Степа тоже улыбнулся.
- Только береги себя. И скорей возвращайся.
- Хорошо. И ты тоже береги себя. Я буду писать тебе письма по мэйлу.
Степа кивнул. Они расстались с улыбками, хоть на душе у Степы было прескверно. На Женин седьмой этаж он поднялся по лестнице, точнее даже заполз по лестнице. Внутри была такая тяжесть, что она мешала даже дышать, не давала сдвинуться с места. И когда ему удалось затащить эту тяжесть на седьмой этаж, сил уже не осталось. Женя открыл ему дверь, и его лицо сразу стало озабоченным.
- Это было так плохо, да? – спросил он.
Степа громко выдохнул, и вошел в теплый коридор. Он только сейчас понял, что замерз. Мягкое тепло поползло по телу, покалывая кожу. Здесь и сейчас, в этом коридоре, было так тепло и уютно, что Степа сразу почувствовал себя таким уставшим, что даже не мог говорить. Из кухни лился мягкий свет и пахло чем-то очень вкусным. Женя помог ему снять куртку, повесил ее на крючок. Степа почему-то обратил внимание на его точные и уверенные движения. Вот он взял куртку в руки, вот стряхнул с капюшона снег, вот нашел пальцами петельку, поднял руку и вдел петлю в крючок. Все так точно и размеренно, как будто Женя всю жизнь только и делал, что вешал куртки на крючки.
- А я тебе какао сварил, – сказал Женя. – Хочешь?
Степа улыбнулся. Он никогда не видел такого тепла в Жениных глазах.
- Какао – это здорово. Знаешь, это как раз то, чего мне так не хватало. Вот ты сказал, и я сразу понял, что больше всего на свете я сейчас хочу какао. Откуда такая проницательность?
- Не знаю, – он пожал плечами. – Я просто подумал, что этот разговор расстроит тебя. А теплое какао всегда поднимает настроение.
Как же я люблю тебя. Если бы ты только знал, Женя.
- Спасибо, – только и смог сказать Степа.
- Ага! Что бы ты без меня делал! – Женя взял его за руку и потащил на кухню.
И тяжесть понемногу начала отступать. В конце концов, мы не можем все сделать правильно. Сделать так, чтобы всем было хорошо. Кому-то все равно будет больно, в любом случае. И нам приходится делать выбор.
====== День сорок третий ======
Если бы дома Степа решил покурить в своей постели, его прибили бы на месте. Причем не только отец, но и мать. Но здесь его некому было убивать. Женя вообще позволял ему творить в своей квартире все что угодно.
Степа встал с кровати и посмотрел на часы. Половина двенадцатого. Что-то Женя задерживается. Он ушел в магазин около одиннадцати, чтобы поменять диск. Потому что купленное вчера отказывалось работать, к великому Степиному огорчению. До магазина было пять минут ходьбы. Может очередь? Степа вздохнул и поплелся на балкон. И хоть холод был собачий, Степа решил покараулить Женю там. В голове мелькнула неприятная мысль, что соседи могут его заметить, а если не соседи, так сам Женя. Увидит и разозлится. Ну и пусть. Прятаться Степа не собирался. Пусть Женя знает, на что идет. Ты действительно нужен ему. Правда ли это? Или Маше просто показалось? Как она могла по одному только взгляду определить, нужен он Жене или не нужен? Прошло еще минут десять, Степа начал замерзать, сходил за курткой и вернулся. Плевать, если Женя рассвирепеет, вернулся бы он уже поскорей, что ли! Еще через десять минут Степа был похож на издерганного нервного паралитика. Может, он встретил кого-то из знакомых и разговорился? Все равно слишком долго. А телефон дома оставил, кретин. Хуже не придумаешь. Хуже могло быть только то, что Степа сидел сейчас запертый в этой квартире и даже не мог пойти его искать. В любом случае торчать на этом балконе у него уже не было ни сил, ни желания. С сигаретой в зубах он вернулся в комнату, снял куртку, повесил ее на крючок в коридоре, вспоминая, как то же самое делал вчера Женя. Степа понятия не имел, что он сейчас будет делать, но подумал, что, прежде всего ему нужно успокоиться. Так он и стоял в коридоре, пытаясь контролировать свои разбегающиеся мысли, пока не услышал звон ключей. Женя вернулся. Степе казалось, что он открывает дверь гораздо дольше, чем следовало. Просто невыносимо долго. А когда раздался такой звук, будто ключи упали на пол, Степино сердце упало вместе с ними. Да что же это такое? Прошло еще какое-то время, прежде чем ключи снова зазвенели в Жениных руках, поднятые с пола, и еще через пару минут дверь распахнулась. Очень медленно. Степа все это время не мог сдвинуться с места. Женя ввалился (по-другому и не скажешь) в коридор, но долго на ногах не простоял, а так и свалился, повиснув на дверной ручке. Молча (от страха язык его не слушался) Степа опустился рядом с ним на колени. Первое, что сразу бросилось ему в глаза, это Женины разбитые руки. Кожа содрана на костяшках пальцев, тонкая струйка крови сбегает по запястью и исчезает в рукаве. Женя опустил голову, и, чтобы увидеть его лицо, Степе пришлось приподнять его голову ладонями, заставив посмотреть на себя. Но лицо оказалось не в таком жутком состоянии, как он ждал. Только губы разбиты и кровоточат. Глаза и нос целы. Но цело ли все остальное? Вдруг его серьезно ранили? Степа быстро расстегнул его куртку, поднял рубашку. Крови вроде нигде нет. Сердце начало биться немного ровнее.
- Я… не… ранен, – выдохнул Женя прямо ему в ухо.
- Кто на тебя напал? – спросил Степа и сам не узнал собственный голос.
- Твой отец.
Степе хотелось закричать. НЕТ! Это неправильно! Кто угодно, но только не отец! Как он мог!
- Прости, я сломал диск, – прошептал Женя. Губы слушались его с трудом, была сильно нарушена дикция, так что Степа еле разобрал слова. А Женя протянул ему треснувшую коробочку с диском (тоже треснувшим). – Я старался его уберечь, но ничего не вышло. Он налетел так неожиданно.
- Да какой диск к черту! О чем ты вообще думаешь! – заорал Степа. – Давай я помогу тебе подняться…
- Все нормально. Не волнуйся. Я сам.
- Нормально?! – продолжал кричать Степа. – Да ты бы себя только видел!
Степа вообще-то редко срывался на крик. Он ненавидел повышать голос и еще больше ненавидел тех, кто повышал голос на него. Не потому, что это могло как-то задеть его достоинство, просто его слух никак не воспринимал резкие и громкие звуки. Они вызывали только раздражение. Странные мысли вертятся в голове в таких ситуациях, не так ли? Они добрались до кровати, на которую Женя немедленно рухнул, но ложиться не стал. Так и остался сидеть, вытирая рукавом кровь с губ и морщась. Поймав Степин испуганный взгляд, ему удалось даже улыбнуться.
- Не делай такое лицо, – прошептал Женя. – Подумаешь, подрался! Твоему папаше тоже досталось, между прочим, так что лучше бы ты о нем побеспокоился.
Но Степин мозг отказывался воспринимать тот факт, что его отец избил Женю. Отказывался и все тут. Отец мог сколько угодно бить Степу, он бы даже возразить не посмел, но как можно было поднять руку на Женю? Зачем? За что?
- Не надо было тебе приходить тогда ко мне домой, – сказал Степа, садясь рядом. – Я знал, что это плохо закончится. Помнишь, как он на тебя посмотрел тогда? Если бы не мама, еще тогда грохнул бы на месте.
- Не грохнул бы. Просто хотел выместить на мне свою злость. Если бы он хотел убить меня, он бы это сделал, потому что у него была такая возможность. Он напал на меня неожиданно, со спины. Но убивать он меня точно не собирался, расслабься.
Его слова, его голос – на них мог купиться кто угодно. Они успокаивали, внушали доверие и надежду на то, что все будет хорошо и ничего подобного никогда больше не повторится. Степа, конечно, хотел бы поверить, но он слишком привык всю жизнь бояться своего отца, чтобы позволить себе расслабиться сейчас.
- Я принесу бинты и вату, – сказал он тихо.
Женя улыбается и изо всех сил делает вид, что все хорошо. Но Степа знал, что ему больно. Очень больно. А Степа ненавидел боль. Слова «отец» и «боль» давно стали для него синонимами, и это притом, что Степа ненавидел боль, но не испытывал ненависти к своему отцу. Но он не мог простить, что отец причинил боль Жене. Для Степы это было просто верхом несправедливости. Так не должно было случиться. Женя ведь ни в чем не виноват. И Степа вдруг подумал, что он никогда не сможет простить своему отцу Женину боль.
