- Ты все время упрекаешь меня в том, что я жалею о случившемся, – говоря это, Женя смотрел в сторону. – Но а сам-то ты жалеешь?

- Нет, конечно. Чего мне жалеть? У меня это не оставило никакой травмы, после которой мне требовалась бы длительная реабилитация в обществе прекрасных и развратных дам.

Женя потупился. Он никогда не простит меня. Как же я мог так поступить? Как мог так обидеть его?

- Но, если честно, – продолжал Степа. – Я с самого начала чувствовал, что у нас все так будет. Надеяться на светлую дружбу до гроба можно было сколько угодно, но я все равно знал, что этого не будет.

- Послушай… я хочу, чтобы ты знал. Я действительно не жалею. Ни о чем.

- Ты просто еще ничего не понял. Когда поймешь, начнешь меня ненавидеть, – он говорил это таким холодным тоном, что Жене захотелось развернуть его к себе лицом, посмотреть в глаза и заставить замолчать. Слишком страшные слова слетали с его губ. – Сейчас ты еще не начал осознавать. Осознавать того, что я тебе всю жизнь погубил. И это не просто слова, это правда. Ты вернулся ко мне потому, что с ними ты быть уже не можешь. И никогда не сможешь.

- А ты… знал, что я вернусь?

- Я не знал наверняка. Но теоретически это был один их самых возможных вариантов.

Женю затошнило от мысли, что его поведение можно просчитать теоретически. Он уже не мог удержать следующий вопрос.

- У тебя что, такой большой опыт в этой области?

- Нет, просто я хорошо изучил тебя.

Ответ «нет» не удовлетворил Женино нездоровое любопытство. Но он решил все-таки вовремя заткнуться, потому что этот разговор вел в никуда. Женя вообще не мог не заметить, что в эти последние дни с того момента как они помирились, появилось слишком много разговоров, ведущих в никуда. Появилось отчаяние оттого, что Женя понемногу понимал, что за отношения их ждут, а у Степы появилась непреодолимая ноющая боль оттого, что Женя понимает. Эти чувства могли запросто свести с ума, настолько они были сильными, почти такими же сильными, как их тяга друг к другу. Черная бездна.

*

Когда Женя вновь оказался на свежем воздухе, его тошнило и кружилась голова, ноги были ватными, и при мысли о том, что им сейчас предстоит пересесть еще на один автобус, все эти малоприятные ощущения усиливались многократно. Даже Степа смилостивился над ним и предложил взять к себе в сумку часть его поклажи.

- Мог бы и предупредить, что у тебя такая реакция на автобусы, – сказал Степа. – Поехали бы на электричке.

- На электричке дольше. А нам сейчас каждая минута дорога, – простонал Женя, усаживаясь на лавочку на остановке.

- Да какая разница… Все равно мы сегодня эту церковь не найдем. Заночуем в лесу, а с утра и будем искать. Уже почти четыре. Стемнеет через два часа.

От этого Жене стало немного легче, даже тошнить вроде как перестало. Степа сел рядом и сказал:

- Нам ведь долго ждать придется. Автобусы до Северной Гривы ходят редко. Можно, конечно, попробовать пешком дойти, но я этих мест не знаю…

- Нет! – тут же запротестовал Женя. Лучше уж трястись в ненавистном автобусе, чем тащить все эти килограммы на себе.

- Бедолага, – улыбнулся Степа. – Как я тебя замучил…

Женя тут же попытался придать лицу бодрый вид.

- Нисколько! Просто я не хочу, чтобы мы заблудились. Я, знаешь ли, выносливый!

- А я и не спорю, – отозвался Степа все с той же улыбкой. И Женя еще раз уверился, что Степу переубедить невозможно. Как же ему тогда придется постараться, чтобы снова добиться его доверия? Ох…

Автобусы действительно ходили редко. В этом Степа и Женя убедились уже через полчаса сидения на остановке. Ни восьмого номера, ни девятого. Они курили почти не прекращая, пока Степа, наконец, не засунул пачку во внутренний карман сумки со словами:

- Хватит. Надо еще оставить на вечер.

- А я еще не так давно собирался бросить и начать жить правильной жизнью, – вздохнул Женя, делая последнюю затяжку.

- Ага, а потом ты встретил меня, и все твои мечты пошли прахом.

Женя бросил на него сердитый взгляд.

- Дело не в тебе. А может и в тебе. Ведь девушки не любят курящих парней, а тебе на это по фигу. Ты и сам куришь.

- Да, и, между прочим, сам не знаю, как ко мне могла прицепиться эта дурацкая привычка. Вот ей богу, не знаю. Я всегда был таким правильным, но год назад Маша начала курить вместе со своими подружками, а меня надрал черт попробовать. С тех пор Маша уже бросила, а я вот… – он посмотрел на свою сигарету и с грустью ее выбросил.

- А ты, наверное, был отличником в школе? – спросил Женя.

- Нет. Но и не троечником. У меня большие четверок, чем пятерок. Я всегда больше был занят всякой этой ерундой, наподобие той, какой сейчас занят, так что на уроки оставалось не так много времени.

- А сможешь угадать, как я учился?

- Конечно, а что там гадать. Так же, как я. Без троек, но в основном четверки.

Женя обалдел. Он, почему-то думал, что производит впечатление безответственного двоечника, перебивающегося с двойки на тройку.

- Как ты догадался? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал не слишком ошарашено.

- Да потому что ты не такой как все. Ты хочешь выглядеть безответственным и жутко самоуверенным, но все это напускное и создается тобой лишь для того, чтобы не упасть в глазах своих недалеких друзей. Но на самом деле ты почти всегда учил уроки, читал книги, причем довольно умные, надо заметить. И сейчас в тебе что-то начало открываться, тебе противны и скучны старые приятели и ты понимаешь, что создан для чего-то более стоящего. И поэтому ты со мной. Рядом со мной в тебе открывается что-то, что ты так старательно прятал от других.

Черт, вот лучше бы не спрашивал, честное слово!

- Слушай, – прошептал Женя. – Я тебя уже боюсь.

- Ты сам хотел узнать, – с невозмутимым видом отозвался Степа. – А я всего лишь ответил. И я всегда стараюсь отвечать честно, не зависимо от того, понравится это кому-то или нет…. О! Женя, скорей, это наш автобус!

Женя вздохнул и поднялся со скамьи. Возможно, именно из-за Степиной искренности ему так хотелось быть с ним. Жене никто никогда не говорил правду о нем.

Когда Степа и Женя вступили в долгожданный заветный лес, первая мысль, посетившая их обоих, была примерно следующего содержания: «Вот блин!». Они знали только, что нужно идти семь километров к северу, и еще у них была карта, на которую не стоило возлагать особых надежд, ведь таким тупарям в этом деле даже

GPS

вряд ли помог бы.

- Ну? Где палатку будем ставить? – тут же спросил Женя.

Степа закусил губу.

- Давай пройдемся. Устроимся на первом же понравившемся месте.

Но, как вскоре выяснил Женя, Степе очень трудно угодить. Они бродили, бродили, пока Женя, наконец, не бросил свой рюкзак под дерево и не сказал:

- Все! Я больше с места не сдвинусь!

Степа приподнял бровь:

- А говорил, что выносливый.

- Что-то не припомню, чтобы говорил подобную глупость! Еще немного, и мне инвалидное кресло понадобится!

- Ну, хорошо. Раскладывайся. А я пойду веток для костра наломаю. Нам повезло, что погода сухая, – он бросил сумку на землю и ушел. А Женя, наконец, смог сделать глубокий вдох, не боясь показаться слабаком. Он теперь уже вообще ничего не боялся. Только бы скорее покончить со всем и присесть.

Пока Женя мучился с палаткой (а это по-другому и назвать нельзя), а Степа собирал хворост, уже стемнело, и искать спички им пришлось с фонариком. Но скоро Женина мечта, наконец, сбылась: у них были палатка, костер и сухие бревна, на которые можно было сесть.

- Я так есть хочу, сейчас сдохну, – проворчал он. – Что ты там притащил съедобного?

- Да ничего особенного: всего лишь консервы. А еще, конечно, хлеб, ну и яблоки на десерт.

- Мне все равно, что это. Только доставай живее!

Пока они ели, темнота уже окончательно вступила в свои права, а у костра было так уютно и так весело, что у Жени сразу поднялось настроение. Отличное завершение идиотского дня! Костер – это всегда дух романтики и приключений, всего того, чего так не хватает человеку в его скучной и однообразной повседневной жизни. А здесь: открытое небо над головой, чистый воздух, уже только одного этого было достаточно, чтобы получить незабываемые пьянящие ощущения. Было ли у Жени хоть что-нибудь подобное с кем-нибудь другим? Наверное, если бы было, он бы не чувствовал себя сейчас таким обманутым, словно все предыдущие годы его жизни прошли совершенно напрасно. Что он ничего не сделал, ничего не увидел, и так ничего и не добился, того, чего так хотелось. А чего ему так хотелось? Все еще детские, но от этого не менее реальные мечты о приключениях, чудесах, быть может, даже о чем-то волшебном, на что всегда с завистью смотришь по телевизору. И всякий раз думаешь: ну почему со мной этого не случается? Почему всегда с кем-то другим! А ведь так хочется иногда, чтобы о тебе сняли фильм или написали книгу. Точнее, чтобы твоя жизнь была достойна того, чтобы о ней писать. Женя очень давно уже не задумывался обо всем этом. О чем он вообще думал в последние годы своей жизни? Когда он перестал мечтать? И почему он этого не заметил?