Писатель забылся лишь под утро, в сумрачный предрассветный час, когда все живое находится у той тонкой грани, которая отделяет бытие от небытия.

Поверхностный сон, наполненный тревожными воспоминаниями из прошлого и синтетическими, уродливо искаженными образами, не давал отдыха ни телу, ни уму, но и заставить себя выбраться из него было выше возможностей Акихико.

- Усами-сенсей! Как вы можете спать, вообще!..

«Айкава... что она здесь делает? Где это – здесь?» – пробуждение было тяжелым, сродни похмелью. Писатель едва ли мог заставить себя двигаться, он прекрасно помнил о вчерашнем еще до того, как проснулся. – «Пусть орет. Меня нет». Но Айкава без боя никогда не сдавалась, все звенела, звенела прямо над ухом своим резким, немелодичным голосом.

- Где Мисаки, я спрашиваю! – от звучания родного имени Акихико очнулся.

- Нет Мисаки.

- Вижу, что нет. Почему его телефон не отвечает?!

- Давно ему звонила? – с некоторым интересом спросил Усами. Всегда подчеркнуто-вежливый, сегодня он не тратил слова на подобную ерунду. Какая, к чертям, разница: «вы» или «ты», грубо или не очень.

- Да только что! У вас с ним это семейное, да, – выключенные телефоны?

- Точно. Возьми мой телефон, поставь на зарядку и включи. Посмотри входящие.

Несколько растерявшая свой пыл Айкава послушно выполнила указания писателя, который до сих пор не соизволил не то что встать в присутствии дамы, но даже глаз нормально не открыл, только подслеповато щурился.

- Двенадцать пропущенных – и все от

меня! Есть у вас совесть, сенсей?

«И все?! Если бы Мисаки решил позвонить? А если бы стала известна какая-нибудь информация, оповестили бы?» – писатель и сам не знал, насколько плохим признаком является отсутствие информации.

- Открой во входящих последний контакт, Такахаши Такахиро.

- Э-э... это тот самый Такахиро? Из ваших ранних романов? – Айкава даже зарделась от любопытства.

- Не твое дело! Это старший брат Мисаки. Позвони ему со своего номера, представляйся кем угодно, сочиняй любую ложь, но выясни, известно ли ему что-то о местонахождении брата. Ни в коем случае не скажи, что связана со мной.

- Но объясните хотя бы, что произошло?

- Не буду, так ты будешь врать правдоподобнее.

- Но...

- Выполняй!

Редактор послушно набрала номер, представилась секретарем кафедры университета и посредством витиеватых сказок вытащила из Такахиро суть: вестей от Мисаки нет – ни хороших, ни плохих.

И на том спасибо.

- Усами-сенсей, вы в порядке?

- Я умер.

- Но сенсей, вы оставили мне перед смертью наследство в виде десяти завершающих глав, которые я так просила?

- Ты достаточно пощипала меня при жизни, детка! – диалог немного оживил Акихико, и тот заставил себя сесть.

- У меня нет ни цента, ко мне уже присылали коллекторов! Мне страшно, сенсей! – редактор игриво состроила жалобную мордочку, подыгрывая писателю.

Но Акихико уже надоело шутить, и он резко прервал разговор:

- Айкава-сан, я не дописал нужный вам роман. И не стану его дописывать. Из-под моей руки больше не выйдет ни единой строчки о Мисаки.

- Ваша воля, давайте поменяем имена! Зачем такие жертвы?

- Не понимаете меня? Какова сумма неустойки? Я выплачу все за недописанную книгу и расторгну все свои контракты на будущие издания по обоим направлениям.

- Вы уходите в другое издательство?

- Нет. Я просто ухожу.

- Куда вы уходите? Надолго?!

- Я повторюсь, что ухожу не куда-то, а просто прекращаю писать. Мне не нравится слово «навсегда». Я буду счастлив, если смогу снова писать книги, но сейчас я не могу. И не хочу затягивать с этим вопросом, морочить вам голову.

- Усами-сенсей, вы слишком торопитесь. Вы просто устали, я понимаю, мы видимо слишком давили на вас. Возьмите паузу, поезжайте в отпуск! Я уверена, руководство пойдет Вам навстречу! – Айкава теряла писателя, чье имя уже стало брендом издательства, она изо всех сил своего профессионализма пыталась найти аргументы, но наконец смирилась.

- Айкава-сан, пришлите ко мне юристов, я хочу уладить все как можно скорее. Не люблю неопределенности. Спасибо, вам за все, мне нравилось с Вами работать.

- Это из-за Мисаки? – тихо, с несвойственным ей сочувствием спросила Айкава. Акихико немного помолчал, прежде чем ответить:

- Он бросил меня и исчез. Самое страшное, что я даже не могу знать, все ли с ним хорошо и... – писатель тяжело вздохнул, прежде чем выдавить из себя окончание мысли, – жив ли он...

- Есть основания полагать, что он не... жив?!

- Боюсь, что так.

- Усами-сенсей, если вам понадобится лично моя помощь...

- Позвони потом еще по этому номеру. МНЕ там не ответят. И если сохранишь мою тайну, буду благодарен.

Айкава еще долго сидела рядом с застывшим Акихико. Торопиться теперь было некуда. Все равно после такого заявления своего подопечного, работы у нее практически не стало.

Писателю тоже можно было больше не торопиться. Наверное впервые в жизни он дошел до состояния, когда не нужно было вообще ничего. Ни есть, ни пить, ни спать, ни заниматься сексом, ни курить, ни работать – ничего. Можно было даже не думать. Зачем?! Кому это нужно? Никому. Слова Такахиро послужили последней каплей. Еще вчера Акихико чувствовал потрясение, страх, боль, вину, необходимость делать все возможное, чтобы вернуть Мисаки, но теперь он стал пустой батарейкой. Он бросил все свои душевные силы чтобы перебороть стресс, и растратил всё до самого донышка.

Ближе к вечеру позвонил Такахиро. Он требовал явиться в участок для дачи показаний. Как оказалось, заявление об исчезновении человека приняли – таков порядок. Зафиксировали приметы пропавшего без вести, показания обоих свидетелей, приобщили к заявлению копии писем. Но дело возбуждать отказались, поскольку предоставленные документы – так они назвали письма Мисаки – подтверждают добровольность намерений объекта. Подлинность документов сомнению не подвергалась. Другими словами, искать самостоятельно пожелавшего скрыться человека без малого двадцати лет от роду с точки зрения закона не представлялось возможным. Полиция приняла к сведению ориентировку и пригласит родственников для опознания, если потерпевший с подобными приметами будет обнаружен в недееспособном состоянии. Всё коротко, ясно, цинично.

Акихико и Такахиро едва удостоили друг-друга взглядом при встрече, ни о каком приветствии речь даже не заходила. Они не проронили ни одного взаимного слова на протяжение всей беседы в полицейском участке. С лица одного из мужчин не сходило выражение гадливости, другого – ледяного безразличия. На выходе из здания Акихико все так же молча повернулся к бывшему другу спиной и зашагал прочь.

- Усами... – писатель замер и медленно повернулся. Ни эмоции, ни звука.

- Мне сегодня звонила какая-то женщина, сказала, она из университета Мисаки, всё выспрашивала о нем. По зрелом размышлении она не показалась мне убедительной. Это твоя работа?

Акихико не отвечал.

- Я хочу сказать, если она по твоей наводке звонила, то больше не стоит подсылать ко мне шпионов.

- Что еще ты хочешь мне посоветовать?

- Хочу... хочу посоветовать... не дергать меня лишний раз.

- Неужели?

- Да. Если что-то станет известно, я позвоню тебе.

- Почему я должен верить?

- У меня было время подумать. Я по-прежнему ненавижу тебя, ничего не подумай. Я ведь знал, что ты такой, какой есть. У тебя нет чувства меры, твой девиз: “Потому что я так хочу”. Но ты не лгун. Меня коробит от этой мысли, но я подумал, вдруг ты не обманываешь меня, будто любишь Мисаки? Сделанного не воротишь.

- Почему я должен верить?

- Потому что у тебя нет другого выхода!!! – выкрикнул Такахаши. – И потому что мне тебя жалко!!!

Эти слова были хуже пощечины. “Мне тебя жалко!!!” Они отдавались в голове Усами, как звон колоколов – громче, тише, реже, чаще... “Жалко, жалко, жалкий...”

Но Акихико не было себя жаль.