«Что вы говорите? Что-нибудь натворят? Вот когда будет труп, тогда и приедем!» — звонить перестали. К отцу, правда, продолжали ходить, но это и понятно, в обмен на его затравленный вид всегда можно было заполучить массу мелких услуг — грех не пользоваться.

То, что Эрик был красив, признавали все, даже самые ярые недоброжелатели. В детстве его называли милым мальчиком с такими слащавыми придыханиями, что взбесился бы любой ребёнок. Взрослея, Эрик отчаянно искоренял в своём облике всё, что хоть отдалённо вызывало умиление. Пышные льняные волосы потяжелели и оттенком ушли в светло-русый, но стали гуще и по-прежнему легко выгорали на солнце с эффектом мелирования.

Гибкая, статная и прежде, фигура благодаря занятиям спортом отличалась теперь недюжинным ростом, развитой мускулатурой и классическими мужественными очертаниями.

И сколько бы Эрик ни хмурил брови, ни сжимал презрительно пухлые, красиво очерченные губы, внимания к его внешности меньше не становилось. Режущее слух «милый» с годами превратилось в протяжно-томное «секси». И толпы на всё готовых девушек — достаточно удобное дополнение к имиджу «плохого парня» — потянулись следом. Привыкнуть легко. Приятный побочный эффект — ночи перестали быть такими уж одинокими, неприятный — качество общения настолько не на высоте, что в одиночестве уважать себя проще:

«Лучше быть одному всю жизнь, чем найти свой дом и жить в нём с кем попало!..» — очень к месту выводил из колонок стереосистемы тенор-альтино Кипелова.

Очередная попытка перекрыть лишние мысли. Очередной акт возмездия. Уровень громкости, далёкий от предела возможностей стереосистемы, но и на дворе не белый день. Впрочем, Эрику не спалось, так и соседушки перебьются — чай не на работу с утра, а на лавочке всяко полезнее подремать, чем чесать в очередной раз грязными языками.

Эрик потянулся к блюдцу на столе, и пепел с сигареты осыпался на ковёр — далеко не новый, но тщательно вычищенный. Он досадливо поморщился: неудобно и неприятно, придётся пылесосить заново. Случайная подружка уже порядком поднадоела елозить на коленях костлявым задом и трясти содержимым крохотного лифчика. Она жарко дышала на ухо, преданно заглядывала в глаза и всем содержимым незастёгнутых джинсиков, натянутых на голое тело, демонстрировала, что не прочь перепихнуться ещё разок-другой.

Эрик, напротив, находился уже на той стадии насыщения, когда вроде и можно ещё повторить, хотя бы для пользы имиджа, а вроде уже и лень, и… противно. Да, ровно на этой стадии ему являлась обычно мысль о том, что девица в его постели — суть очередная дешёвка, не стоящая внимания, и терпеть её в своём ближнем круге после пары-тройки оргазмов едва достаёт сил. Надоело и пора отправлять восвояси.

Эрик никогда не искал того, что зовут любовью, да и не верил, что она не вымерла, как мамонты, в ледниковый период. Родители, кажется, были счастливы вместе, но то же родители — они из другой жизни, таких нынче не делают. Да и между ними любовь ли была? Мама, кажется, устала дожидаться папу, а папа никогда не спешил возвращаться. Однако Эрик часто задавался вопросом, как возможно, чтобы люди — такие разные, в таком огромном мире — находили взаимность. Пусть не любовь, но желание быть вместе и вместе плыть по жизни. Как? Для чего? Эрик ни разу не встречал человека, к которому бы его потянуло, которого захотелось бы узнать, удержать рядом. Не любовь, другое… Хоть что-нибудь! Не встречал. Не в этой жизни.

«Я-я-а не сошёл с ума…» — взвился голос солиста «Арии», но чёткую мелодику любимой песни неприятно перебило едва различимым другим, не в такт, ритмом.

— Эрик, это к нам стучат? — томно встрепенулась юная блудница.

— Не к нам, а ко мне! — перспектива иметь с этой дурочкой общее «мы», хоть что-то общее, улыбнулась оскалом грязного пропойцы. — Оденься уже.

— Не открывай! — девчонка повисла на плече, но Эрик ловко стряхнул помеху и отправился к двери.

Он был взвинчен, и отвести душу на той несчастной, что осмелела в своем праведном гневе настолько, чтобы явиться с претензиями напрямую к адресату, было даже кстати. В глазок Эрик не смотрел принципиально. Вероятность, что вместо заклятого врага за дверью однажды-таки окажется наряд милиции, только добавляла адреналина. Едва отщёлкнув задвижку, он вышибал дверь концентрированным ударом всего своего нехуденького тела, так что она проворачивалась в петлях почти на сто восемьдесят градусов и смачно вбивалась в соседнюю дверь.

Эрик знал, натренированные горьким опытом затяжной войны бабули никогда не становились на траектории огня. Сегодня всё пошло наперекосяк. Вся мощь удара оказалась вложенной во что-то мягкое и подвижное, и это что-то, а вернее, «кто-то» смачно влепилось в бронированное дверное полотно Светланы Андреевны. Ещё на прошлой неделе оно приняло бы посетителя в нежные объятья драного дерматина, подбитого толстым слоем ваты. Но ремонт свершился. Не повезло.

Осевшая на полу бесформенной грудой хламида пуховика с едва слышным стоном распрямилась и приняла человеческие очертания — руки ноги целы, уже хорошо. На самом деле Эрик здорово испугался: таким ударом можно не только покалечить, но при определенном стечении обстоятельств и убить. Что бы там ни выдумывали, становиться душегубом в свои яростные семнадцать Эрик никак не планировал. Тем более, при ближайшем рассмотрении оказалось, что выяснять отношения пришла новая соседка сверху.

Вполне себе приятная брюнетка с модной косой чёлкой до переносицы стилем успешно косила под мальчика. Образ зелёного юнца ей удался весьма точно, но выразительные синие глазищи, пушистые ресницы и густые, но аккуратные, пытливо изогнутые брови на бледном лице больше пристали девчонке. Не девчонке, если уж честно, — девушке постарше самого Эрика, студентке-старшекурснице, скорее всего. Она была, определённо, в его вкусе и даже при полном отсутствии макияжа, в неженственной Аляске и грубых башмаках светилась неуловимым шармом.

Если бы Эрик взаимодействовал с окружающим миром чуть активнее, то непременно попытался бы привлечь её внимание несмотря на разницу в возрасте и статусе, но он не любил людей и не интересовался теми, кому доставало ума не лезть в его монастырь. Дня три назад он случайно зацепился взглядом за новенькую, когда та поздним вечером возвращалась домой в компании провожатого. Эрик, не изменяя заведённому графику, методично травил подъезд последней за сутки порцией табачно-ментолового дыма, когда она, стремительная и лёгкая, ловко пролетела мимо, вверх по лестнице.

Молодой человек, что едва поспевал следом, был хорош собой, одет со вкусом и, на первый взгляд, не лишён интеллекта; на второй и последующие – портил сам себя глупейшим образом: то пытался силой стянуть увесистый портфель с плеча девушки, то вырывал из кармана её ладонь, демонстративно запрятанную в самую его глубину, то закидывал руку поверх талии. Брюнетка ловко отбивала все поползновения любвеобильного поклонника и остановилась только на площадке четвертого этажа.

«Интересно, поломается для вида или сразу впустит?» — Эрику были хорошо знакомы правила игры, но эти двое неизъяснимо будоражили его любопытство. — «Потом позволит себя поцеловать, пригласит войти, но только на чашку кофе…» — он ухмыльнулся со знанием дела и уже начал коварно прикидывать, какой аккомпанемент выберет, чтобы парочке было повеселее скрипеть диваном: то ли «Cannibal Corpse», то ли «Korn», то ли ещё что потяжелее, но послышалась неясная возня, приглушённые голоса зазвучали громче, и стало понятно, что общение этажом выше не заладилось. Эрик с интересом прислушался:

— Ну что за бред, Тома! — отчетливее взмолился парень. — Это всего лишь секс! Мы взрослые люди!

— Доброй ночи, — довольно грубо отрезала девушка и решительно закрылась изнутри.

Парень, вне всяких сомнений, получил от ворот поворот.

Неудача ближнего вдруг без видимых причин развеселила Эрика, и риск отведать хорошего тумака ожидаемо померк перед желанием покуражиться над самонадеянным ослом: