На секунду Женя заглянул ему в глаза. В них были только растерянность и недоумение. Ясно, что Степе еще никто никогда не целовал руки. В его тусклых печальных глазах снова вспыхнуло что-то таинственное и прекрасное.

- Не сердись на меня, – шептал Женя. – Не начинай строить стену…

- Какую еще стену?

- Не важно, какую. Просто не сердись, пожалуйста.

- Я и не сержусь. Просто немного устал и замерз. И еще мне страшно здесь.

- Мне тоже страшно, – сказал Женя, теперь уже без опасения обнимая его. – Страшно, когда ты так отдаляешься от меня.

- Не говори ерунды, – Степа провел рукой по его волосам. – Я не сержусь и не отдаляюсь.

Женя знал, что Степа говорит неправду. Но ему было достаточно и того, что они лежат вот так рядом, и Степа гладит его по волосам. И пусть хоть всю оставшуюся жизнь он не получит от Степы ни одного поцелуя, ему будет достаточно просто быть рядом с ним. Хотя бы быть рядом. Потому что жизни без него для Жени уже не существовало. Перед тем как погрузиться в какой-то бредовый сон, Женя подумал, что Степа так и не сказал, что прощает его.

====== День тридцать шестой ======

Нельзя сказать, что Женя спал. То состояние, в котором он пребывал, было больше похоже на бред. Вместо снов какие-то обрывки, сохранялась частичная ясность сознания, и Женя то и дело открывал глаза и снова погружался в темноту.

А потом он вдруг окончательно проснулся. Так иногда бывает: просто проснешься и не знаешь, от чего. Было темно. Женя глянул на свои часы с фосфоресцирующими стрелками. Еще только час ночи. Степа спит. Его дыхание ровное. Женя не мог понять, почему ему больше не хочется спать. Какое-то смутное ощущение тревоги. Совсем как в детстве, когда родители тушили свет в его комнате. Женя просто лежал какое-то время и прислушивался. А потом он понял, что его разбудило. Это были чьи-то шаги. Женя слышал, как хрустит снег вокруг их палатки. Женю тут же бросило в холодный пот. Он высунул нос из спального мешка и сразу почувствовал, что в палатке очень холодно. Это потому, что она была слегка приоткрыта, словно кто-то заглядывал внутрь и не смог закрыть, как было. Инстинктивно Женя начал шарить рукой под курткой, ища пистолет. Другой рукой он начал расталкивать Степу, который вздрогнул и сразу проснулся.

- Что такое?

- Тс! Прислушайся, – прошептал Женя.

Шаги на какое-то время стихли, но Женя знал, что этот некто просто остановился, словно чего-то ждет. А может, он тоже прислушался? Снег опять заскрипел. Степа вцепился в Женину руку, он тоже заметил, что палатка открыта. Осторожные размеренные шаги. Степины ногти впиваются в Женину кожу, пробуждая воспоминания, до сих пор не дающие ему покоя. Как-то раз Степа уже впивался так в его кожу, на спине даже остались царапины… Они просидели так довольно долго: Женя, выставив вперед пистолет и готовясь пристрелить на месте любого, кто зайдет, а Степа – вцепившись в его руку. Шаги слышались то ближе, то дальше, то замолкали, то возобновлялись снова. Как будто кто-то ходил вокруг их палатки с сантиметром и измерял какие-то расстояния. В какой-то момент Женя почувствовал, что у него уже сейчас рука отвалится держать этот пистолет, и он на пару секунд опустил руку и снова поднял. А потом они ясно услышали, что шаги отдаляются. Все тише, тише… Женя подполз к выходу из палатки и выглянул наружу через неизвестно откуда образовавшуюся щель. Ночь была светлой: луна и ослепительно белый снег. Но, конечно, это была все-таки ночь, и Жене вполне могло показаться, что он видел какую-то темную фигуру, удаляющуюся в лесную чащу. Степа тоже подполз к нему, и Женя уступил ему дорогу, чтобы тот тоже мог посмотреть. Степа прошептал:

- Там кто-то есть. Ты его видел?

Теперь уже Женя не сомневался.

- Да. Видел.

- Чего ему было надо?

- Да кто его знает. Главное, что он ушел…

Однако, оттого, что черная фигура ушла, Жене стало ненамного легче. Ведь она могла в любой момент вернуться. Они так больше и не смогли уснуть этой ночью. Заделали щель в палатке, залезли в мешок и так и просидели до рассвета. Женя не выпускал из рук пистолета, а Степа – Жениной руки (только он уже не впивался в нее как в начале). И только на рассвете, когда в палатку проник слабый свет, Степа и Женя ненадолго отключились. Когда Женя открыл глаза, он ощутил такую сильную резь, что тут же зажмурился снова. Голова раскалывалась. Мысль о том, что надо вставать и искать дорогу, представлялась равной полету на Луну в самодельной ракете. Женя снова открыл глаза и обнаружил, что пистолет все еще лежит в его руке. На часах половина одиннадцатого. Степа тоже заворочался. Еще через несколько секунд он простонал:

- Я сейчас сдохну.

- Надо вставать.

- Сам знаю, – он приподнялся на локтях и посмотрел на Женю одним глазом. – Сколько времени?

Женя сказал, и Степа со вздохом сел. Женя вылез из мешка и вытащил свои носки, которые, как он надеялся, высохнут от тепла. И носки действительно, были теплые, но все еще влажные. Ботинки, наверняка, были в аналогичном состоянии.

- Мне еще никогда так не хотелось курить, – простонал Степа, напяливая свои носки. – Знаешь, наверное, если бы сейчас вернулся «ночной тип», я бы даже глазом не моргнул. Мне уже все равно.

Женя был того же мнения. Он убрал в рюкзак пистолет и представил, как возвращает его дяде со словами: «Мне так и не пришлось его использовать. Зато я почти не выпускал его из рук». Они допили холодный чай и отправились собирать палатку. Снег уже начал подтаивать и превратился в рыхлую водянистую массу. Но Женя был рад даже такой противной погоде, потому что она давала им хоть какой никакой, но шанс выбраться отсюда. Все остальное происходило с ними как в бреду или кошмарном сне. Женя не смог бы восстановить последовательность событий даже под гипнозом. Он помнил только дикое, валящее с ног ощущение усталости. Казалось, что болело все тело, то одновременно, то по очереди: сначала ноги, потом голова, потом глаза и горло. Вооружившись компасом и картой, они долго бродили между деревьями, пока, наконец, не вышли на тропу, по которой шли в церковь. Однако, это не вызвало у них абсолютно никаких эмоций. Все равно что умирающему сказали бы, что он выиграл в лотерею. Всего на дорогу у них ушло три с половиной часа вместо положенных двух, и это не считая того пути, что они проделали вчера, перед тем как заблудиться. Когда они ждали автобус, люди пялились на них как на уродов в цирке. И это не удивительно, учитывая их грязный и мятый вид. Интересно, как на них тогда посмотрят в городе? Ноль эмоций. Ну а когда после долгих скитаний они, наконец, оказались в автобусе, следующем рейсом «Шатура – Москва», Женино сознание отключилось, и он провалился в глубокий сон без сновидений. * * * Сознание снова включилось только, когда Женя сидел за столом в своей кухне. Степа сидел напротив. Он не стал спорить, когда Женя предложил ему остаться у него. Видимо, Женя все-таки заслужил какое-то доверие своим примерным поведением за две ночи в палатке. По дороге они купили целых два блока сигарет, хотя Степа и утверждал, что этого ему будет мало. На деле же оказалось, что хватило и трех штук.

- Я не верю, что мы вернулись, – сказал Степа. Его голос был таким тихим, что Женя почти по губам прочитал эту фразу.

- Иди в ванную первым.

- Почему я?

- Потому что ты сильней меня замерз. И не стесняйся, посиди там подольше, пока окончательно не прогреешься.

- Но ты тоже замерз и…

- Иди говорю! – прикрикнул Женя.

Степа послушно поднялся и поплелся в ванную, чуть прихрамывая. Но на пороге он вдруг остановился и оглянулся на Женю через плечо.

- Только не думай, что я так легко оделся потому, что хотел выпендриться перед тобой. Я никогда не выпендриваюсь.

- Я знаю, – отозвался удивленный Женя.

- Это все отец. Он выкинул мою теплую одежду, чтобы я никуда не ходил.

Степа сказал это таким тоном, словно это было само собой разумеющееся и все родители время от времени так делают. Женя так обалдел, что даже не мог ничего ответить.