— Спасибо, конечно, вижу, цветы подобраны со вкусом, — значит, так она оценила... Хотя, чего он ждал — что она завизжит и запрыгает на радостях, взрослая девочка? — Но... не вижу повода.
— Я хочу извиниться, — эту речь он готовил несколько дней, да что уж там — с самой новогодней ночи он её готовил, и, сегодня утром, когда в дверь позвонили, он уже знал, что скажет этой женщине при встрече. Но не знал, что извиняться так трудно. Он не привык извиняться. Да и не умел никогда.
— Интересно, за что же? — да, она явно намерена выслушать заготовку до конца, она такое не пропустит.
— За всё хорошее. За испорченный праздник, например, — он решает не начинать с личного.
— Только не говорите, что весь этот кошмар — ваших рук дело!
— Не наших, конечно, но проблемы у нас только начинаются. А ещё хочу извиниться за своё позорное поведение. Ну не гожусь я в рыцари для прекрасной дамы. Настолько не гожусь, что даже не нашёл в себе смелости черкануть пару сообщений в контакте. Каюсь. Мне стыдно.
Круспе склоняет голову, как нашкодивший ученик на ковре у директора. Ирина уже и не пытается скрыть улыбку — настолько нелепо он выглядит, и в то же время, он совсем не раздражает. Она думает, он придуривается — чего же от него ещё ожидать? Но ирония в том, что он всё это серьёзно. Ему стыдно и страшно одновременно. Страшно за себя —уж не болен ли он?
— Ну, довольно шоу-представлений. Я лишь хотела узнать, всё ли у Вас хорошо. У Вас лично и у Ваших друзей. Простите, но другого способа сделать это, кроме как доставить Вас сюда в приказном порядке, Вы мне не оставили.
— Хм... Всё ли у нас хорошо? Вообще-то не совсем, но посвящать Вас в наши корпоративные проблемы я не смею — ради Вашей же безопасности. Надеюсь, после новогодней ночи у Вас не осталось сомнений в том, что всё серьёзно.
В раскосых глазах худенькой прокурорши блеснули огоньки — он надавил на живое, на любопытство!
— Знаете такую поговорку, господин Круспе: сказал “А” — говори и “Б”?
Круспе знает такую поговорку, а ещё он чувствует, что если сейчас отошьёт визави, то, скорее всего, потеряет её расположение снова, и на этот раз — окончательно.
— Я связан обязательствами, Ирина Валерьевна. Скажу лишь, что у нашей компании в этом городе хватает врагов — и Вы об этом знаете. Но только методы борьбы становятся всё более изощрёнными...
— Уж не хотите ли Вы сказать, что ваши враги подожгли ваш клуб?
— Я не могу сказать Вам ничего, но могу посоветовать следить за эфиром в самое ближайшее время — очень скоро Вы сами всё увидите и поймёте. А ещё...
Он игриво заминается, закатывая глаза. Прокурор тоже закатывает глаза, но по другой причине.
— Ну? Не томите! У меня такая скучная работа, я жажду интриг!
— А ещё... Одна из моих коллег в данный момент находится в застенках ФСБ по ложному обвинению и, скорее всего, подвергается всяческому давлению.
— Что Вы имеете в виду?
— Пока сам не знаю, но советую: держитесь от меня подальше, ибо фамилия Круспе сегодня — синоним слова “проблемы”.
Рихард доволен своей спонтанной репликой — как удачно, да как пафосно!
— Ну, к кому мне держаться поближе, а от кого подальше — я сама разберусь. А вот откровения Ваши меня заинтриговали. Если это и была Ваша цель — считайте, она достигнута. Рада, что в целом Вы в порядке. Не смею больше задерживать.
Вот так, на этот раз она ставит точку с запятой, а он не смеет пререкаться. Круспе лишь смущённо улыбнулся и направился к двери, по пути оказавшись застигнутым прощальной фразой своей властной знакомой:
— И да, мы всё ещё на “ты”, но только не в этом кабинете.
Оставшись одна, Ирина решает всё же воспользоваться советом и принимается “следить за эфиром”. Загружает в браузере рабочего компьютера несколько окон: единственный круглосуточный городской телеканал, главную страницу центральной областной газеты и пару городских пабликов в контакте. Время к семи — рабочий день окончен. Она ставит чайник и даёт себе пару часов, чтобы разобраться, что к чему.
— Алло, — после третьего звонка мобильника генерал, наконец, принимает вызов. Он явно недоволен тем, что его отвлекли.
В следующую секунду он вскакивает с койки, отбрасывая обмякшую Диану в сторону. Он хватает ноутбук и подбегает к двери — ту сразу же открывают снаружи, и генерал исчезает из поля зрения пленницы. Трясущаяся девушка остаётся одна; свернувшись клубком она прислушивается, ожидая, когда со стороны двери раздадутся ставшие уже привычными звуки запирающихся замков, но тех не следует. Вместо этого пару минут спустя в коридоре раздаются шаги, на этот раз — сразу нескольких пар ног. Но у неё даже нет сил хотя бы сесть — арестантка так и продолжает лежать на койке, подтянув колени к груди.
В помещение заходят два конвоира в сопровождении незнакомого мужчины. Тот кивком указывает служивым на выход и, дождавшись, когда дверь за ними закроется, сходу обращается к Диане:
— Не бойся, я от Ольги.
Что? Как? Откуда ей знать? Кто он такой вообще?
— Я Вас не знаю...
— Михаил Евгеньевич, если тебе угодно, твой адвокат. Можно на ты.
Адвокат не подходит ближе, он будто выжидает, когда девушка наконец возьмёт себя в руки и сама встанет. Собрав последнюю решительность в кулак, она выпрямляет ноги, всё ещё обутые в туфли, опускает их на пол и следом неспешно выпрямляется всем телом.
— Только один вопрос, — продолжает адвокат, — они предлагали тебе сделку? Шантажировали? Выпытывали какие-то сведения?
Да это не один, а сразу три вопроса. Вот, значит, зачем его прислали. Волнуются за сохранность своей информации. После произошедшего в то, что кто-то волнуется за её личную сохранность, Диана уже не верит.
— Да. Снятие обвинений в обмен на всю внутреннюю информацию по ММК.
Адвокат, скорее всего, был насторен на долгие выпытывания, он ожидал, что девушка попытается скрыть что-то, или же что она вообще не сразу поймёт, о чём речь. Не будучи лично знакомым с подзащитной, такой лаконичной прямоты он от неё не ожидал.
— И что... ты? — он пытается подобрать правильные слова, чтобы не спугнуть собеседницу чрезмерным нажимом, — только не бойся: чтобы ты им ни наговорила, это не имеет значения. Тилль и Флаке тебя не бросят.
Ну да, конечно. Вышло так, что её бросили все.
— Я ничего не сказала, — и она тихо добавляет: — Не успела.
— Пойдём.
— Куда?
— На выход. Они больше не смеют тебя здесь держать. Торопись, тебя заждались. Все вопросы потом.
Не веря своим ушам, девушка поднимается на ноги и приближается к моложавому юристу в модном сером костюме.
— А можно один вопрос сейчас?
— Да.
— У Вас случайно нет воды? Попить...
Глаза адвоката округляются, он ещё раз придирчиво осматривает арестантку, хмурит брови...
— Тебе что, даже воды не давали?
— Нет...
— Вообще? С десяти утра? А еды?
— Нет...
— Ну так это же замечательно! — адвокат хватает её за руку и волоком тащит из камеры — дверь оказывается незапертой. Они преодолевают подвальный коридор, затем два пролёта вверх по лестнице, коридор первого этаже, и, наконец, сопровождаемые взглядами десятков глаз, оказываются на морозе. — Замечательно! Нарушение конституционных прав задержанной прямо в стенах управления ФСБ!
Словно опомнившись, он останавливается, дав девушке возможность отдышаться. Они всё ещё на территории управления, обходят здание сзади — направляются туда, где за рядом вечнозелёных елей находится парковка для посетителей.
— Сейчас тебя напоют, накормят и спать уложат. Кстати, меня просили передать... В общем вот, смотри.
Адвокат достаёт из кармана пиджака смартфон, загружает страничку одного из городских пабликов Вконтакте и ставит на плей закреплённую в шапке видеозапись.
Кадры из “Галактики”, некая девушка, признающаяся в поджоге, видео с концерта, даже пара кадров с самой Дианой с парковки клуба, уже после эвакуации. Голос за кадром объясняет суть видео. Голос принадлежит Круспе, из-за характерного “р” его невозможно перепутать ни с каким другим; но Диана на тексте не фокусируется. В голове звучит лишь одна мысль, мысль которую она не примянула озвучить:
