?.. Ха. Как бы не так! Я расскажу вам, я знаю. Я читал Дарвина. На самом деле ее мысли такие: “Передо мной самец. Живой. Хвост у него большой. Тяжелый, наверное. Как он ходит-то с ним? С ума сойти. Парень даже повернуться толком не может. А если лиса? Я-то убегу, а этот… Странно, что он вообще до сих пор жив. Такой неуклюжий, с хвостищем… Да, но… но он выжил! Значит… Значит, у него очень хорошие гены!..” Вот так же и в бизнесе: бывают компании, про которые можно сказать, что они находятся в хорошей спортивной форме. А бывают компании, про которые можно сказать, что они сексуальны…»

Это я сижу на бизнес-семинаре. Справа от меня два дяди в светлых костюмах, без галстуков. Слева строгая девушка, немножко прыщавая. Неожиданно замечаю, что на каждом пальце у нее по обручальному колечку Десять штук.

Впереди – красивая загорелая шея. Сережка в правом ухе. Блондин. Когда объявят перерыв на кофе, надо бы взять у него небольшое интервью. Не дождавшись перерыва, хватается за телефон и полчаса бубнит про какие-то акты передачи. Очки для дальнозоркости, роется в бумажках. «Ну и черт с тобой, – думаю. – Наверное, не настоящий фанкстер. Так, прикинулся».

По идее, дамы и господа, которые заплатили по десять тысяч рэ и поэтому сидят сейчас в зале «Атриум» гостиницы «Балчуг», являются фанкстерами – адептами бизнеса в стиле фанк. Термин придумали шведы Й. Риддерстроле и К. Нордстрем. Funk – это от слов fun и punk, фан и панк. Такой веселенький ситчик, обхохочешься. Их книга «Бизнес в стиле фанк» – мировой бестселлер. Из магазина «Москва» все экземпляры, как оказалось, украли. Может, враги, а может, сами фанкстеры, какое-нибудь леворадикальное крыло – поди знай. Зато одного из соавторов пригласили провести этот самый семинар. Приглашающая сторона – Российская ассоциация маркетинга, исполнительный директор Андрей Калибердин.

– А почему вы выбрали именно Риддерстроле?

– А за внешность! – честно отвечает Калибердин.

Это очень по-фанкстерски.

Йонасу Риддерстроле 37 лет. Он рассказывает про самку павлина и носит с собой СD: Папа Римский Иоанн Павел II исполняет рэп. Профессор ЙР чисто бреет голову; он умеет как-то так управлять мышцами своего мягкого чухонского лица, что выглядит внушительно и даже графично; носит кожаный френч и огромнейший перстень с какой-то символикой. Фотографируется для обложек в позе лотоса. Да и к тому же с опрокинутым месяцем за затылком: такой вот весь дьявольски продвинутый, чисто поп-звезда. Не удивлюсь, если он брал уроки сценического движения. ЙР идеально умеет держать аудиторию и придумывает броские термины. Например, караоке-капитализм – то есть бизнес по отработанным схемам. Это может быть эффективно, но это, как я поняла, не круто. Вот фанк – это круто.