XVII

века были князья Голицыны, богатейшие люди своего времени. Несколько поколений этих князей и других родовитых бояр покоилось на кладбище при погосте. Вплоть до революции кладбище содержалось в полном порядке, а на множестве богатых мраморных и гранитных надгробий хранились надписи: «граф», «князь», «купец» и т.д.» «В 1953-м году все находящиеся в этих лесах деревни были уничтожены, а гражданское население переселено в другие места по причине формирования военного полигона». Но особенно Степу добила следующая фраза: «В настоящее время в этом огромном лесном массиве нет ни деревень, ни полигона, именно поэтому это местечко привлекает ценителей нетронутой природы и искателей приключений». Его желание попасть туда сразу многократно увеличилось. А после того, как Степа просмотрел несколько десятков фотографий потрясающих видов тех мест и самой церкви, он чуть не завыл. Но туда слишком сложно добираться, а у него нет совершенно никакого опыта в этом деле. Не будет же он в одиночестве скитаться по лесу в поисках заброшенной церкви, которую можно увидеть только в непосредственной близости! Конечно, он мог бы раздобыть старые карты (потому что на новых картах это место уже не обозначено), но у него еще не было денег на дорогу. Степа потратил свои последние деньги на серьги и тату. Да, пожалуй, он тогда слегка погорячился… И что ему теперь делать? Денег можно попросить у матери, она не откажет, но он не может идти туда один. Особенно после страшных Интернетовских легенд о том, что в тех местах все время пропадают люди. Степа не хотел сгинуть по глупости, потому что у него была цель и твердая решимость ее осуществить. Как же ему сейчас не хватало Маши, с ее азартом и готовностью поддержать любую его дурацкую затею. Они могли бы отправиться туда вместе… Но Степа не хотел ей звонить, потому что не считал себя виноватым перед ней. Она сама напала на него неизвестно зачем, с такими упреками, словно он ей что-то должен, и Степина гордость кричала изо всех сил, что лучше быть одному, чем сделать первый шаг к примирению. Что ж… Значит, с церковью придется подождать.

*ПРИДЕ́Л — боковая часть храма, примыкающая к гл. церк. зданию или входящая в его объем. (прим. авт.)

====== День двадцать седьмой – День двадцать девятый ======

День двадцать седьмой

Еще даже не наступила ночь, а Женя уже был пьян, и в его постели уже лежала девица со странным именем (или прозвищем), которое он никак не мог запомнить. Она спала, и на ней не было ничего, кроме ее ужасных гремучих браслетов. Они были большие, железные, и страшно действовали Жене на нервы, когда ударялись друг о друга.

Как же его все это достало. Снова появилось то ощущение, которое преследовало его некоторое время до знакомства со Степой. И ощущение это выражалось в трех словах: «хочу чего-то другого». Со Степой он в полной мере испытал это другое, и теперь начинал понимать, что возвращение к прежней жизни для него уже невозможно. Это было нелегко принять. ОЧЕНЬ НЕЛЕГКО. Женя вспоминал Степины советы: «В тебе определенно происходят какие-то изменения. Пускай ты сам еще ничего не осознаешь, но ты чувствуешь, что они происходят. И от этого тебе страшно. От неизвестности. Просто попробуй успокоиться и подождать, что будет дальше. Настанет день, когда ты сможешь ответить на все свои вопросы». Да уж, изменения происходили, но еще не настал тот день, когда Женя может ответить на все вопросы. Но ему нужны были ответы. Когда девица проснулась, Женя с руганью выгнал ее и взял с полки книгу, принесенную сегодня из библиотеки. Когда Степа читал ему, Жене казалось, что никакие ответы ему и не нужны, что он и так все знает. Может, этот фокус пройдет еще раз? Когда друзья звали его в клуб, Женя отказался. Ему просто хотелось почитать. День двадцать восьмой Ноги сами привели его сюда. Степа не выносил выходные, потому что отец все время был дома, а мать ходила по магазинам и наведывалась в гости к подругам. Вот и в эту субботу, как только мать начала собираться, Степа оделся быстрее ее и убежал, сказав, что идет в библиотеку. А на самом деле пришел сюда, в этот парк, к этой лавочке. Он сел, подобрал под себя ноги и открыл блокнот, как в тот день, но так и не смог ничего записать. Степа больше не мог прятаться от своего чувства. Никакой Иисус и никакая заброшенная церковь не могли помочь ему в этом. Вера в чудо не спасала его. И сейчас он пришел сюда, где был Женин призрак, где его образ особенно ярко оживал в его сознании. Он так скучал. Он уже даже больше не злился, тоска вытеснила всю обиду. Вчера он сделал небольшое усилие над собой и целый день не включал компьютер, а когда сегодня утром обнаружил, что никаких новых сообщений нет, боль стала такой сильной, что он просто уже не мог ее игнорировать. Наверное, поэтому он и пришел сюда. Это место внушало ему надежду, потому что именно здесь случилось главное чудо его жизни. Но чудеса – вещь изменчивая, и Женя не появится здесь, если Степа будет сидеть и думать о нем. И ничего с этим уже не поделаешь. День двадцать девятый Свернувшись в позе эмбриона, Женя снова лежал на полу. Он больше нигде не мог лежать. Он возненавидел свою кровать и всю свою пустую темную квартиру. Он не стал задвигать шторы, не стал включать свет, позволив темноте проникнуть в его комнату, в него самого, в его сердце и душу. Он больше не хотел прятаться. Быть может, это называется «сломался», но к Жене больше подходило слово «примирился». Женя еще многого не понимал, но ответы были уже совсем близко, они, подобно окружающему его сигаретному дыму, оседали в воздухе. Он почти видел их. И одно Женя знал уже совершенно точно: он не может жить без Степы. Каждый новый день без него убивает. И этому можно сопротивляться сколько угодно, но в итоге все равно будешь лежать вот так на полу и чувствовать текущие по щекам упрямые слезы.

====== День тридцатый ======

Степины глаза устали и начали слезиться, потому что он уже несколько часов не отходил от монитора. Он был занят вычислением верного маршрута до своей заброшенной церкви. Выписывал из Интернета в блокнот кое-какие сведения обо всех автобусах и электричках, идущих туда, изучал разные варианты маршрутов, подыскивая наиболее удобный для себя.

Пока что ему ничего выбрать не удалось, но сам процесс оказывал на него благотворное влияние, помогая Степе почувствовать, что он не сидит на месте, а продвигается к своей зыбкой, почти незаметной, но все же цели. Он на секунду отвлекся и потер уставшие глаза большим и указательным пальцами правой руки. Посмотрел на часы. Ровно восемь. На улице темно и шумит дождь, но Степа не задергивал шторы. Ему нравилось наблюдать за стекающими по темному стеклу потоками прозрачной воды. Когда раздался звонок в дверь, Степа подумал, что это вернулась, что-то забыв, соседка, заходившая к ним несколько минут назад. Но потом Степа услышал голос своей матери:

- Степа, к тебе пришли!

Степа не думал ни о чем, когда вставал со стула, не думал ни о чем, когда шел в коридор. В его голове была совершенная, очевидная, удручающая пустота. Поэтому, когда Степа увидел топчущегося в коридоре и слегка подмокшего Женю, это стало для него настоящим потрясением.

- Сынок, что случилось? Ты не хочешь предложить своему другу войти?

Но Степа не мог ничего сказать. Он бы так вечность простоял, если бы не появился отец. Он вышел из зала, со старой газетой в руках, видимо намереваясь ее выбросить, но так и застыл на месте, увидев Женю. По истине немая сцена. Увидев выражение лица своего отца, его дикие глаза и побелевшие губы, Степа сразу сумел взять себя в руки. Он тихо сказал:

- Пойдем. В мою комнату.

Женя разулся, повесил куртку на вешалку. Такие обычные движения, но Степа мог бы наблюдать за ним вечно. Ему хотелось просто смотреть на него. И сразу стало все равно. Все равно, что подумает отец, все равно, зачем пришел Женя, главное, что можно просто посмотреть на него. А потом они молча прошли в его комнату. Степа шел впереди и не верил, что слышит звук Жениных шагов за спиной. Он боялся, что если обернется сейчас, Женя исчезнет, как Иисус в его сне. Но Женя был сейчас здесь, это был не призрак и не оживший образ его сознания. Он стоял посреди его комнаты и не знал, куда девать взгляд. Капельки дождевой воды стекали с его волос на лицо. Степа закрыл дверь и заключил: