— Колян, света дай, — подаёт голос первый похититель, едва закончив с верёвками.
Второй, очевидно, тот самый Колян, чуть помедлив, находит на противоположной стене ещё одну лампу, сделанную по типу прожектора, включает её нажатием кнопки и направляет мощный световой поток прямо в лицо пленнице.
— Так лучше?
— Да, и про камеру не забудь. Босс любит снафф.
Тут же, напротив стула, появляется треногий штатив, до этого одиноко покоящийся в тёмном углу амбара. Колян извлекает из оказавшегося неподалёку чемоданчика портативную видеокамеру довольно старой модели и устанавливает её на штативе. Теперь, чуть оклемавшись от световой атаки, ненадолго её ослепившей, Диана смотрит прямо в объектив камеры, выделяющийся из полутьмы красным огоньком. Огоньком [REC], свидетельствующим о том, что камера уже работает в режиме видеозаписи.
— Босс любит снафф — он его получит, — снова подаёт голос Колян, и, в подтверждение своих слов, наотмашь бьёт девушку по левой скуле.
Шейные позвонки едва слышно хрустнули, и её голова легко, словно болванчик, откидывается к правому плечу и вновь возвращается в исходное положение. Ненадолго, ибо новый удар, даже более ощутимый, следует незамедлительно. Диана чувствует, как жаркой болью вспыхивает её щека, и жар этот, удар за ударом, подбирается всё ближе к глазу. Горячие слёзы, спровоцированные то ли физической болью, то ли чувством бессильной злобы, омывают обе её щеки. “Только бы зубы уцелели”, — проносится в сознании, Диана успевает уловить абсурдность данной мысли, должно быть, так же абсурдно мыслят самоубийцы, предусмотрительно снимающие очки перед тем, как выйти в окно. Колян мог бы бить её бесконечно, не меняя тактики, до тех пор, пока её голова не легла бы безвольно на плече, не имея больше инерции к возвращению в нормальное положение, но второй похититель, имени которого девушка так и не узнала, вносит коррективы в ход не самой изобретательной, но от того не менее зверской экзекуции. Точный, просчитанный удар в живот заставляет тело пленницы отпрянуть назад; если бы стул не был намертво привинчен к полу, то он непременно бы рухнул. Девушка сжимается, опуская грудь к коленям и пытаясь закрыться от дальнейших ударов в самое чувствительное место женского организма, но её мучитель знает, что делает: одной рукой он, грубо схватив за волосы, заставляет её тело вновь раскрыться, а другой наносит новый удар, на этот раз — точно в солнечное сплетение. Дыхание мгновенное сперает, влага ручьями струится из глаз и ноздрей, пленница изо всех сил пытается сделать вдох, или хотя бы выдох, но то место, где срастаются рёбра или живёт душа, оказывается словно залито бетонной смесью — Диана не ощущает в груди ничего, кроме тяжести. Оба мужчины молча наблюдают за её судорогами, довольные своей работой. Проходит около минуты, прежде, чем Диане удаётся сделать поверхностный, неглубокий вдох, отдающийся в грудине рвущей, колючей болью.
— Смотри-ка, Колян, кажется, наша дева плачет. Как нам не стыдно — довели барышню до слёз!
— Тише, Танечка, не плачь, не утонет в речке мяч, — кривляясь, отвечает напарник Коляна.
Диане слышится “Данечка” вместо “Танечка”, — конечно, только послышалось, но новая волна лютой злобы неминуемо бодрит. Она с шумом собирает во рту скопившуюся от слёз солоноватую мокроту, набирает в грудь столько воздуха, сколько того позволяет её состояние, и с силой харкает. Плевок летит прямо по курсу, не имея цели, и, по столь же нелепому, сколь и закономерному стечению обстоятельств, приземляется Коляну на ботинок.
— Ах ты сука, блять! — шипит тот, и через секунду его тяжёлый кулак касается левого уха девушки.
Диана падает в бездну, слыша лишь приглушённый шум, подобно тому, что слышит утопающий, уходя на глубину. В глазах темнеет, тьма эта густая, тягучая, серо-синяя, и вырваться из неё заставляет лишь очередной удар — на этот раз несильный. Напарник Коляна мажет, и вместо прямого попадания кулаком в зубы, проводит им по касательной, однако и этого оказывается достаточно, чтобы окрасить губы пленницы алой кровью, горячими каплями проступившими сразу из нескольких трещин.
— С таким макияжем тебе намного лучше, сучка, смотри прямо — камера тебя любит!
Диана уже не в состоянии угадать, кому из похитителей принадлежит голос, а рассмотреть она не может — глаза застилает пелена из слёз и остатков туши для ресниц.
Спустя минутную передышку, перед ней вновь возникает бычья фигура Коляна в полный рост. Мужчина рывком оголяет её плечи. Следующим движением он добирается до бюстгальтера, хватает за основание чашечек и со всей дури тянет на себя. Кажется, он пытался сорвать с девушки лифчик, но изделие белорусской лёгкой промышленности выдерживает натиск. Так и не сумев порвать резинку лифчика, похититель натягивает её максимально туго и отпускает; резинка, подобно тетиве, возвращается на своё законное место со звонким и невероятно болезненным хлопком о мягкие ткани груди.
— Ай! — вскрикивает Диана.
— Ой-вэй! — слышит она сквозящий издёвкой голос напарника Коляна откуда-то из-за спины.
Мужчина наматывает на кулак длинный хвост её спутанных волос и тянет назад до тех пор, пока шея девушки не оказывается буквально перекинутой через спинку стула, обнажая горло, как у жертвенного ягнёнка. Ребром ладони похититель бьёт поперёк горла, и дальше Диана уже перестаёт что-либо чувствовать. Последние удары от обоих истязателей отдаются глухим эхом в её бёдрах, плечах, животе, груди, скулах, но обмякшее тело девушки на них уже не отзывается. Захлёбываясь густой смесью из слюны, крови и слёз, она ждёт конца.
Если бы Диана находилась чуть ближе к сознательному состоянию, она бы услышала доносящийся с улицы звук мотора подъезжающей машины. Но единственное, что на данный момент было доступно её пониманию, это то, что оба мучителя вдруг бросили своё занятие и ринулись ко входу в амбар.
— Колян, где твой ствол?
— В машине! А твой?
— Тоже! Иди посмотри, кто там, может, Вадим подъехал? Хотя не планировал...
Нельзя так просто взять и разбить чей-то череп о стену, но если ты — Оливер Ридель, то можно. Несколько глухих ударов головы о бетонное основание амбара заставили бездыханное тело напарника Коляна беззвучно сползти на гладкий деревянный пол, а самого Коляна — беспомощно застыть в состоянии животного ужаса в шаге от незваного гостя. Высокий незнакомец, покончив с одним из противников, обращает свой взор ко второму.
— К стене, — убедительности его словам добавляет пистолет, извлечённый из-за пояса джинсов; второй пистолет по-прежнему находится за поясом.
Колян беспрекословно выполняет указание, развернувшись лицом к стене и оперевшись о неё поднятыми над головой руками. Оливер снимает с гвоздей пару обрезков всё той же верёвки, вновь убирает ствол за пояс и несколькими автоматическими движениями скручивает Коляна по рукам и ногам, предварительно, точным ударом в печень, заставив того опуститься на пол лицом вниз. Убедившись, что Колян обездвижен, и побег его невозможен, Оливер направляется к деревянному стулу, выделяющемуся в полутьме амбара в свете софита, словно декорация к театральной мизансцене.
Не произнося ни слова, он опускается на колени перед вялым телом Дианы и аккуратно освобождает её от пут. Освободив девушку, он приподнимает её за предплечья, стараясь придать телу вертикальное положение, и, убедившись, что она может стоять, легонько её приобнимет, придерживая одной рукой за талию, а другой — под руку, и терпеливо ожидая, пока Диана окончательно не придёт в себя.
— Олли? Наконец-то...
Услышав её голос, Оливер ослабевает поддержку, чуть было не позволив телу Дианы податливо стечь на пол.
— Что они с тобой сделали? Скажи мне всё.
Она лишь молча кивает в сторону камеры, по-прежнему обозначающей своё немое присутствие в помещении красным огоньком видеозаписи.
— Они тебя снимали? Зачем?
— Олли... — Диана изо всех сил пытается взять себя в руки и говорить членораздельно, — они сказали, что босс любит снафф.
