- Я тоже, – вздохнул Степа.

- Спроси у Маши.

- А это идея! Можно я воспользуюсь твоей почтой?

- Да ради бога.

- И еще…

- Что?

- У меня мало денег, – эти слова были произнесены таким жалким тоном, что Женя подумал, что даже если бы и у него тоже не было денег, он бы их украл, только чтобы не видеть это несчастное выражение лица.

- У меня есть, я же говорил тебе. Не волнуйся об этом.

- Я так не могу… ты все время тратишь на меня свои деньги. Это неправильно.

- Считай, что ты отрабатываешь их тем, что готовишь мне поесть. Кстати, я есть хочу.

- Я тебе не домохозяйка! – вспыхнул Степа.

- Ну-ну! Конечно, ты не домохозяйка. Ты просто самый добрый и отзывчивый человек из всех, что я когда-либо встречал.

Этого хватило, чтобы Степа смягчился.

- Ладно, давай сначала поедим, а потом я напишу Маше письмо.

А еще ты самый милый человек из всех, что я когда-либо встречал, подумал Женя, но добавлять этого не стал. Почему-то от одной только мысли, что он скажет это вслух, на лицо наползала краска.

День сорок восьмой

Маша написала, что обычно на свадьбы дарят то, что пригодится молодоженам в хозяйстве: постель, посуда, различная утварь для дома.

- Скукота, короче, – заключил Женя, когда Степа передал ему ее послание. – Возьмем первое попавшееся из перечисленного, что только будет в магазине, да и все.

- Нет, я так не могу, – Степа вздохнул, со всей тщательностью повязывая шарф на шею (эта тщательность вошла у него в привычку, даже если синяков не было). – Для меня Лола и Жак – особенная пара, особенные люди. И мне бы хотелось, чтобы мой подарок им запомнился. Они действительно много значат для меня.

Женя ощутил укол чего-то, что, наверное, называется совесть. Потому что сам он никогда не подходил с такой ответственностью к выбору подарков для своих друзей. Да и вообще для кого бы то ни было… Ему никогда не приходило в голову подарить кому-нибудь что-то особенное, что-то, что запомнилось бы и в то же время оказалось приятным сюрпризом. Для него подарок всегда был очередной традиционной глупостью, без которой ну никак и никуда. Поэтому он всегда не дарил, а отдаривался, чем угодно и лишь для того, чтобы никто на него косо не смотрел и потому, что так надо.

- Эй, ты уснул, что ли? Мы идем или нет? – Степа помахал ладонью у него перед глазами.

Женя очнулся, отметил, что Степа уже оделся и что-то пробормотал в ответ. Потом они вышли в коридор, и пока Женя закрывал дверь, Степа достал сигареты и сунул одну в зубы, собираясь закурить, как только они выйдут на улицу. Женя тоже попросил у него одну штуку, потому что когда они окажутся в супермаркете (а это, скорее всего, затянется надолго) покурить ему не удастся.

И, конечно, он оказался прав. Они ходили по Торговому центру так долго, что казалось, уже никогда не выйдут оттуда. Женя терпел, терпел, и когда он уже готов был заорать во весь голос: «Сдаюсь! Больше не могу!», они нашли то, что искали. В одном из традиционных и скучных отделов посуды они обнаружили набор бокалов, на которых были изображены инопланетяне (или еще какие-то непонятные существа, очень на них похожие), которые то танцевали, но смеялись, то корчили рожи. Таким подарком они убивали сразу двух зайцев: и в хозяйстве пригодится, и запомнится, это уж точно.

Довольный и с чувством выполненного долга, Степа сам тащил большую коробку в праздничной упаковке. Но внезапно, уже когда они подходили к выходу на улицу, он остановился и серьезно посмотрел на Женю.

- Мне, в самом деле, неловко из-за того, что ты тратишь на меня свои деньги. Я обещаю отдать, как только у меня самого они появятся.

- Да ну, вот еще! Перестань уже!

- Нет, я серьезно! Ты вовсе не обязан был тратить деньги на этот подарок! Ведь ты даже не знаешь Лолу и Жака, а потратил на них больше меня…

- Мне достаточно того, что их знаешь ты. К тому же, я сразу понял, что они очень хорошие люди, и мне совсем не жалко на них денег. Тем более что я прекрасно помню, что они тогда бесплатно напоили нас «любовным напитком»…

При упоминании о «любовном напитке», Степа предпочел отвернуться, а Женя лишь улыбнулся тому, что его так легко смутить. Больше Степа ни о каких деньгах даже не заикался.

====== День сорок девятый ======

Сначала все было просто замечательно. Лучше некуда! Просто вершина! Отличная свадьба! И Женя не думал вообще ни о чем, просто веселился, хохотал над шутками, умилялся на влюбленных Лолу и Жака. А потом вдруг случилось нечто, что совершенно выбило его из колеи и повернуло мысли в другое русло. Прямо противоположное.

Как-то получилось, что все гости, уже порядком подвыпившие, забыли о существовании жениха и невесты и начали говорить о своем. И как-то получилось, что Степа и Женя разговорились с Лолой и Жаком. Сначала это были различные пустяки, а потом вдруг Лола понизила голос до заговорщического шепота (хотя в подобном шуме это было лишним) и сказала:

- Мы об этом еще никому не рассказывали, потому что еще не были точно уверены. Так что вы будете первыми, кто об этом узнает, – они с Жаком переглянулись, и Женя уже понял, что она скажет еще до того, как Лола открыла рот, чтобы продолжить. – Вчера я совершенно точно узнала, что беременна! У нас с Жаком будет малыш!

Степа что-то говорил, смеялся, поздравлял их совершенно искренне. И Женя тоже что-то говорил, и даже, кажется, улыбался, но в тот момент, когда Лола сказала, что беременна, с ним что-то произошло. Его словно заклинило.

Женя вдруг подумал, что Жак, наверное, станет очень хорошим отцом, а вот ему самому отцом не стать никогда. И это открытие стало для него настолько неожиданным, что Женя растерялся по-настоящему.

Все дело в воспитании, твердил он себе, но это не помогало. Его воспитывали в традиционной семье (пусть и со своими проблемами, но все-таки относительно счастливой), и с самого детства Женя привык к мысли, что наступит день, когда и у него будет такая семья. Эта мысль была для него настолько само собой разумеющейся, что даже когда он встретил Степу и понял, что уже не сможет вернуться к прежней жизни, мысль не покидала его. Словно Степа – это одно, а семья – это другое, и эти две вещи так и будут существовать в его жизни и дальше, причем существовать одновременно. А теперь он вдруг понял, что это невозможно. Что у него будет только что-то одно. И никак иначе.

А значит, у него никогда не будет вот такой вот свадьбы со всеми ее плюсами и минусами, и он никогда не узнает, что чувствуешь, когда любимая девушка сообщает тебе, что ждет ребенка. Твоего ребенка. Не узнает, что чувствуешь, когда впервые берешь его на руки. Смотришь, как он растет.

Внезапно исчезла вся его жизнь, такая, какую он себе представлял. И это было страшно. Как будто и он сам (или тот, каким он себя представлял) тоже исчез.

Он думал, что готов к этому, а оказалось, что нет.

Женя не помнил, как прошла оставшаяся часть свадьбы. Для него она закончилась в тот момент, когда Женя услышал это слово: беременна. Оно так и звучало в голове на все лады, пока они ехали домой и когда легли спать. Беременна.

Женя вздохнул и приготовился к бессонной ночи тяжелых раздумий.

====== День пятидесятый ======

Утро. И дикая головная боль, как будто накануне он очень много выпил. И Женя отчаянно пытался вспомнить, что же было вчера, и когда вспомнил, боль троекратно усилилась.

Да, вчера был тяжелый день с тяжелыми неутешительными итогами, с которыми Жене удалось смириться только под утро. Но главное, что удалось, и Женя знал, что больше беспокоиться он об этом не будет.

Степы снова не было. И куда он опять смотался? Женя поднялся, посмотрел на балкон – никого. Во всей квартире какая-то неприятная и подозрительная тишина.

Терзаемый нехорошими предчувствиями, Женя пошел на кухню. И обнаружил там Степу, сидящего за столом… и плачущего. Степа не сразу заметил, что Женя вошел и смотрит на него, поэтому у Жени была возможность убедиться, что ему не показалось, и Степа плачет на самом деле.