На моих глазах вдруг выступили слёзы и не упали только потому, что я побоялась, как бы они не попали в уши. Нет. Ты не можешь ответить мне тем же, думала я. Потому что ты даже понятия не имеешь. В горле стояла безысходность, и дышать вдруг стало трудно.

- Я знаю, ты уже давно хочешь узнать всё это, - продолжала она. – Потому что, что бы там ни говорила Маша, есть вещи, которые тебе лучше услышать от меня. Кстати, что она тебе говорила?

- Когда говорила? – спросила я осипшим голосом.

- Ну, вообще. Что она говорила обо мне? Только честно.

Я вздохнула. Честно, так честно.

- Она сказала, что ты постоянно водишь к себе девушек, постоянно разных, и обманываешь своего парня, который даже не догадывается ни о чём.

- Ух ты! Ничего себе! – искренне поразилась Диана. – Продолжай, очень интересно.

- Говорила, что ты легко располагаешь к себе людей, а потом отталкиваешь их, когда они надоедают тебе.

Диана молчала. Мне показалось, что это замечание сильно задело её, намного сильнее, чем про девушек и обманутого парня.

- Ладно, - сказала она. – Достаточно пока. Скажу вот что: это ложь. Можешь верить мне или Маше, это твоё дело. Но это действительно не так.

- Я верю тебе.

- Во-первых, у меня нет никакого парня. И никогда не было, потому что мужчины мне абсолютно безразличны. Но это ты уже знаешь. Единственный мужчина, с которым я поддерживаю хорошие отношения – это Максим, мой одногруппник. Мы с ним просто друзья, но он часто приходит ко мне в гости, мы гуляем вместе, делаем всякие фотки и другие штуки, которые интересны только фотографам. В общем, проводим много времени вместе. Но, конечно, Маша могла сделать свои выводы.

Во-вторых, я действительно часто привожу к себе домой девушек. Опять же по учебным делам. Делаю фотки, болтаю с ними и пою их чаем, как платой за то, что похищаю их образы и бесконечно слеплю вспышками. Знаешь, позировать на камеру не всем нравится. В общем, с этими девушками у меня отношения исключительно деловые.

В-третьих, девушка у меня была всего одна. И ты её видела. Её зовут Вика.

И тут она замолчала и молчала какое-то время, словно собираясь с силами. Я не торопила её. Имя «Вика» так и повисло в комнате. Оно как будто висело между нами.

А потом Диана продолжила, и голос её показался мне каким-то странным. И я поняла, что молчала она так долго, потому что сдерживала слёзы.

- Её зовут Вика, - снова повторила она. – В июне ей исполнится двадцать пять. Она любит чёрно-белые фильмы и Одри Хепберн. И бельгийский шоколад. И сигареты с чёрным кофе без сахара.

Мы познакомились, когда я заканчивала школу. В то время я была влюблена в свою одноклассницу, без всякой надежды на взаимность, и очень переживала по этому поводу, потому что мы собирались поступать в разные вузы. Я бегала за ней, она – от меня. Я чувствовала себя отвергнутой лесбиянкой, ненавидящей весь этот гетеросексуальный мир, слушала тяжёлую музыку и со всеми дралась, вела себя как мальчишка, выражая таким образом свой протест. Короче говоря, глупо и бездарно проводила время, пока мои сверстники в поте лица готовились к вступительным экзаменам.

Был замечательный весенний день, и я прогуливала уроки, потому что была не готова к контрольной по алгебре. Настроение у меня было прескверное, ибо накануне меня в очередной раз отвергли, и я шла теперь по улице, со свирепым видом пиная камешки и всякий мусор.

А потом кто-то вдруг спросил над самым моим ухом:

- Неудачный день?

Я оглянулась и увидела её. Потом я узнала, что Вика уже давно шла за мной и с улыбкой наблюдала, как я злюсь. Ей казалось, что когда я начинаю злиться, я становлюсь очень забавной.

Она смотрела на меня и улыбалась. А мне казалось, что я перенеслась в прошлое лет на пятьдесят. Вика выглядела так, словно сошла с чёрно-белой фотографии шестидесятых годов. Первое, на что я обратила внимание – это её стрелки на глазах и длиннющие пушистые ресницы. У неё был гипнотизирующий взгляд. Одета она была в лёгкую белую блузку из какой-то летящей ткани и чёрные брюки с широким блестящим поясом с огромной пряжкой, подчёркивающим тонкую талию, хрупкость и худобу. Она вся была такой тоненькой и изящной, как веточка.

И я пялилась на неё во все глаза, в открытую разглядывала, как ещё никого не разглядывала.

Она подняла голову, щурясь от солнца и убирая пряди с лица, и сказала:

- Посмотри на небо.

С трудом я оторвала от неё взгляд и тоже подняла голову. Небо было чистым-чистым, голубым, ясным. И по небу летели птицы. Большая стая птиц, шумная, крикливая, такая далёкая и какая-то по-настоящему весенняя.

- Красиво, правда? – спросила она.

И я думала, что да, очень красиво, но, посмотрев в её глаза, снова не смогла ничего сказать. Такого со мной никогда не было.

Вика засмеялась.

- Ты вообще разговариваешь? – спросила она.

- Редко, - ответила я. – Вообще-то, я не очень разговорчивая.

- А со мной не хочешь поговорить? – она смотрела прямо на меня, как обычно не смотрят на незнакомых людей. Она смотрела зазывающе. – Или ты куда-то торопишься?

- Нет. Не тороплюсь. По правде говоря, я прогуливаю школу…

Так мы познакомились. Очень легко, как будто двое старых друзей, встретившихся в шумной толпе, решили поговорить.

Вика стала вторым человеком, которому я могла доверять. А первой всегда была Маша. Знаешь, ведь до того, как я встретилась с Викой, у нас были идеальные отношения двух любящих сестёр. Маша знала, что я не такая, как другие девочки, но никогда не осуждала меня. Может, была ещё слишком мала, может, думала, что со временем у меня это пройдёт, а может, просто не совсем понимала, что это вообще такое. Иногда я даже думаю, что, если бы не Вика, всё так и продолжалось бы без лишних вопросов и обвинений. Я сама всё испортила. Только я виновата в том, что Маша сейчас ненавидит меня. Это ты тоже должна знать, Аня.

И в то время, пока моя сестра росла, всё больше впитывая в себя своим детским воображением крупицы религии и церковные догматы, мы с Викой предавались настоящему разврату.

Мы с ума сходили друг от друга. На самом деле, я просто голову теряла, когда видела её.

Вика многому меня научила, приучила к тому, чем интересовалась сама. Она действительно умела менять людей под себя, и меня также изменила до неузнаваемости за эти три года. Как скульптор она вылепила из бесформенного куска глины, которым я являлась в свои семнадцать лет, ту, какая я есть сейчас. Между мной прежней и мной теперешней лежит огромная пропасть, в которую мне даже страшно заглянуть.

Вика считала, что девушке не следует вести себя как парню. Что при любых обстоятельствах она должна сохранять женственность и грацию. Она наряжала меня в юбки и платья, и сначала я чувствовала себя в них ужасно глупо, а потом, сама не заметила, как привыкла. Она заплетала мои волосы в косы, укладывала в какие-то сложные причёски, и мне очень нравилось, когда она колдовала надо мной с расчёской. А потом я вдруг сама научилась красиво укладывать свои волосы.

Она работала над моими привычками, манерами и вкусами, пока в итоге не добилась того результата, которого желала. А я так любила её, что из кожи вон лезла, только бы угодить, стать такой, какой она хочет меня видеть.

Со временем я стала похожей на неё. И сейчас ты видишь перед собой результат её безупречной работы. Я уже с трудом помню, какая я на самом деле, я теперь только её тень, ничего больше.

Вика никогда не была такой, как я. В том плане, что ей нравились мужчины. Женщины тоже, но мужчины больше. До встречи со мной она была весьма неразборчивой в связях, так что, три года, проведённые со мной, стали для неё своеобразным рекордом верности.

Но я всегда знала, что это не навсегда. Вика сама частенько говорила:

- Мне хорошо с тобой, но ты должна понимать, что я не смогу так всю жизнь.

Возможно, её первоначальным намерением было всего лишь развлечься со мной, но развлечение затянулось и причинило нам обеим много боли. Бесконечно много.