- Но… а… как же…, – Женя так и не смог произнести связную фразу.

- Но не волнуйся, я как-нибудь с этим разберусь. Я сам виноват, мог и предусмотреть. Так что, если я вдруг заболею, не думай, что я хотел покрасоваться перед тобой, хорошо?

- Хорошо.

- Ну, тогда ладно, – и он ушел в ванную, а Женя еще долго не мог подняться с места, чтобы приготовить поесть. Его больше всего поразила фраза: Я сам виноват, мог бы и предусмотреть.

Чего еще он не знает об этом человеке? Как он вообще может так жить? Как ему удалось не сойти с ума и остаться человеком? Как ему удается сохранять веру, оставаться оптимистом? Как ему удается писать такие стихи? Рисовать, играть на пианино… такой талантливый, разносторонний, но при этом очень цельный человек. И как так получилось, что этот человек стал геем? Было ли это заложено в генах, как твердит прогрессивная наука? Или все-таки виноват отец с его давящим железным воспитанием? Почему же все-таки все пошло не так? И как Степа научился с этим жить? Женя боялся расспрашивать об этом, ведь он сам сделал эту тему больной для них обоих. Степа недолго пробыл в ванной, во всяком случае, не так долго, как следовало бы. Он вышел, одетый в ту же одежду, в которой ночевал тогда у Жени и спросил:

- Можно мне потом постирать свою одежду?

- Конечно можно. Зачем спрашивать?

- А еще у тебя есть какой-нибудь спирт или одеколон? Мне надо уши обработать.

- Да, есть в шкафчике в ванной. Можешь взять.

- Спасибо, – и Степа снова ушел в ванную.

Огромная усталость давала о себе знать. Они помылись и поели с одной единственной мыслью: поскорее лечь спать. Но иногда бывает, что устаешь так сильно, что не можешь заснуть, даже если очень хочешь. Мешает какое-то напряжение, уставшее тело никак не может расслабиться и переключиться в состояние отдыха. Они лежали в постели с фотоаппаратом и смотрели полученные снимки.

- Даже не верится, что это было вчера, – вздохнул Степа. – Кажется, что уже столько времени прошло. Как будто мы неделю бродили в лесах, а теперь вернулись к цивилизации.

- Это точно.

- Как думаешь, кто это был?

Женя сразу понял, о ком Степа спрашивает, потому что и сам нет-нет, да и возвращался мыслями к их ночному гостю. Они не говорили об этом друг с другом, чтобы не нагонять страху, но когда они проснулись утром, никаких следов вокруг их палатки не было. И это притом, что ночью не было снега. Следы должны были в любом случае остаться, потому что сугробы были довольно глубокие, а ходил Ночной гость уверенной походкой и явно не на цыпочках.

- Не знаю, но я уверен лишь в одном: он действительно там был. Мы слышали его шаги, мы видели, как он уходил.

- Может, это призрак?

Женя хотел ответить, что привидений не бывает, но потом подумал, что не может с уверенностью этого утверждать.

- Может быть, – ответил Женя, и Степа посмотрел на него как на психа.

- Ты веришь в привидения?

- Так ты же тоже веришь!

- Я-то само собой, но я не думал, что ты тоже веришь!

Женя усмехнулся.

- Поживешь с тобой и научишься верить во всякую чушь.

В ответ Степа стукнул его.

- И вовсе это не чушь! Все это реальность, только такие твердолобые как ты не хотят этого признавать!

- Да, да, конечно. Все правильно. Я твердолобый, – промурлыкал Женя обнимая его.

- Дурак! Уши больно!

- Ну, извини, извини.

Женя так и уснул, прижавшись к нему. Раньше он ни с кем не позволял себе такой слабости. Но ему так не хотелось отпускать его. Ни на секунду. Ему не хотелось снова остаться одному, в пустой холодной квартире, на этой огромной холодной кровати. Он даже не подозревал, что всегда был один. Даже если рядом были люди, один или много человек, родители, друзья, девушки. Он все равно был один. Раньше он никогда не ощущал и не замечал этого. Но в сердце все равно была какая-то пустота. И теперь она была заполнена.

====== День тридцать седьмой ======

Степа проснулся на несколько минут раньше будильника и сначала никак не мог вспомнить, где находится. Не у себя дома и не в палатке…. А в Жениной квартире, в Жениной кровати… Степа тут же подскочил. В прошлый раз, когда он вот так проснулся в этой кровати, все закончилось очень плохо.

Но потом Степа вспомнил вчерашний вечер и вздохнул с облегчением. Все нормально. Не случилось ничего, за что Женя мог бы его возненавидеть. Тут как раз и зазвонил будильник. Им пора в институт. Конечно, можно было и устроить себе выходной, чтобы восстановить силы, но лучше не расслабляться. Степа выключил будильник, а Женя заворочался в постели.

- Ну, неужели уже пора? – промычал он.

- Пора.

- Я никуда не пойду!

- Чего?

- Не пойду и все! Не хочу!

- Ах так? – Степа сдернул с него одеяло.

Женя свернулся в клубок и пробурчал:

- Ты просто изверг.

Степа улыбнулся. Уже много лет улыбка не появлялась на его губах так легко и свободно. Раньше для этого постоянно приходилось прилагать какие-то усилия. Наспех они выпили кофе с сигаретой, Степа погладил свою рубашку, и они отправились в институт.

- Ну, теперь до среды? – спросил Женя в троллейбусе, когда они подъезжали к своей остановке.

- Да, до среды, – сказал Степа, подумав, что из троллейбуса они выйдут уже незнакомыми людьми. А потом разойдутся в разные стороны. И никому даже в голову не придет, что они знакомы, потому что встреться они случайно в той же столовой, им придется сделать вид, что они видят друг друга впервые. От этого стало как-то неприятно и холодно.

Двери зашипели и открылись.

- Ну, пока, – сказал Женя.

- Пока, – ответил Степа.

Троллейбус остановился, они вышли, и Женя уверенной походкой зашагал в сторону своего корпуса. А Степа еще какое-то время стоял на остановке и смотрел ему вслед. Ему бы хотелось иметь волшебные часы. Нажал кнопочку – и время остановилось. И Женя замер бы на месте, и Степе не пришлось бы смотреть, как он удаляется и терпеть эту невыносимую боль. * * * Когда Степа вернулся из института, отец был уже дома. Видимо, его отпустили с работы пораньше. Ну и влип же ты, Степа. Мать вернется только через час, не раньше. Да за это время он успеет сотворить с тобой все, что захочет. Отец сидел в зале, словно поджидая его. Степа мог бы проскользнуть мимо в свою комнату или запереться в ванной, но Степа презирал трусость. И всячески старался подавить ее в себе. Поэтому Степа разулся, повесил куртку в шкаф и прямиком двинулся в зал. Наверное, отца такое безрассудство тоже удивило, потому что он оторвал от газеты взгляд и посмотрел на Степу, слегка приоткрыв рот.

- Мне нужно с тобой поговорить, – выпалил Степа.

- О чем это? – изумился отец. В его тоне не было ни капли злобы или раздражения, только удивление. И Степа с облегчением заметил, что отец трезв.

Степа набрался смелости и сел рядом на диван.

- Ты хорошо знаешь свою родословную?

- Какое тебе до этого дело-то, я никак не пойму!

- Задали по истории. Я должен все узнать о своих предках, – без зазрения совести соврал Степа. – Может, ты знаешь, у нас в роду были священнослужители?

- Да не знаю я!

- Напряги память! Может, тебе бабушка с дедом что-нибудь рассказывали или прадедушки какие-нибудь, а? Может, была какая-нибудь история, которая тебе особенно запомнилась?

Отец смотрел на него все с тем же изумлением. В этом взгляде ясно читалось: «Ты просто чокнутый». Степа начал отчаиваться. Он ведь знал, что ничего из этого не выйдет. Не стоило даже пытаться. Этот дубина все равно ничего не скажет, даже если знает!

- А откуда ты знаешь? – спросил отец.

- Что знаю? – не понял Степа.

- О том, что мне рассказывали эту историю?

Ага! Попался! Значит он вышел на верный след!

- Я не знаю, просто предположил. Так что за история?

Отец положил газету на колени. Степа сглотнул: либо он сейчас ударит его, либо начнет говорить. Но Степа не боялся рискнуть.

- Когда мне было лет десять, и мы с родителями жили еще в Подмосковье, они часто запугивали меня историей про сумасшедшего монаха из нашего рода…. Не помню, как его звали.