...hier kommt die Sonne…
Замыленные официанты снуют по этажам, многие из них уже отказались от подносов — носиться с ними по ступеням сквозь толпу просто физически невозможно, и они разносят бутылки прямо в руках, а желающих просто пропустить по стаканчику отправляют сразу к барной стойке. Не до этикетов.
Слаженные ряды охранников держат вахту, равномерно распределившись по внутреннему периметру помещения и мониторя обстановку во все глаза. Пока обошлось без эксцессов — все попытки некоторых наиболее резвых граждан развязать пьяные драки пресекались на корню, а с началом концерта и вовсе прекратились. Володька скромно устроился на стуле у входа и тоже мониторит. На сцену он не смотрит — кажется, представление его совсем не волнует. Он следит за своими бойцами, переговаривается по рации с оператором, отслеживающим показания с камер наблюдения, а также с охранниками, несущими службу на парковке. Всё чисто, всё спокойно. Володька устал и хочет бухать. И уже строит планы, как пропустит свой первый стакан в ту же минуту, когда клуб покинет последний посетитель. Праздники да хороводы — это для гражданских. А его ещё в Афгане научили, что когда у гражданских торжества — служивым не до отдыха.
До полуночи остаётся пять минут — Тилль допевает Mein Teil и жестом призывает публику к вниманию. Музыка, наконец утихает, и зал погружается в звенящую, оглушающую тишину.
— Спасибо, что пришли. С Новым Годом! — рычит он, запыхавшись, и принимает из рук дежурящего у сцены официанта бокал шампанского, а приглашённый диджей включает заранее приготовленную фонограмму боя курантов.
“Так себе спич”, — думается Стасу — он ожидал от босса большего красноречия. Но плевать ему на босса — он глаз оторвать не может от Шнайдера, который в амплуа Фрау умудрился залезть обратно за барабаны и сейчас сидит там, довольно улыбаясь ярко и неровно накрашенными губами.
Пока публика дружным хором осуществляет обратный отсчёт, экран за сценой вдруг озаряется картинкой: эмблема группы сменяется фирменной эмблемой ММК. “Что? У них есть лого? С каких пор?”, — недоумевают Ольга и Диана. Со вчерашнего дня, когда Шнайдер и Рихард за пятнадцать минут сварганили его в фотошопе, при этом знатно постебавшись над артистическими способностями друг друга.
— Три! Два! Один!
Полночь пробила, все беснуются, а диджей занимает место рулевого.
— А сейчас дискотека! — объявляет Тилль, и музыканты покидают сцену.
Клуб погружается в пьяный микс из электронной музыки, трущихся друг о друга разгорячённых тел и яркой иллюминации. Всё, как запланировано — молодёжь встречает новый год, молодёжь веселится. Гвоздь мероприятия — концерт — позади, а значит теперь уже всем можно немного расслабиться. Клубы дыма, едва заметные, выползают из-за сцены, потихоньку просачиваясь к вип-столикам и пробираясь всё ближе к танцполу. Первым неладное почуял, причём в буквальном смысле, Володька.
— Блять, договаривались же, чтобы никакой пиротехники!
Соскочив с насиженного местечка, он несётся за сцену сквозь толпу, на ходу пытаясь связаться с оператором камер наблюдения. Тот не отвечает. За сценой дыма ещё больше и палёным пахнет ещё ощутимее. Двигаясь по одному из служебных коридоров, Володька по запаху добирается до источника задымления. Из-под двери одной из подсобок струится жар. Пламя, очевидно, бушующее внутри, сдерживается запертой на замок дверью, но деревянная дверь не на многое способна против огня. Прикинув по памяти план помещения, охранник вспоминает, что окна в подсобке нет. Пока он в растерянности шарится по коридору в поисках огнетушителя, дверь уже оказывается объята огнём. Тут же под потолком срабатывает датчик возгорания, оглушая всё окружающее пространство невероятно громким дребезжанием пожарной сигнализации. Володька, наконец, находит угол, в которым должен быть огнетушитель — он сам проверял накануне, чтобы все они были на месте. Сейчас инструмента борьбы с огнём на месте нет. Володька, сохраняя остатки хладнокровия, снова хватается за рацию: “Объявляйте эвакуацию, у нас пожар”.
К моменту, когда он добирается обратно в зал, там уже царит сущий ад. Люди носятся в разных направлениях, сбивая и топча друг друга, выкрикивая имена своих друзей — они все словно разом с ума посходили и забыли, в какой стороне у клуба выход. В момент мобилизовавшиеся охранники изо всех сил пытаются остановить панику и обеспечить спокойный вывод людей из помещения. Поняв, что увещеваниями пьяную толпу не организовать, они принимаются хватать первых попавшихся гостей в охапку и силой вышвыривать их из клуба. Те вылетают прямо на мороз, оставляя верхнюю одежду и сумки внутри; некоторые даже пытаются вернуться за вещами, создавая дополнительные помехи на пути эвакуации через единственный в помещении выход. Оценив масштаб трагедии, Володька принимает единственно верное решение — он отправляется на улицу и единолично удерживает уже эвакуированных из клуба людей от попыток пробраться обратно.
Мгновенно протрезвевшие Стас, Диана и Ольга бросаются за сцену в поисках музыкантов. Там они встречают уже изрядно наглотавшуюся дыма Машку. Мордашка у неё вымазана чем-то чёрным — то ли сажей, то ли поплывшей тушью для ресниц, вороные кудри висят неряшливыми лохмами, а по-кукольному пухлые губы истерично дрожат.
— Это я во всём виновата! Я плойку не выключила из розетки, — ревёт она.
— Дура, — орёт на неё Ольга, — если бы ты плойку не выключила, всё всполохнуло бы ещё несколько часов назад! Это поджог! Где ребята?
Немцев нигде нет. Продираясь сквозь плотную дымовую пелену, три девушки в маскарадном и один парень в обычном исследуют коридор за коридором, которых в здании несколько, заглядывают в коморку за коморкой, пока, наконец, не натыкаются на одну, в самом дальнем, слепом углу помещения, которая, как и пресловутая подсобка, где девушки готовились к выходу, тоже оказывается запертой.
— Чёрт, да здесь же Шнай переодевался! Что-то вроде гримёрки, эту комнатку все использовали! — вспоминается Стасу. — Шнай, ты там?
С той стороны двери не слышится ни криков, ни мольб о помощи, но слышатся шаги.
— Дверь не выбить, нужен инструмент, — это голос Тилля. Почему он так спокоен? И почему сегодня он так немногословен?
Спасает Машкина привычка — не в силах обходиться на рабочем месте без родного радиотелефона, на новогоднюю ночь в клубе она выпросила у Володьки для себя рацию. На всякий случай. А сейчас Володька... Никто из ребят точно не знает, где он, а вот рация — на кухне. Машка бежит, не заботясь о собственной сохранности — кухня пуста, почти не задымлена. Оставленная на разделочном столе рация цела.
Через минуту прибывает охранник в компании нескольких бойцов и одного фрезера.
— Эй, с той стороны, анунахуй от двери! — командует охранник о даёт отмашку одному из бойцов.
Тот аккуратно вырезает из толстой деревянной двери тот её кусок, где находится замок. Одним толчком дверь распахивается. В комнатке все шестеро. Невредимы, но настолько растеряны, что вопрос о том, почему они не кричали, уже не поднимается.
— Кто... вас здесь запер? — задаёт глупый вопрос Стас, хватая всё ещё облачённого в образ Фрау Шная за руку.
Тот молчит и тушуется. Шнай сейчас производит впечатление человека, которому жутко неудобно. Или стыдно. Или внештатная ситуация выбила почву у него из-под ног. Но таким потерянным Стас его ещё никогда не видел. Шнай интенсивно шевелит бровями, будто иллюстрируя этим нелепым элементом мимики свою активную мозговую деятельность, а его тонкие чувственные губы, по-прежнему вымазанные помадой, остаются неподвижны и плотно поджаты. На его лице читается одна лишь мысль: “Почему?”.
— Кто запер, потом разберёмся. Сейчас на выход, — командует Тилль, подталкивая стоящих ближе всех к нему Олли и Флаке к выходу из коридора. Остальные послушно устремляются следом.
Пробравшись сквозь пустой и уже практически полностью затуманенный дымом зал, они выбегают на улицу. Новогодняя ночь встречает их звуком сирен — на парковке не менее дюжины пожарных машин и автомобилей полиции и скорой помощи. Вместе с ночью встречает их и наряд полиции. Возникает ощущение, что ребят не ждали — завидев музыкантов и их сопровождающих, полицейские теряются, вопросительно поглядывая в сторону своего начальства. Переглядки эти длятся несколько секунд, в итоге полицейские выступают вперёд и в пару оттренированных движений заламывают руки шестерым. Всех немцев заковывают в наручники и волокут к полицейским машинам. В последний момент Олли успевает шепнуть обезумевшей от шока и потерявшей не только дар речи, но и способность двигаться Диане: “Беги домой, быстро!”.
