— А это уже не моя проблема. А вот этих вот ребят.
Выбравшись из автомобиля, путники понимают, о чём речь: несколько десятков крепких молодых людей в чёрной униформе с надписью “Охрана” на спинах бушлатов толпятся на пустой пока парковке, ожидая дальнейших указаний. Из здания выходит Флаке — в неожиданном плюшевом спортивном костюме нежно-розового цвета. И где, интересно, такие шьют, на его-то рост? Неужели он и есть тот самый Дядька Черномор для ста тридцати трёх чоповских богатырей? Опасения не оправдываются: Флаке представляет отряду сопровождающего его Володьку и оставляет того один на один с новобранцами. Судя по первым минутам последующего инструктажа, заключающегося в красноречивом и не очень литературном монологе Володьки, новоявленный начальник сразу же снискал почёт и уважение среди молодняка — те стоят по струнке и самозабвенно внемлют.
Пробравшись внутрь клуба, троица попадает в некий Вавилон: четырёхуровневое здание вздымается над ними полой башней, полной людей. Сотрудники снуют по этажам, расставляя таблички резерва на вип-столики, сверяя количество столиков с числом имён в гест-листе, передвигая их так, чтобы зазоры между ними были достаточной ширины, и люди за соседними столиками не мешали друг другу, а все вместе они не мешали работе официантов.
— Как копи Мории в свои лучшие дни, — присвистывает Стас, – до нашествия орков.
Группа в полном составе уже на сцене: перед тем, как перейти к итоговой репетиции, они обсуждают последние детали.
— Ландерс говорит, что заглавной песней должна быть Du Hast. Но я не согласен, — Флаке старательно натирает линзы очков краешком шерстяного свитера — редкий момент, когда его в принципе можно узреть без очков.
— Du Hast — потому что она примитивна и заводит толпу, — скучающим тоном отвечает Ландерс.
Будучи единственным в компании “человеком из шоу-бизнеса”, он находит замечания друзей нелепыми и натянутыми и продолжает терпеливо гнуть свою линию. Всё-таки, ему лучше знать.
— Ладно, тогда следом пусть идёт Bück Dich. Она тоже примитивная, ну а толпу мы заведём не глядя — у нас с Флаке номер отрепетированный есть. Флак, ты костюмчик приготовил? — обращается Тилль к хитро улыбающемуся очкарику.
— Какой ещё костюмчик? — воодушевлённо встревает Пауль.
— Лучше тебе не знать. Я вот, например, тоже не знаю, но судя по звукам, доносившимся прошлой ночью из Тиллевой комнаты, номер получился неформатный, — тяжело вздохнув, Рихард продолжает: — Никаких костюмчиков и бюк дихов, обойдёмся без провокаций. Мне в прокуратуре недвусмысленно намекнули...
— Тогда пусть второй идёт Mein Teil, тем более что номер у нас ещё со школьных времён заготовлен... — вносит предложение Олли.
— Не, Mein Teil будет последней, — раздаётся голос едва видимого за ударной установкой Шнайдера. Поймав непонимание в глазах товарищей, он поясняет: — Мне переодеваться туда-сюда не с руки — переоденусь перед финалом, да так и останусь.
— Логично. Тогда Küss Mich? — Тилль в сотый раз пробегает глазами по засаленной бумажке со списком отрепетированных песен, делая напротив каждой из них карандашную пометку с порядковым номером в концертном листе.
— А вот это дело — пускай публика попляшет, пока ещё будет в состоянии, — одобрительно кивает Ландерс.
— Я бы предложил свою песню, NYC — вы её знаете, я её ещё давно написал, когда первый раз побывал в Америке и находился под впечатлением. Но при существующих обстоятельствах она будет не актуальна, — со вздохом вставляет фразу Рихард.
— С каких это пор ты начал здраво мыслить? В последнее время не узнаю тебя — ты головой случайно не ушибался? — Шнайдер не упускает шанса вставить пять копеек, выглядывая из своего тёмного угла.
— New York City не прокатит, давайте Moskau, — вновь предлагает Оливер.
— И Moskau не прокатит — только благолепие и политкорректность, — отзывается Рихард, неожиданно для всех остальных оставивший подкол Шнайдера без ответа.
— Точно не узнаю! — но Шнайдера уже никто не слышит.
— Тогда и Gott Ist Ein Popstar не прокатит, — не унимается Рихард.
— Ещё бы, ведь это не наша песня! — заходится в припадочном хохоте Флаке.
— Да? Вот блин...
— Links — вот вам лепота и политкорректность! — кажется, Линдеманн уже устал от всей этой болтовни. — И давайте ещё по хронометражу решим: нужно уложиться в два часа, если начнём ровно в десять. Чтобы в полночь прикинуться наместниками кремлёвских курантов на этой земле и объявить начало дискотеки!
Диана ощущает некое подобие тревоги: конечно, это только волнение — до момента, когда заведение впервые откроет свои двери для гостей, остаётся чуть больше часа. Она думает о том, что оставила пса одного дома, что даже не успела заехать к родителям перед Новым Годом, что боится толпы... Она послушно сидит, не шевелясь, в одной из подсобок в скрытой от гостей части клуба, пока Машка тщательно, прядь за прядью, накручивает её волосы на плойку. У самой Машки кудри природные — крупные и чёрные — и она взялась помочь коллеге обрести самый что ни на есть новогодний облик. Обе девушки одеты в некое подобие снегурочек: на Маше красное платье, на Диане — голубое: целомудренные юбки, отороченные белым мехом, достают до колен, а узкие корсеты скромно прикрывают зону глубокого декольте.
— Готовы? — в комнату влетает Ольга, и на ней такое же платье, только тёмно-лилового цвета.
Решено, что Маша будет заведовать кухней, а Ольга и Диана выполнять обязанности хостесс в зале. Изначально планировалось привлечь к этому делу Фрау, тем более что у той, оказывается, уже заготовлено длинное красное платье с разрезом — специально для торжественных случаев. Но все справедливо рассудили, что и встречать гостей, и зажигать на сцене — непомерная ноша даже для такой супер-женщины, как она.
— Ну вот и всё, — распуская последнюю прядь, Машка откладывает плойку и щедро спрыскивает внушительных объёмов Дианину шевелюру закрепляющим лаком для волос. — С блёстками!
— Боже мой, как шалашовка из девяностых, только песни группы “Комбинация” для фона и не хватает, — Диана с недовольной физиономией оглядывает себя в ростовое зеркало.
— Ну-ну, не всё так страшно, — откликается Ольга и, проверив, надёжно ли заперта дверь, извлекает прямо из лифа своего маскарадного платья чекушку коньяка. — Махнём для храбрости?
— Я не пью! — истерично визжит Машка.
— Брось, здесь все свои, только стаканов не видать.
— Не надо нам стаканов, — Диана выхватывает бутылку из рук коллеги, в одно движение свинчивает крышку и присасывается к горлышку, как страждущий в пустыне к свежему роднику. Сделав не менее полудюжины крупных глотков, она наконец отрывается от бутыля, смахивает выступившие на кончиках густо накрашенных ресниц слёзы и довольно морщится.
— Ну раз так, — Ольга принимает эстафету, и многострадальная бутылка бродит по кругу, курсируя из рук в руки, пока не опустевает.
— Пора.
— Да, пора.
Дверь импровизированной девичьей гримёрки захлопывается за их спинами, когда девушки уже следуют по узкому коридору в сторону зала.
— В контакте пишут, что на центральной площади сейчас выступает какая-то певица Лобода, — Круспе не изменяет своим непосредственным обязанностям и продолжает отслеживать соцсети даже в преддверии назревающей мега-движухи. — И видео есть — вот, посмотри.
Он передаёт телефон Тиллю, с которым они вот уже полчаса коротают время у барной стойки, не выпивая, а походя наблюдая, как зал потихоньку наполняется гостями.
— Фу, — Тилль с недоумением пялится в смазанное любительское видео, — понятия не имею, кто это, но слава богу меня там нет!
У входа образуется небольшая толкучка: кажется, охрана не хочет кого-то пропускать, кого-то очень настырного, судя по словесной перепалке, смысл которой до мужчин у барной стойки не доходит из-за громкой музыки от приглашённого московского диджея.
