— Да нет, — мямлит та, тупо таращась в пол, — нет у меня никакого парня. Сегодня после занятий меня ждали за колледжем...
— Продолжай, — не выпуская её плеча, настаивает Ландерс.
— Да ничего, побили немного, я их не знаю.
— Так не бывает. Если ждали именно тебя, то должна быть причина, — вклинивается в беседу Диана, аккуратно протискиваясь между Машкой и Ландерсом, заставляя того отпустить девчёнку, которой, очевидно, уже совсем не по себе. — Они что-нибудь сказали?
— Ну да, — после паузы отвечает смуглянка, — сказали, это за то, что с немчурой связалась. За то, что я предательница.
— Это Кречетов! — Диана переходит на крик.
— Не факт, — одёргивает её Пауль, — в вашем городе сейчас такая истерия творится, что это могут быть просто местные радикалы, подогретые Kречетовской пропагандой. Гопники, короче говоря.
— В любом случае, — Диана берёт в руки мобильник, — я попрошу Олли, чтобы поручил Ренату разобраться.
— Правильно, — поддерживает её Ландерс. — А ты, — он обращается уже к Машке, — просто знай, что за тебя есть, кому постоять.
— Не знаю, что у вас тут происходит, но я с хорошими новостями, — возникший на пороге Круспе разряжает обстановку.
— Ну валяй, пиарщик, — откликается Ландерс, — редкий случай, когда ты вовремя.
— Две тысячи человек у нас есть, вход по именным приглашениям, всё на мази. Мероприятие Кречетова на площади соберёт, несомненно, больше, но контингент не тот... Все пассионарии города будут у нас!
— Пассионарии, слова-то ты какие знаешь, Круспе, скоро совсем окультуришься. Ну молодец, нечего сказать. Ещё что-то?
— Да, кое-что. Инструменты подъехали.
До сего момента сердитая мордаха Ландерса расплывается в той самой улыбке, которую, кажется, он и сам не в силах контролировать.
— Так, я пошла всех обзванивать. Через час — в тринадцатом ангаре, — в миг выйдя из прострации командует Машка.
— А тебя кто-то нашим менеджером уже назначил, а, мелкая? — подначивает Машу Рихард, не обращающий, кажется, никакого внимания на её разукрашенную физиономию.
— А я — самовыдвиженец, — глазом не моргнув отвечает та, находит, наконец, в куче хлама на Дианином столе свой неизменный телефон и улетает куда-то.
Фургон транспортной компании припаркован прямо у входа в обозначенный ангар. Любопытные сотрудники предприятия, снующие туда-сюда по территории, с интересом заглядываются на происходящее. Общими усилиями Ландерса, Круспе и экспедитора из фургона в ангар перетаскиваются коробки разных размеров. Это и коробками-то назвать нельзя: груз упакован во множество слоёв рифлёного картона, пенопласт, вакуумную плёнку — так упаковывают только самый хрупкий и ценный груз. Внутрь никого не пускают — боевая самовыдвиженка держит оборону от зевак, неиллюзорно распугивая тех своим праздничным макияжем. Вдоволь накурившаяся на морозе Диана пытается проникнуть внутрь, но Машка не пускает и её:
— Я сама не знаю что там, но сказано, пока они всё не установят, никого не пускать, так что жди!
— Буду ждать! Интересно, блин! А где остальные?
— Всем позвонила, все в пути. Блин...
— Что?
— Ещё неделю назад я смотрела на Пауля в ютубе и мечтала только об одном — разжиться всеми его альбомами в хорошем качестве. А сейчас... он прямо там, за моей спиной!
— Мечты сбываются, Машка, остынь, я уже привыкла. Правда иногда и не сбываются... — Диана печально отводит глаза в сторону.
— Но настоящая мечта — это концерт! Уже скоро! Данька, всё взаправду! Самый лучший новый год в моей жизни! Ты уже придумала, что наденешь?
— Нет. Пойду пока поработаю, — подустав от болтовни, девушка возвращается в пустую приёмную.
— Алло, Олли? Ты сводил Тимошку к ветеринару? Ты погулял с ним? Он в квартире не нагадил? Он вообще может ходить? Хорошо. Теперь покорми и выдвигайся давай сюда. Да, нормальные люди так и делают. Нормальные люди отвечают за тех, кого приручили.
На часах девятый, над предприятием давно сгустилась тьма, но территория не опустела — кучка сотрудников из числа самых любопытных остались ждать до последнего. Все шестеро в сборе, ворота ангара закрыты: внутри немцы и больше никого. Из ангара то и дело раздаются нестройные музыкальные звуки, едва ли дотягивающие до полноценного определения слова “музыка”. Кажется, идёт настройка инструментов. Наконец, ворота, управляемые электронным механизмом изнутри, поднимаются, и на пороге возникает сам господин Круспе. Через его плечо перекинут ремень гитары, а волчья мордочка сияет как никогда.
— Дамы и господа, представляем вашему вниманию... пробу пера. Пятеро из нас двадцать лет не брались за инструменты, точнее, четверо... В oбщем, будьте снисходительны.
Внутри ангара загорается свет, освещая пространство: Ландерс и Круспе на переднем фланге, стоят симметрично по разным углам и обнимают гитары, Флаке примостился где-то в углу, в обнимку с синтезатором, долговязый Ридель, вооружённый бас-гитарой, беспокойно мечется из стороны в сторону, сам Линдеманн скромно сидит на табуретке, теребя в руках какие-то помятые листки с начирканным на них рукописным текстом, а в глубине помещения, скрывшись за объёмной ударной установкой, устроился Шнайдер. Он даёт отбивку, и территория комбината накрывается звуком, как взрывной волной. Пока запоздалые сотрудники, составляющие аудиторию концерта, отходят от шока, на передний план выходит Тилль, открывает рот и... такого никто не ожидал.
— Bestrafe mich, bestrafe mich, — хриплым басом рычит он в микрофон.
Жидкая толпа заходится в совсем нежидких овациях, Машка неистово визжит, а Диана хлопает себя рукой по лбу.
— Deine Größe macht mich klein, du darfst mein Bestrafer sein…
— Теперь этому городу точно пиздец, — еле слышно произносит Стас, роняя в снег недокуренную сигарету.
====== 22. С новым годом! (Круспе, концерт и Feuer Frei!) ======
— Спасибо, что пришли, господин... — молодая женщина в строгом форменном костюме заглядывает в бумаги, — господин Круспе. Присаживайтесь.
— Вы позвали — я пришёл. Я от повесток не бегаю, — Рихард по-привычному вальяжно располагается в кресле напротив дамы при погонах.
— Ну, знаете ли, если бы все были такими сознательными, нам бы не пришлось держать целый штат судебных приставов, — женщина делает вид, что по-прежнему увлечена бумагами, время от времени выныривая взглядом из кучи разрозненных распечаток на своём столе и заинтересованно поглядывая в сторону необычного посетителя.
Всю необходимую информацию она получила из личного дела Круспе ещё накануне. Сухие факты: сорок лет, иностранец, журналист, смазанное фото, на котором и лица толком-то не разглядеть, занимается непонятно чем, в России по годовой бизнес-визе, оформленной для него Мценским Мебельным Комбинатом. Она ожидала увидеть скучного бюргера, едва ли говорящего по-русски, из числа тех, что время от времени объявляются на российских просторах с целью какой-то “некоммерческой деятельности”. НКО, фонды Сороса, экологические экстремисты, поборники секспросвета, западные сектанты — всё это она уже видела и не ожидала сюрпризов. Статный моложавый мужчина с нагеленным ёжиком на голове, чёрным лаком на ногтях, в слишком уж для его лет молодёжных джинсах, в чёрной рубашке и стильных очках в тяжёлой оправе, да к тому же бегло говорящий на её языке — неожиданно. Есть на что посмотреть и чему удивиться.
— Меня зовут Ирина Валерьевна и я прокурор. Нам пост...
— Очень приятно, а я Рихард, — бесцеремонно её перебив, Круспе поднимается с места и, обогнув стол в пару шагов, протягивает даме руку.
От него дерзко, но не резко веет парфюмом и сигаретами, и от такой резвости Ирина Валерьевна на секунду теряется, но тут же берёт себя в руки и продолжает.
— Нам поступило заявление с просьбой проверить Вашу деятельность, если Вы понимаете, о чём я...
— Нет, я не понимаю. О какой конкретно деятельности идёт речь? От кого заявление? — Круспе хотел было добавить “Ирочка”, но вовремя осёкся, разумно посчитав, что дерзить представителю закона, толком не зная, зачем он сам здесь, пока рановато — и он обходится лишь фирменной наглой улыбкой. — Может, кто-то из моих бывших так изящно мстит?
