— Значит, все всё знали...
Адвокат явно ждал этого вопроса. Oн закрывает видео, убирает девайс обратно в карман и вкрадчивым голосом поясняет:
— Скажем так, все всё знали, но никто не знал, что ты ничего не знала.
Ложь. Какая же эта ложь. По крайней мере, Оливер не мог не знать — его бы в первую очередь поставили в известность. Интересно, как давно ведётся вся эта игра? Ускорив шаг, они добираются до парковки, на которой их ожидают сразу несколько знакомых автомобилей: Ольгин, Оливера и Флаке. Завидев девушку, Оливер бросается к ней. Скривив губы, она отталкивает его, ударив обеими ладонями в грудь, и несётся мимо. Она не знает, куда бежать — ей очень холодно и никого из присутствующих здесь людей она видеть не желает. Да что там — физически не может на них смотреть. Решая проскочить мимо и исчезнуть в подворотнях, она переходит на бег, но чьё-то крепкое, незнакомое прикосновение заставляет её остановиться. Она уверена, что человек, заключивший сейчас её в свои цепкие объятия, никогда прежде её не касался. Неловко развернувшись, она упирается взглядом в костлявую грудину — кажется, рёбра рельефно выпирают даже из-под трикотажной кофты. Она ведёт взглядом вверх: необычно мощная шея с острым кадыком, тонкий рот, крючковатый нос с плотно усаженными на него старомодными очками, и эти жидкие выбеленные волосины с торчащими из них огромными ушами... Она ещё ни разу не имела возможности рассмотреть лицо Флаке так близко. Все его морщинки, болезненную белизну его грубой кожи. Какой же он всё-таки... некрасивый! Кажется, Лоренц прочёл её мысли: снисходительно улыбнувшись краешками бесформенно растянутых губ, он едва слышно произносит:
— Поехали, надо поговорить.
И тянет её в свою машину. Кто бы знал, что в этом двухметровом скелете столько силы — следуя за его рывком, тело девушки чуть ли не воспаряет в воздух, во всяком случае каблуки уже невесомо отрываются от поверхности обледенелого асфальта.
— Я не хочу никуда ехать, — Диана изо всех сил вырывается, вцепившись свободной рукой в край дверного проёма у переднего сидения автомобиля.
— Знаю. Но надо. Ради тебя.
Лоренц буквально утрамбовывает сопративляющееся тело на сидение рядом с водительским, захлопывает дверцу, в полсекунды занимает место за рулём и трогается.
Отъехав пару кварталов от злополучного здания с памятником Дзержинскому у входа, он снова заговаривает:
— В бардачке есть вода. Попей. А скоро мы ещё и поужинаем.
От слов “попей” и “поужинаем” Диане становится сухо и пусто. Она нащупывает в бардачке полулитровую пластиковую бутылку и присасывается к ней иссушенными губами.
Пейзажи уже почти ночного города остаются позади — машина покидает городскую черту. “Едет убивать. В лес, закапывать”, — равнодушно думает Диана. “Она думает, я убивать её еду и в лесу закапывать”, — думается Лоренцу, и его невероятный рот растягивается в доброй улыбке.
— Мы могли бы и в “Арарате” поужинать, но учитывая твою внезапную популярность, спокойно побеседовать нам там не дадут.
Диана натуженно выдыхает. Сиденье с подогревом и включенная на всю мощность печка погрузили её в состояние машинального выжидания.
— Куда угодно, только скорее. Я жрать хочу.
— Приехали уже, — Флаке снова улыбается.
Какой-то загородный частный отель на несколько номеров. Из числа тех, что снимают для корпоративных тренингов, встреч выпускников или свадеб. Сейчас, на исходе новогодних каникул, он пустует. В зале ресторана никого, и скучающие сотрудники с воодушевлением окружают внезапную странноватую парочку своим вниманием.
Очень скоро на столе появляется всё. Всё, что надо для счастья измождённому организму. Мясо, морепродукты, овощи, картофельное пюре, даже грибной суп. Куча холодных закусок, вода и вино. Флаке набрасывается на еду первым, подавая пример. Вскоре и Диана присоединяется к весёлому пиршеству. Они молча поглощают съестное, пока голод не сменяется насыщением. Откинувшись на спинку стула, Флаке смотрит на спутницу ровным доверительным взглядом.
— Я знаю, ты думаешь, что мы тебя предали. И в чём-то ты даже права. Но я обещал, что мы тебя вытащим — и вытащили же. Если ты считаешь, что единственное, что нас волнует — это сохранность информации, то зря. Информация — вещь непостоянная. Сегодня она актуальна, а завтра уже нет. Даже если ты рассказала им всё, то есть вообще всё, нам ничто не помешает сделать так, что всё рассказанное тобою перестанет иметь вес. Сама посуди — любые счета можно закрыть, любые программные настройки обнулить, любого человека можно спрятать...
— Если бы. Если бы рассказала. Я ничего не сказала, — произносит девушка, прикрывая дрожащие губы бокалом с вином.
— Не важно. Просто знай, что мы иногда бываем идиотами, но предателями — никогда. Мне сложно это произносить, ведь я уже не впервые, получается, тебя подставляю. Но ты достаточно сообразительна, чтобы понять — я тебя не брошу, никто не бросит. Так что перебесись, отоспись, и всё будет хорошо. Сейчас ты обижена, — снова заводит он заезженную пластинку.
— Я не обижена, — перебивает его Диана и, отклонившись вбок, шепчет куда-то под стол: — Я растоптана.
Вслед за губами задрожали и ресницы, и Флаке вдруг понимает, что всё это время он неверно расценивал ситуацию.
— Не здесь, — шепчет он и встаёт из-за стола.
Ему понадобилось около десяти минут на то, чтобы оплатить единственный на весь отель люкс с двумя спальнями. На стойке регистрации он предъявил свой паспорт, а вот вместо документов спутницы, которых с собой не оказалось, ему пришлось отстегнуть десять тысяч сверху стоимости номера. Чтобы без лишних вопросов. И ещё вина в номер. Уже собравшись обратно, он вдруг вспоминает: и сигарет.
Номер представляет собой огромную гостиную с электронным камином и панорамным окном и две раздельные спальни со своими санузлами.
— Я скоро вернусь. Нужно забрать планшет из машины, — бросает на ходу Флаке и хлопает дверью, оставив девушку одну.
Она не долго думает. Сбросив, наконец, ненавистные туфли, она кидается к шкафу, вытаскивает оттуда белоснежный махровый халат и мягкие тапочки в одноразовой упаковке и несётся в ближайшую ванную. Вода — кипяток. Зубная паста — спасение. Ароматный гель для душа и нежный шампунь... На пятнадцать минут она выключается из течения времени, покидает этот мир: она отмывает себя, как делала это уже не раз, вот только сегодня ей совсем не хочется анализировать причину столь усердных натираний тонкой кожи моющими средствами. Была б её воля — и кожу бы содрала.
Выйдя из душа, она находит на столе в гостиной откупоренную бутылку красного и непочатую пачку сигарет. С жадностью накинувшись на то и другое одновременно, уже через минуту она глушит винишко, перемежая глотки с затяжками, сидя в мягком глубоком кресле, наблюдая снежные загородные просторы сквозь панорамное стекло. Из соседней ванной слышится шум воды, вскоре он утихает, и в комнате возникает Лоренц: в таком же, что и на ней, халате и тапочках, он на ходу вытирает мокрые волосы. Закончив с волосами, он нащупывает на столике рядом с бутылкой очки, наливает себе полбокала и плюхается рядом с девушкой, чуть было не отдавив ей при этом правое бедро.
— Подвинься, места хватит.
Как странно. Дождавшись, когда потушенный окурок отправится в стеклянную пепельницу, он произносит:
— Расскажи всё и знай, что твои секреты никогда не покинут пределы этого номера.
Она не долго колеблется: рассказывать или нет? Ей надо кому-то рассказать. О том, как Кречетов шарил своими мерзкими ручищами по её телу, о том, как заставил её надрачивать ему, как залез ей в трусы и орудовал там своими шершавыми пальцами. О том, что между ног до сих пор саднит, а раздевшись перед душем, она обнаружила на белье несколько засохших кровяных разводов. О том, как он вытирал свою сперму с её ладони об её же платье, двигая её рукой, словно податливой конечностью неодушевлённой тряпичной куклы. О том, как не позволял ей, рыдающей, даже вытереть слёзы, удерживая её тело в неподвижном состоянии и постоянно нашёптывая что-то вроде того, что же подумают её родители, если узнают, какая она плохая девочка. А что подумает её парень? А что подумают все, когда узнают, что поджигательница пыталась выторговать своё освобождениe, соблазняя столь уважаемого человека? Мало того, что террористка, так ещё и шлюха последняя. Звонок телефона напугал её до смерти, прозвучав прямо в ухо в момент, когда генерал удерживал её голову у своей несвежей ширинки. Потом он намотал её волосы на кулак и отшвырнул тело в сторону. С того момента она его не видела. И даже если она не увидит его больше никогда, картинки произошедшего в той камере уже ничем не стереть из её памяти. Как-то так. Она принимает из рук Флаке очередной полный бокал и закуривает очередную сигарету. Она уже даже не пытается заглушить слёзы — кого стесняться. Несколько минут они сидят молча, вдруг Флаке проговаривает:
