Короткий вздох, Степа бросил на него взволнованный взгляд и снова уставился в стол. То, что сказал сейчас Женя, было равносильно признанию в любви. Это значит, он признает, что влюбился по-настоящему. И Женя прекрасно понимал, что только что сказал. И слова эти были вполне им осознаны. Конечно, это еще не признание в любви, но уже хоть что-то. Потому что Женя знал, что никогда не сможет сказать Степе прямо то, что чувствует. Здесь ему опять же помешают трусость, сомнения, неуверенность в себе (которая никогда раньше не проявлялась) и еще бог знает что. Причин будет много, но самого важного он никогда не сможет сказать. Эта задача для Жени просто непосильна. Ему казалось, что если он попробует произнести: «Я люблю тебя», изо рта вырвется только беззвучное шипение. Для этих слов он всегда будет нем. Остаток вечера они пили чай и обсуждали предстоящий поход. Потом попрощались с Лолой и Жаком, которые еще раз напомнили им о предстоящей свадьбе и еще раз их пригласили. На улице накрапывал мелкий дождь, и им пришлось попрощаться на остановке, обойдясь без походов пешком. Расставаться не хотелось, хотелось сказать: «Пойдем ко мне», но Женя ведь держал слово. Хотя фраза «Пойдем ко мне» еще не означала, что они обязательно переспят. Женя готов был даже научиться вышивать крестиком, только чтобы Степа был рядом.

- Я так хочу, чтобы ты снова почитал мне, – вздохнул он.

- Сам виноват, – Степа хмыкнул.

Дуется, подумал Женя. Все еще дуется. Что бы я ни говорил ему, он все равно обижается на меня. Конечно, ведь это всего лишь слова. Однажды я уже обманул его. Для веры ведь нужны поступки. Женя огляделся. Темно, пустая остановка, закрытый на все ставни одинокий киоск… Не долго думая, Женя схватил Степу за рукав и потащил за собой.

- Эй! Да ты чего? Пусти! – был ему ответ.

Но Женя не пустил. Он затащил Степу за киоск, где их никто не мог увидеть, прижал к стене и начал целовать. Это был как раз тот поступок, отважившись на который, можно заслужить хоть маленькую толику прощения. Первые несколько секунд Степа пытался сопротивляться. Он явно был сердит и не хотел, чтобы с ним так обращались. Точнее, он думал, что не хочет. Да, Женя раньше ни с кем не позволял себе такую настойчивость, но это был особый случай. Надо бороться с трусостью, иначе она всю его жизнь испортит. Когда они остановились, чтобы отдышаться, Степа выдохнул (уже явно не такой сердитый):

- Нас же могут увидеть! О чем ты думаешь?

- О тебе. И больше ни о чем.

И это было чистой правдой. Они проторчали за киоском довольно долго, потому что слишком трудно было остановиться. Горячие губы, ледяной воздух, ветер и капли дождя, теплые руки, обхватившие Женину шею. Лед и пламя. Надежда и отчаяние. И чудовищная, всепоглощающая, исступленная любовь.

====== День тридцать третий ======

Женя курил на балконе, когда зазвонил телефон, поэтому он не сразу его услышал. Снимать трубку жутко не хотелось, потому что это могли звонить его институтские друзья с различными предложениями по поводу проведения выходных. Как жаль, что он не может сказать сам про себя: «Его нет дома». Пора бы купить автоответчик…

Однако, это оказалась его мать.

- Ты как там, сынок? Совсем пропал, не звонишь, не заходишь. Может, что-то случилось?

Да уж, случилось, подумал Женя. Очень даже случилось. Если бы ты только знала…

- Нет. Все в порядке, просто у меня совсем ни на что времени не остается.

- Мы с отцом волнуемся за тебя…

Эта ее фраза «мы с отцом» употреблялась ей с завидной регулярностью. Она никогда не сказала бы «отец волнуется». Она никогда не произносила слово отец без местоимения «мы», словно без нее он и не существовал вовсе. Иногда Жене просто казалось, что у него и нет отца, только одна лишь тень его матери.

- Я только хочу, чтобы ты был осторожен… Мы доверили тебе жить одному и хотим, чтобы ты проявил себя взрослым и ответственным человеком. Ты ведь прекрасно знаешь, какие безнравственные современные девушки, будь с ними осторожен! Не води их к себе домой, это может быть опасно, можно подцепить какую угодно заразу…

- Мам! Ну, перестань!

- Ладно, раз мы на это пошли, придется доверять тебе. И чтобы мы не волновались, звони хотя бы иногда.

Когда Женя положил трубку, он подумал: «Как же мало она обо мне знает». Она не знает почти ничего. Даже не догадывается, о чем я думаю сейчас. Интересно, что с ней будет, когда мне придется в один прекрасный день все ей рассказать? Женя знал, что он сам себя обрекает на одиночество и непонимание. Родители уже ничего не смогут ему посоветовать, а ему иногда так этого хочется: просто спросить совета.

====== День тридцать четвертый ======

Сегодня пары тянулись для Жени долго как никогда. Они договорились встретиться со Степой в час на автовокзале. Раньше не получалось никак. Степа ныл, что у него очень важные пары с утра, и даже ради чуда, он пропускать их не будет. И раз уж они все равно едут с ночевкой, не все ли равно, во сколько. А на завтра синоптики уже понообещали таких страстей, что Женя вообще сомневался, что они из этого похода вернутся.

Заскочив домой и взяв рюкзак, который весил пять тонн, никак не меньше, Женя побежал (быстро настолько, насколько это возможно с пятитонным рюкзаком) на автовокзал. Степа уже ждал его, и когда он заметил пыхтящего и надрывающегося Женю, лицо его озарила улыбка.

- Чего ты радуешься? – прошипел Женя. – Не хочешь помочь? Эта палатка просто нечто!

- Не, не хочу. Тащи сам. А то я фотик раздавлю.

- Издеваешься?

- Ага, – Степа улыбнулся еще шире.

Ладно, решил Женя, так мне и надо.

- Какой у нас рейс? – спросил Степа беззаботным тоном.

- Москва-Шатура… А тебе, по-моему, стоило потеплей одеться… – Женя смерил взглядом Степину легкую, совсем не зимнюю куртку, драные джинсы и кеды. Взгляд невольно остановился на шарфе, завязанном с необычайной тщательностью и аккуратностью, выпадающей из общего небрежного стиля.

- Чем богат, тем и рад, – ответил Степа. Он хотел что-то еще сказать, но осекся, заметил пристальный Женин взгляд. – Тебя действительно это так смущает?

- Знаешь… я просто… никак не могу понять, – Женя сделал над собой усилие и поднял взгляд. – Почему ты такой… такой добрый, чистый, светлый… почему не озлобился на весь мир из-за такого к себе отношения?

Степа никак не ожидал этого вопроса.

- Просто я такой, какой есть. Вот и все. Да и какой смысл в том, чтобы ненавидеть весь мир?

А Женя никак не ожидал этого ответа. Просто я такой, какой есть. Вот и все. А действительно, какой смысл? Ведь мир чаще всего отвечает тебе взаимностью. В автобусе Степа, конечно, занял место у окошка, точнее даже Женя сам ему это место уступил. Им предстояло провести в автобусе два часа, а потом так вообще сплошная неизвестность. Снова автобус, долгий путь пешком, да и палатку раскладывать часа два, не меньше. Так что, Жене было из-за чего понервничать. Он ощущал над собой эту ответственность. Он отвечал за этого наивного и в чем-то так и оставшегося ребенком парня.

- Слушай, Жень…

- Да?

- А у тебя есть друзья? Я имею в виду настоящих друзей, может кого-то из школы… а?

Жене никогда не приходилось отвечать на этот вопрос, вообще никогда, поэтому это моментально вывело его из равновесия. Женя, конечно, знал, что такое настоящий друг, но знал не по своему опыту, а по тому, что слышал от других, читал в книгах (преимущественно в классике) или видел в каком-нибудь геройском кино.

- Нет, боюсь, что нет, – ответил он, наконец. – У меня нет настоящих друзей.

- Но как же так? – Степа был совершенно искренне удивлен.

- Ну, вот так. Не повезло мне. Может, просто дружил не с теми, не знаю, в чем тут дело. А почему ты вдруг спрашиваешь?

- Просто мне всегда хотелось, чтобы у меня были настоящие друзья. Такие, которые умрут за тебя и прочая фигня. Такие, с которыми можно поговорить о чем угодно, на которых можно положиться всегда и во всем. И я надеялся, что мы с тобой станем со временем настоящими друзьями. Но… все вышло не совсем так.