— Я боялась, ты такими темпами в Москву даже к рождению ребёнка не вернёшься.

— Вернулся бы. Я же обещал. До последнего надеялся уговорить его вернуться со мной, а он ни в какую. Бывало, увижу, в каком состоянии Серёжу оставить придётся, так от бессилия ещё в большее буйство впадаю.

— Да не тот он человек, на которого можно и нужно повышать голос, Тёма. Если честно, я не представляю, как он позволил. Хотя Эрик раньше тоже на него кричал.

— Кричал? Я помню, ты рассказывала, но представить не могу, как ни пытаюсь. Сразу перед глазами их поцелуй встаёт.

— Давай ещё по одной?

— Хва-а-а-тит! Кто тебя домой потащит?

— Сам дойду.

— Очень сильно сомневаюсь! Как представлю, что Серёжа скажет…

— Да ничего не скажет! У меня стресс!

— Эй, Тём, ты же терпеть не можешь «все эти гейские штучки».

— Не могу, Кать… Но это было красиво, правда. Я так и не понял, откуда Серёга вынырнул. Выскочил, как чёртик из табакерки, — и к Эрику. Тормошит его, руки от лица отрывает, а тот ни в какую — зажмурился, ревёт, губы трясутся, зубы стучат… Ничего не видит, не слышит. Серёжа его за голову руками обхватил и поцеловал. Тогда я, наверное, и понял: когда по любви — оно всегда красиво…

— Стресс? Ты сказал, стресс?! Эрик, чтоб тебя, Александрович! Ты, часом, не охренел? Стоило тебя на минуту оставить, и ты уже в хлам!

— Я не в хлам! И вообще, иди ещё поспи, ты устал с дороги.

— Именно! Ты меня разбудить не мог?! Мы обещали быть не позднее семи! Нас Тёма с Катей убьют!

— Каких-то полтора часа… Сейчас поедем.

— Да ты на ногах едва стоишь!

— Нормально я стою, милый!

— Нормально?! Давай-ка завяжи шнурки, а я погляжу!

— В общем, оказалось, Серёжа вышел почти сразу за нами. В сарай пошёл… Представляешь, как повезло?

— Серёж… Сердишься?

— Зачем ты так накидался?

— Сказать тебе кое-что?

— В любви признаваться будешь?

— Я серьёзно… Я же тогда подумал… Ты сам себя взорвал.

— Я похож на идиота?

— Нет, вроде…

— А я ведь, правда, думал о чём-то подобном.

— Что?!

— Полгода, как во сне… Даже дольше.

— Чёрт! Серёжа! Что ты несёшь?!

— Не переживай, всё уже позади. Взрыв этот, пожар, ваши с Тёмкой лица… Знаешь, я как будто проснулся. В один миг жить захотелось.

— Правда?

— Правда.

— Серёж, я люблю тебя, знаешь?

— Ха-ха, как чувствовал, что этим кончится! Пьяные признания!

— Блядь! Такой момент испортил!!! Ненавижу тебя, Тамарочка!

— Я тебя тоже люблю.

— Тёма, проснись, Тём!

— Что случилось, Катенька? Уже кормить пора?

— Тём, что у нас за стеной?

— Квартира Эрика, вроде.

— Спальня?!

— Спальня, наверное. А что?

— Да ты сам послушай!

— Ого!

— «Ого»?! Тут же каждый вздох слышно! Ты чем думал, когда этих двоих в Москву зазывал?!

— Кать, клянусь, я не знал, что в этом доме такая дрянная звукоизоляция!

Комментарий к Эпилог Тут и сказочке конец, а кто слушал – молодец!

Спасибо вам всем за поддержку, спасибо всем, кто дошёл со мной до конца.

Особенно, Kruciatus, которая была со мной каждую мою бессонную ночь над этим текстом.

И SashaXrom, который мужественно вычитал тот текст до последней буквы и который успел подставить мне миску с салатом, когда я вознамерилась упасть носом вниз.

:)

====== Экстра ======

— Серёж, я ушёл! — Эрик подхватил с обувной тумбочки портфель с бумагами и ретировался в сторону выхода.

Он торопился протиснуться в дверь как можно скорее, чтобы Томашевский, который только-только покончил с водными процедурами и показался на противоположном конце коридора, не успел оказаться слишком близко со своим: «Я провожу!»

Слишком близко — это неминуемое опоздание.

Слишком близко — это трудное испытание для выдержки Эрика.

Слишком близко — это разгорячённое душем влажное тело, облачённое в тонкую ткань футболки и боксеров, это сонная ещё улыбка и горящий взгляд уже совершенно проснувшихся глаз, это кофейный аромат любимого геля для душа, как и прежде одного на двоих.

Эрик знал, что не устоит, когда Серёжа, радостно-умиротворённый, податливый, гибкий, прильнёт к нему, распахнув полы зимнего пальто, и сильные руки по-хозяйски вскинутся к нему на плечи, а губы, эти сводящие с ума жаркие губы вопьются поцелуем в беззащитную полоску кожи повыше воротничка. Эрик знал, как это будет, совершенно точно, предугадывал вплоть до мелочей, потому что один и тот же сценарий повторялся раз за разом всю неделю, с того самого дня как снова вышел на работу.

Эрик хотел остаться.

Даже сегодня, в пятницу, ускользнув раньше, чем оказался во власти собственной потребности доминировать, только собрав всю свою силу воли в кулак, он смог справиться с желанием прибрать к рукам, стиснуть как можно крепче, смять, подчинить, обездвижить, сломить шквалом ласки и возбуждающего превосходства — слишком оно было сильно.

Эрик всё ещё не умел контролировать захлестнувшую его страсть обладания. Доводя до лихорадочного блеска шальную синь Серёжиных глаз, изводя до стонов, до исступления его изнывающее от нетерпения тело, Эрик сам каждый раз сгорал в пламени порнографического безумия, но до сих пор так и не смог утолить своей отчаянной жажды.

Этот медовый месяц, отсчёт которому начался ещё прошлой осенью, после взрыва, когда Серёжа переселился под крышу к Эрику, в спальню к Эрику, к нему в постель и в жизнь, никак не заканчивался. Он затянулся до конца осени, незаметно перетёк в зиму, обрушился особо мощным штормом в новогоднюю ночь, обещая, согласно народной примете, неисчерпаемые запасы страсти на год вперёд.

Примета сбывалась. Январь подошел к концу, а Серёжа оставался всё так же радостно-покладист и ласков, как и в первые робкие дни после счастливого воссоединения.

Мечты сбываются — так хотелось провозгласить Эрику, и он молчал лишь потому, что боялся сглазить. Безоговорочное главенство — то, чего ему всегда так не хватало в отношениях с Серёжей, — полностью перешло в его руки. Своенравный, строптивый, заносчивый Сергей Валентинович исчез, как не бывало, и о его былом существовании, как и о страшной размолвке, едва не разрушившей до основания их чувства и отношения, напоминали лишь косвенные обстоятельства вроде Тёмыча с семейством, проживающего в квартире Серёжи, да канувшие в Лету рабочие будни.

— Может, вернёмся в Москву? — спросил Эрик в начале февраля, когда основательно заскучал в унылых декорациях впавшего в зимнюю спячку курорта.

— Как хочешь, — с видимым безразличием пожал плечами Серёжа.

— А ты сам? — у Эрика были основания сомневаться в желании Томашевского уезжать.

— Для меня главное не где, а с кем, — ободряюще улыбнулся Серёжа.

В интонации его как будто прозвучала минорная нотка, но была она настолько краткой, что сколько Эрик ни вслушивался, больше её так и не услышал. Зато готовность свою следовать за партнёром хоть на край света Серёжа вполне уверенно выразил делом, в тот же вечер приступив к организации сборов.

Почти месяц они снова обитали в квартире Эрика. В первую неделю только и делали, что наводили порядки после долгого отсутствия, налаживали совместный быт. Перетащить Серёжины вещи из нового Тёмкиного жилища и распихать по шкафам Эрика — целая эпопея. Зато теперь, когда всё осталось позади, можно было от души посмеяться над собственной прозорливостью, которая в своё время толкнула обоих купить две одинаково огромные квартиры в тайной надежде затащить к себе друг друга насовсем. Пригодилось.

— Серёж, на работу поедем на одной машине или на разных? Надо же какие-то бумаги оформить в кадрах…

— Надо, да. Ты поезжай, тебе всё на месте объяснят.

— Это значит, ты доберёшься своим ходом?